Журнал Поляна - Поляна, 2013 № 03 (5), август Страница 20

Реплика Цыганки — грубая, неприкрытая лесть и — тут никак не могу согласиться с комментатором! — именно ложь: и «личико другое так беленько» где-то есть, и букли потолще, и усы погуще можно сыскать, и косу длинней Трумфовой и т. д. Сами использованные в данном случае синтаксические конструкции содержат необходимость сравнения той или иной черты (свойства) внешности с подобными чертами других представителей рода человеческого, а в силу этого проблематичны и вызывают у адресата лести справедливое недоверие:

Так тфой не лицемеришь?

И Цыганка вынуждена прибегнуть к дополнительной аргументации: Взглянись лишь в зеркало, так лучше мне поверишь.

Что касается «журавлиной степенной походки», то уподобление по природе своей указывает на определенную вторичность обладателя качества, эталоном которого считается его естественный, а значит, первичный, главный носитель.

А вот речь Лисицы и впрямь не содержит ни слова лжи, да и неоткуда ей взяться, ибо состоит она — когда дело идет о конкретных чертах Вороньей внешности — из назывных нераспространенных: «что за шейка, что за глазки!» — и, скажем так, «условно распространенных» конструкций: «Какие перушки! какой носок!». Определительные местоимения какие, какой по сути бессодержательны, а эмоциональное наполнение может трактоваться сколь угодно широко — восхищение, удивление, негодование, возмущение, осуждение и т. п. — точно так же, как и у частиц что за или ну и. Сказки же тоже можно рассказывать о чем и какие угодно… Расточаемые Лисицей похвалы в высшей степени двусмысленны, и потому Л. С. Выготский прав и неправ одновременно, считая, что плутовка откровенно и язвительно издевается над Вороной[71]. Прав — потому что как издевательство их воспринимает объективный реципиент, который ничего привлекательного в облике вороны не видит, неправ — потому что забывает об адресате лести. Но не так ли происходит и в реальной «человечьей» жизни? Со стороны лесть мгновенно распознает каждый, но устоять перед ней дано далеко не всем…

Подчеркну: отсутствие в Лисицыных приветливых словах конкретики в виде эпитетов и сравнений с кем и чем бы то ни было заключает важнейший для Вороны смысл: она несравненна, неподражательна, единственная в своем роде, абсолютна, она не ВОРОНА и не ГОЛУБЬ, она — это только ОНА. Механизмом лести Лисица владеет в совершенстве: указывая на ту или иную черту облика «красавицы», она лишь катализирует появление в голове Вороны уже готовых «распространений»: какие перушки! — такие: блестящие, ослепительные, несравненные, умопомрачительные, изумительные, божественные…; что за глазки! — зоркие, очаровательные, прекрасные, влекущие, незабываемые… и т. д., и т. п. Кажется, именно по этой причине Крылов отредактировал 24-й стих, который в двух первых публикациях имел такой вид:

И, вздумав оправдать Лисицыны слова…

Вороне, конечно, нет никакой нужды оправдывать чьи бы то ни было слова — пожалуй, ей не так уж и важно, что слышит их от Лисицы, поскольку оглушена литаврами и медью собственной, внутренней «песнью песней», предметом которой, разумеется, является она сама — избранная! — Ворона.

Исключительно важна здесь одна, казалось бы, чисто физиологическая деталь:

От радости в зобу дыханье сперло…[72]<…> Ворона каркнула во все воронье горло…

Ворону переполнила радость, оттого и дышать стало невмочь, и единственным способом спастись от удушья становится громогласное КАРРРР! Все случилось буквально по Писанию: «от избытка сердца говорят уста» (Мф 12:34).

Что ж, как мы помним, Ворон у Тредьяковского был «без сердца мех» — у крыловской же Вороны сердце есть, иначе где бы еще Лисица нашла тот заветный уголок, в который сумела влезть!

На последний вопрос: почему размышления Вороны были не особо веселыми? — наверное, лучше всего ответит герой совсем другой — не крыловской — эпохи. Предоставим ему слово: «Истинно великие люди, мне кажется, должны ощущать на свете великую грусть, — прибавил он вдруг задумчиво, даже не в тон разговора». Читатель, конечно, узнал по этой реплике Родиона Романовича Раскольникова, так часто впадающего в задумчивость…

Эпоха другая — но проблема-то вневременная, вечная: гордыня всегда сопряжена с духом уныния. Иначе и быть не может: величие, понимаемое как абсолютное совершенство, — духовный тупик и… страшное одиночество. Загрустишь тут!..

