Дневник написанный кем-то - Алексей Олегович Торопченов Страница 2

Андреем лежало еще с десяток детей. Андрей отвел взгляд строну не освещённой палаты, в самом дальнем углу над кокой Майи Антоновой чах худощавый мужчина в черном длинном плаще до колен. С неким нездоровым желанием он медленно водил тощей ладонью по обнажённой стопе бедной девочки. В диком ужасе не подовая ни единого шума Андрей пытался разглядеть силуэт. Эта фигура казалось ему очень знакомой он из-за всех сил старался разглядеть сквозь заплывший глаз незваного гостя. Но из коридора послышался голос смотрящего надзирателя и худощавой силуэт быстро нырнул в темный коридор и расплылся темноте.

Тлеющий окурок сигареты, зажатый между средним и указательным пальцем опоясывающим жаром, неожиданно обжег Андрею его конечности. Он с резким всхлипом от неожиданности открыл глаза и небрежно бросил бычок в сторону урны. Потирая обожжённые пальцы Андрей вновь неторопливо полез в карман за сигаретами. Достав пачку, он вытащил белую сигаретку и обернулся на пустующую часть скамьи. Его черты лица вздрогнули от еще более неожиданного казуса. Рядом с ним в неподвижной позе восседал пожилой мужчина на вид лет пятидесяти, в строгом черном костюме и в до блеска отлакированных черных туфлях. В его руках упираясь в сухую знойную землю виднелась трость с изображением на рукояти какой-то черной похожей на пуделя собаки. Невзирая на довольно жаркую погоду его плечи покрывало черное кожаное пальто. А руки укрывали черные кожаные перчатки. Поверх одной из которых на мизинце правой руки красовался серебряный перстень с драгоценным камнем.

Незнакомец смотрел в пустошь зарослей неухоженной аллеи. Его густые брови были нахмурены. Каждая морщинка его лица выражало негодование и всю эту городскую эпопею озаботившихся людей, погрязших в крови собственного обмана и сладкого греха.

— «Эта пуща, плюща есть вы» — четко и грубо произнес он все также не отводя взора от зарослей.

Андрей, недоумевая о происходящем продолжал смотреть на незнакомца. Он как будто застыл во времени и на протяжении нескольких мгновений не отрывал взгляда от загадочного гостя.

— «Прошу прощения, что?» — с большим трудом проронил Андрей.

— «Вы есть пуща»— с такой же грубостью ответил незнакомец.

«Вы безымянный отравный плющ этих зарослей. Такой же огромный и такой же бесполезный. Вам дан ум, вам дан язык! А вы протираете здесь свою задницу пуская дым в небытие этих и без того гнилых деревьев и к тому же не осведомились предложить мне закурить вместе свами.»

Андрей неловким движением протянул сигарету незнакомцу. Не отрывая опустошённые глаза от изумления.

Голова неизвестного резко повернулась в сторону Андрея. Андрей все также окаменело смотрел на него. Их взгляды встретились. Лазурные голубые словно океан глаза пронзали душу ничего не понимающего Андрея. Эти глаза казались ему слишком знакомы и слишком пугающими. В них не было ничего кроме полной пустоты и блеклых бликов отражённого в луже солнца.

— «Вы горазды на большее чем просто протянуть мне сигарету сударь! Ответьте мне на вопрос кто по-вашему есть Плющ,»

— «Плющ это растение» — не самовольно сказал Андрей.

— «Плющ это есть оружие и снисхождение непокаянных» — буркнул неизвестный.

Андрей вжался в спинку деревянной лавки. Его ладони подсознательно сжались в кулаки.

Не морочьте мне голову кто вы? — прокричал Андрей с большой неосознанной злобой

«Я тот, кто знает. И тот, кто обречен…Я некто темный и недосягаемый для вас…»-блекло отозвался незнакомец.

Андрей отвернул голову в сторону и потер глаза кончиками длинных эталонных пальцев.

«Где я видел эти глаза, где я их видел…»-подумал про себя Андрей и сказал — «Каждый из нас в этом городе увы по-своему безнадежен или обречен на какую-то предначертанную ему учесть. Хоть и ныне принято говорить, что каждый в ответе за свою судьбу сам. Но классовые ячейки общества давят на выше сказанные слова так сильно, на сколько это возможно.»

Незнакомец ехидно ухмыльнулся, перекладывая трость из одной руки в другую. Он вновь уставился в запущенные заросли и промолвил. — «В нынешнем многообразии демократизма классовый сегмент придает стремление человеку и толкает его на те или иные вещи. Будут они верны или же плачевны выбирать лишь самому человеку. И этот срок выбора своего пути будет длится до самого конца жизни и до начала великого суда Господня.»

Андрей вновь очумело уставился на незнакомца. Он был полностью ошарашен. Высказывание незнакомца несколько не пошатнуло его убеждения, но взбудоражило их на столько, что, не выдержав он прокричал. — «Господа? Не смешите меня!»

Незнакомец вновь повернул голову в сторону Андрея. И уставил свой взгляд в его разъярённые глаза. Цвет глаз незнакомца стал напоминать серую массу небесных туч, от прежнего голубого лазурного взгляда остались лишь те же блики отражённых луж.

«Не уж-то вы не веруете в Бога?»— вопросил незнакомец с решительным интересом.

Андрей некоторое время завис в одной позе, не говоря ни слова. Перед ним были серые глаза покойного друга из интерната Роберта Волонски. Именно с таким взглядом Роберт погиб на его глазах. На мгновение в голове Андрея проскочило воспоминание о том трагичном дне.

Роберта вместе с ним тащили по длинному коридору учреждения. Побег вновь был плачевен. За Андреем вместе с ним по полу тащился след свежей крови. Их небрежно затащили в общую комнату к остальным детям. И принялись публично избивать. Тем самым давая понять другим малолеткам, какие будут последствия последующих побегов. После недолгого кровопролития их обоих оставили на полу читая нотации в достаточно грубой форме.

Андрей уже только очнулся в госпитале от пронзительного крика Роберта. Роберт забился в углу около распахнутого окна, его окружили педагоги, медсестры и надзиратели. У Роберта в руке был спёртый им кухонный ножик. Он пронзительно кричал «Лучше убийте, но я порешу! Он где-то тут я знаю!» Роберт кричал, хлопая своими серыми плачущими глазами. Он вспрыгнул на хилый подоконник и подобно самураю на которого он всей своей детской душой пытался быть похож схватился обеими ладонями за ручку ножа развернув в свою сторону обнажённое лезвие и с нечеловеческим криком проткнул свой живот. Его застывшие серые заплаканные глаза смотрели прямиком в Андрея. Роберт провернул ручку ножа в глубь и с неистовым стоном резким движением дернул нож в право, тонны крови полились по его рукам стекая на белый подоконник. Не отрывая своего застывшего взгляда от Андрея Роберт откинулся назад в распахнутое окно и рухнул с верхнего этажа Интерната вниз на острые как бритвы штыки заборов, опоясывающих клумбы пахучих цветов. Его уже бездыханное тело струило алой кровью. Заборные штыки оставаясь на своем месте торчали сквозь бедного паренька выпячивая наружу его