Цена жалости - Дмитрий Мануйлов Страница 2

– Почему бы и нет.

– Тпррру! – возница натянул поводья, останавливая повозку. Отец спрыгнул с лошади, привязал её к телеге и пару раз дёрнул за верёвку, проверяя надёжность узла. Удовлетворённо кивнув, он пересадил Гемрика в повозку. Мальчик с наслаждением растянулся прямо на сене, почти не замечая, как края соломы цепляется за полу его плаща. Сам отец умостился рядом с возницей.

– А что у вас там, в Ветлице-то? – поинтересовался мужичок, хлестнув лошадей поводьями. Телега скрипнула колесами и тронулась в путь.

– Родственники, – коротко ответил отец, а затем, помолчав с пару секунд, добавил: – Путешествуем мы.

Возница покачал головой:

– Опасное, скажу я вам, выбрали вы время для путешествий. Неспокойное. В последние дни много стало королевских отрядов, разъезжающих по трактам. Говорят, – сказал он чуть тише, – мятеж зреет. Не все, значит, довольны королём-то.

– Да, – согласился отец. – Не все.

– Оброки эти, конечно… – вздохнул возница. – Опять подняли, чтоб их. В прошлом году мне, чтоб расплатиться с королевскими сборщиками, пришлось чуть ли не половину скотины своей продать. А с другой стороны, так где ж лучше-то? Всем тяжело. Время нынче такое.

– А что, много королевских отрядов на тракте?

– Я сам видел несколько, – мужчина почесал внушительный живот, – проезжали тут давеча. Ловят неугодных королю, значит. А может, налоги трясут, кто ж их знает. Люди поговаривают, что видели дым с той стороны, где, значит, особняк нашего господина обретается. Но мне так кажется, враки всё это. Всякому ж известно, что без толку это. Так что не стал бы наш граф супротив короля-то восставать.

– Верно. Не стал бы.

Дальнейший разговор ускользнул от внимания Гемрика. Монотонное покачивание телеги убаюкало его, и мальчик уснул.

Ближе к вечеру повозка подъехала к деревушке всего в пару десятков домов, выглядевших настолько ветхими, что казалось, будто они пошатываются от ветра. С одной стороны селение опоясывала небольшая река, больше напоминающая чересчур разлившийся грязный ручей, в котором время от времени проплывал какой-то мусор. Гемрик проснулся, когда телега, поскрипывая и громко чавкая на куче навоза, преодолела узкий мост.

– Вот, значит, тут я живу, – возница махнул рукой на огороженный щербатым забором дворик в конце улицы, где располагались одноэтажные, сложенные из разного размера подгнивших брёвен дом и сарай с прохудившейся крышей. – Слушайте, может, останетесь? А то уж ночь, считай, наступила, а до Ветлицы-то путь неблизкий. В доме у меня места нет, правда, – он развёл руки в извиняющемся жесте, – но вы можете переночевать в сарае. Всё ж лучше, чем под открытым небом!

Гемрику очень хотелось, чтобы отец согласился и они наконец поспали в тепле, однако в этот день его мечте не суждено было сбыться.

– Осталось всего несколько миль, – ответил отец, – если поторопиться, справимся до полуночи.

Ворота распахнулись, огласив улицу протяжным, ввинчивающимся в мозг скрипом ржавых петель. Гемрик увидел двух детей постарше него – девочку и мальчика, торопливо толкающих створки. Одежда на них была изрядно поношена и сверкала многочисленными заплатками, но, по крайней мере, выглядела относительно чистой.

– Ну, как знаете, – мужчина спрыгнул с телеги, почти не подняв в воздух пыли – двор был тщательно подметён. Дети тут же с радостным верещанием бросились к нему, и он присел на корточки, обнимая их:

– Привет, сорванцы. Бегите, скажите маме, чтобы накрывала на стол, – он повернулся к отцу Гемрика: – От ужина-то хоть не откажетесь?

Как только разговор коснулся еды, живот Гемрика жалобно заурчал. Это и определило дальнейшую судьбу вечера. Отец, вздохнув, согласился:

– Да, поесть было бы здорово. Спасибо.

– Пожалуйста, – улыбнулся мужчина, потерев живот. Гемрик заметил, что он делал это всякий раз, когда был доволен. – Законы гостеприимства, значится, никто не отменял. Как зовут-то тебя, странник?

– Лервес, – быстро шагнув к сыну и приобняв его за плечо, произнёс отец Гемрика. Мальчик повернул голову: он никогда не обращался к отцу по имени, но знал, что зовут его вовсе не Лервесом. Рука отца стиснула его плечо – куда сильнее, чем при наполненном отеческой любовью объятии.

– А это Галверн, племянник мой, – пояснил отец, путая мальчика ещё больше. Так звали начальника стражи в их замке, но никак не его, Гемрика.

Отец продолжил говорить в непривычной, простецкой манере:

– Сестры моей сын, значит.

– А я – Кель, – полный мужчина протянул грязную ладонь отцу Гемрика, и тот, нисколько не показав брезгливости, с готовностью ответил на рукопожатие. – Ну, пошли в дом.

– А лошади?

– Ничего, расседлаю их после ужина. Все