Иван Крылов

Сочинитель и разбойник

В заключение, дорогой Друг, мы хотим напомнить вам одну из любимейших наших басен, принадлежащих перу Ивана Андреевича. Басню по теме и роду занятий нам близкую, весьма многомудрую и назидательную…

В жилище мрачное тенейНа суд предстали пред судейВ один и тот же час: Грабитель(Он по большим дорогам разбивал,И в петлю, наконец, попал);Другой был славою покрытый Сочинитель:Он тонкий разливал в своих твореньях яд,Вселял безверие, укоренял разврат,Был, как Сирена, сладкогласен,И, как Сирена, был опасен.В аду обряд судебный скор;Нет проволочек бесполезных:В минуту сделан приговор.На страшных двух цепях железныхПовешены больших чугунных два котла:В них виноватых рассадили,Дров под Разбойника большой костер взвалили;Сама Мегера их зажглаИ развела такой ужасный пламень,Что трескаться стал в сводах адских камень.Суд к Сочинителю, казалось, был не строг;Под ним сперва чуть тлелся огонек;Но там, чем далее, тем боле разгорался.Вот веки протекли, огонь не унимался.Уж под Разбойником давно костер погас:Под Сочинителем он злей с часу́ на час.Не видя облегченья,Писатель, наконец, кричит среди мученья,Что справедливости в богах нимало нет;Что славой он наполнил светИ ежели писал немножко вольно,То слишком уж за то наказан больно;Что он не думал быть Разбойника грешней.Тут перед ним, во всей красе своей,С шипящими между волос змеями,С кровавыми в руках бичами,Из адских трех сестер явилася одна.«Несчастный!» говорит она:«Ты ль Провидению пеняешь?И ты ль с Разбойником себя равняешь?Перед твоей ничто его вина.По лютости своей и злости,Он вреден был,Пока лишь жил;А ты… уже твои давно истлели кости,А солнце разу не взойдет,Чтоб новых от тебя не осветило бед.Твоих творений яд не только не слабеет,Но, разливаяся, век-от-веку лютеет.Смотри (тут свет ему узреть она дала),Смотри на злые все делаИ на несчастия, которых ты виною!Вон дети, стыд своих семей,—Отчаянье отцов и матерей:Кем ум и сердце в них отравлены? — тобою.Кто, осмеяв, как детские мечты,Супружество, начальства, власти,Им причитал в вину людские все напастиИ связи общества рвался расторгнуть? — ты.Не ты ли величал безверье просвещеньем?Не ты ль в приманчивый, в прелестный вид облекИ страсти и порок?И вон опоена твоим ученьем,Там целая странаПолнаУбийствами и грабежами,Раздорами и мятежамиИ до погибели доведена тобой!В ней каждой капли слез и крови — ты виной.И смел ты на богов хулой вооружиться?А сколько впредь еще родитсяОт книг твоих на свете зол!Терпи ж; здесь по делам тебе и казни мера!»Сказала гневная Мегера —И крышкою захлопнула котел.

Но и тут мы не закрываем басенную тему в этом номере нашего журнала, а, памятуя о плодотворном корневище, предлагаем вниманию читателей басни автора современного, эпигона и последователя великого баснописца…

Олег Любимов

Свинья в раю

Одна свинья забралась в райский сад,Наелась райских яблок до отвала,Но показалось этого ей мало;Она к престолу тянет жирный зад.Вдруг Серафим пред нею: «Кто такая?Куда? Зачем?» Свинья поджала хвост.«Я, — отвечает, — новая святая,Мечтаю занимать высокий пост.Мне б стать Архангелом иль, скажем, Херувимом,А нет, так райской птичкой буду я,Чтоб веять сны о времени счастливомИ песни петь не хуже соловья».Но Серафим в ответ: «Шутить изволишь!Твоё ль свиное рыло не узнать?Тебя сюда пустили для того лишь,Чтоб яблоки гнилые подбирать.И без тебя в раю певцов давно хватает,И не к лицу тебе терновый тот венец!Гляди-ка сколько яблок пропадает…Ешь! Иль пойдёшь к чертям на холодец!»—За аппетит свинью никто не осуждает,Ведь всякий толк в свинине понимает,Но где угодно, даже и в раю,По аппетиту различишь свинью…

Премудрый черт