Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №03 за 1977 год Страница 20

Я посмотрел в воду, но ничего не заметил: ни тени, ни движения — ничего...

— Забрасывайте удочку, — скомандовал Альварес.

Вернер насадил на крючок килограммовый кусок мяса и отпустил катушку спиннинга. Наступило томительное ожидание. Вернер вынул основание спиннинга из металлической воронки, встроенной в палубу, и начал подергивать леску, чтобы приманка под водой двигалась.

Все произошло мгновенно — леса натянулась тетивой, рванула из рук Вернера спиннинг. Каким-то чудом он устоял на ногах, но, пока стопорил катушку, леса размоталась до конца. Трехметровое удилище согнулось крутой дугой. Сопротивление рыбы было невероятным, катамаран, взятый на буксир акулой, медленно двинулся за ней.

Можно было, конечно, обрубить леску, но неудача только подхлестнула Вернера. Натерев руки и удилище тальком, рыбак снял катушку с тормоза и обеими руками начал вращать ее. Костяшки пальцев побелели, буграми обозначились мышцы. Каждый новый оборот катушки давался все с большим трудом...

Мы по очереди наматывали лесу, и — наконец-то! — под водой чудовищным зигзагом метнулась тень. Еще два, еще три метра лески, и акулий плавник яростно рассек волну, фонтаны брызг обдавали нас с ног до головы. Альварес натянув плотные рукавицы, ухватился за тугую лесу. Вернер несколько раз провернул катушку и застопорил ее. Сильное тело акулы билось о борт катамарана, лодку качало, как при крепком шторме. Вернер всадил в рыбу багор, а Альварес несколько раз ударил акулу увесистой дубиной.

Промокшие, тяжело дыша, мы наконец смогли разглядеть добычу. Гладкая серая акулья туша была длиной больше двух метров. Обрубив лесу, Альварес отбуксировал акулу к корме катамарана и крепко привязал ее.

За несколько часов мы поймали еще трех акул. Размером они были раза в два меньше первой и сопротивлялись не столь активно. Крючки у нас кончились: пора было возвращаться на берег.

Как только катамаран остановился у причала, Альварес вытащил меньшие туши на прибрежный песок, сноровисто отсек им хвосты и подвесил акул к кромке причала: из рыб должна вытечь кровь, тогда розоватое акулье мясо станет белым.

Затем Альварес, разрезав туши на несколько кусков, бросил их отмачиваться в морскую воду — только так можно уничтожить неприятный запах рыбы.

Пока куски вымокали, старик взялся за большую акулу. Если плавники и туши ее сородичей он собирался использовать в пищу, то мясо старушки великанши не могли спасти для обеденного стола никакие кулинарные рецепты. Зато кожа ее была великолепна: прочная, толстая, густого серого цвета на спине и матово-белая на брюхе, с блестящей мозаикой плакоидных чешуек.

— За эту шкуру кожеделы дадут не меньше пятисот песет, — улыбался Альварес. — Они вымочат и выдубят ее, высушат, отполируют острые концы чешуи, и получится красивая эластичная кожа с зернистой поверхностью. Ее даже трудно будет отличить от настоящей шагрени.

Пока старик занимался кожей, мы развели костер, и вскоре в котелке забулькала уха — жирная, ароматная, наваристая. Белое акулье мясо превзошло все ожидания: своей нежностью оно напоминало парную осетрину.

Волны, разбиваясь, лизали берег у наших ног. Рядом с заходящим солнцем на прозрачном небе объявился рогатый месяц. Краски небосклона начали выцветать. День кончался...

Самое испанское из всех зрелищ

Несколько дней Лас-Пальмас жил ожиданием корриды. На серых стенах домов и выбеленных заборах пестрели красочные плакаты, возвещавшие о предстоявшем бое быков. Мальчишки, нанятые устроителями корриды за пять песет, обегали из конца в конец весь город, раздавая программки будущего представления. Крупным шрифтом в них было набрано: «В ближайшее воскресенье в 16 часов на «Пласа дель Торрос» встретятся шесть прекрасных севильских быков господина Санчеса с матадорами братьями Кампесинос и их куадрильей» (1 Куадрилья (испан.) — лица, участвующие в корриде. (Здесь и далее примечания автора.)).

Бой быков пришел на Канарские острова несколько столетий назад вместе с испанскими завоевателями. В те годы корридой на островах отмечали лишь очень важные события: возвращение морских экспедиций, заключение мира или освящение нового собора. Тогда это было массовое празднество, правда, больше напоминавшее бойню: четко усыновленного ритуала еще не существовало. На арену выезжали разодетые всадники с копьями наперевес и на потеху публике устраивали кровавое представление. Если, паче чаяния, бык сбрасывал всадника с лошади, тот вынимал шпагу и с помощью слуг безыскусно убивал животное. К XVIII веку в Севилье уже открылась первая школа тавромахии (1 Тавромахия — искусство корриды, от греч. — борьба с быком.). Повсюду возникали «пласы» — арены для корриды, складывались правила боя. То была эпоха процветания корриды. Бывшие вояки и беззастенчивые колонизаторы Нового Света обнаружили изрядную любовь к наряду тореро.

Немало лет прошло, но пристрастие к сильным ощущениям по-прежнему влечет жителей Канарских островов к «самому испанскому» из всех зрелищ — корриде. Нельзя, правда, сказать, что бой быков всем по вкусу.

Однажды в небольшом лас-пальмасском кабачке я стал свидетелем спора. За соседним столиком сидел внушительной комплекции человек, круглое лицо его было багровым от гнева.

Он яростно жестикулировал, доказывая своему собеседнику — элегантно одетому сеньору, тощему, словно рыцаре печального образа:

— Ваши корриды — издевательство над животными, а тореадор — отжившая профессия варваров! Это дикое развлечение, которого надо стыдиться, а его рекламируют. И где?! — в самой католической стране мира.

— А я люблю корриду. Как люблю и острую приправу, от которой пресные чуррос (1 Чуррос (испан.) — толстая короткая вермишель, жаренная в масле.) становятся вкуснее...

«Рыцарь», залпом осушив стакан, продолжал уже на более высокой ноте:

— Все мы любим иногда бросить взор в прошлое, немного пожить жизнью предков. Грубые забавы побеждают в нашей душе таинственные силы... И что с того? Это не единственное варварское развлечение на свете... Но если истребление животных внушает вам такое отвращение, почему вы не боретесь против других, куда более мрачных трагедий?

Внимательные посетители несмело переглянулись — никто не рискнул продолжать опасный разговор. Возмутитель спокойствия — толстый сеньор с багровым лицом — вспомнил о своей тарелке и с преувеличенным аппетитом принялся доедать порцию чуррос...

Есть в Лас-Лальмасе недалеко от порта мрачное серое здание, известное многим канарцам, — биржа труда. У стен этого дома начинают свой день множество безработных.

Когда-то пришли к воротам биржи труда и сыновья Альвареса. Пришли — и растворились в толпе. А затем отправились искать счастье за границей. Тех, кто покидает родину в поисках работы, испанцы называют «голодринас» — ласточки. О них говорят, что пройдет время, минуют трудности — и «голодринас», как ласточки весной, вернутся под родное небо. На это надеялись и сыновья Альвареса, отправляясь на заработки.

Прошло несколько лет, и они действительно вернулись на Канарские острова. Только по-прежнему без денег...

Последняя коррида Эль Кампесино-старшего

...Хуан вошел в «Пласа дель Торрос», как обычно, за два часа до корриды. Родриго появился позже, перед самым началом, уже облаченный в шелк и золото. У выхода на арену братья поздоровались, положив ладони на плечи друг друга, на блестящую парчу своих чалеко (Чалеко (испан.) — жакет матадора.) . Обнявшись, они ступили на желтый лесок арены. Трибуны разразились овацией: коррида началась.

На арену выбежал первый бык. Капеадоры следовали за ним, размахивая плащами и заставляя быка яростно бросаться из стороны в сторону на раздражающий красный лоскут. Вперед выступили бандерильеро (Бандерильеро (испан.) — пеший боец, который дразнит быка, втыкая ему в шею бандерильи.). Держа в руках два пестрых дротика остриями вниз, они с грациозным спокойствием шли на быка, вонзали ему в шею разноцветные бандерильи и отбегали мелкими шажками.

Бык ревел от неотмщенной боли. Его мощные ноги дрожали, тяжело раздувались и опадали бока.

Это было отличное животное. На каждый десяток телят в ганадерии (Ганадерия (испан.) — специализированный завод для разведения скота.) такие встречаются единицами: с самого начала они обнаруживают перед острием штаги ответу и задор. И любой боевой бык стоит в несколько раз больше, чем бык-производитель.

Когда бандерильеро оставили пласу, в центр арены вышел Родриго. Он развернул перед быком кроваво-красную мулету, нетерпеливо топнул ногой. Бык ринулся вперед, промчавшись в опасной близости от тела матадора, рога скользнули по атласу его одежды. В конце концов, измотанный каскадом движений, бык замер, свирепо глядя блестящими глазами на красный лоскут.