Татьяна Добрусина - Сверхновая американская фантастика, 1994 № 05 Страница 20

— Яннас, — мягко позвала Мэгвин. — Рената говорила с тобой?

Все, как один, уставились на Яннас. Этот вопрос в лоб вывел ее из созерцательного состояния, и она воззрилась на Мэгвин.

— Да, — сказала она наконец.

— Сука! — прошипела Забра, со свистом втягивая воздух.

Все прочие молчали, хотя на языке у каждого вертелся вполне естественный вопрос: что же ответила Яннас.

Мэгвин этого вопроса не задала. Напротив, она откинулась на подушки и сказала:

— Я приняла решение. Мы пойдем по маршруту, которого тре-бует формула Яннас, и без всяких изменений. Нам придется трудно, и вряд ли мы сможем собрать все ингредиенты для основных наших медов. Этим придется пожертвовать — ради доброй цели.

Ее тон отсек всякую возможность дальнейшего обсуждения. Забра резко поднялась и двинулась к пологу, едва удостоив Яннас подозрительным взглядом. За ней потянулись остальные. Яннас оцепенело смотрела на Мэгвин Гар, не двигаясь с места. Наконец последней она поднялась, чтобы уйти.

— Яннас, — позвала Мэгвин.

Яннас обернулась. В шатре они были одни.

— Думаешь получить от меня отпущение грехов, чтобы ты могла с чистой совестью присоединиться к Ренате? — спросила Мэгвин.

Это было и так, и не так. Яннас испытала приступ гнева от того, что Мэгвин так хорошо знает ее.

— Рената? — презрительно отозвалась она. — Пустая, безрассудная мечтательница. Дитя. Работать для нее — все равно что…

— Что именно?

Все равно что гоняться за ушедшей юностью? Яннас промолчала.

— Что ж, — серьезно сказала Мэгвин, — надеюсь, что ты будешь работать для меня. Я отдала свою жизнь в твои руки.

Яннас хмуро опустила глаза. Между ними было так много прошлого, что их раковины стали проницаемы друг для друга. Они срослись и не могли разъединиться.

— Не тревожься, — проговорила Мэгвин. — Я люблю рисковать. Просто сделай, все что в твоих силах.

Когда Яннас ушла, в шатер вернулся Дубич. Он задул свечи, затем сел и смотрел, как Мэгвин прихлебывает из рога хмельной мед.

— Ты сильно рискуешь, — сказал он. — Забра всем твердит, что Яннас — двурушница и задумала свою формулу, чтобы мы проиграли. Она говорит, что ты попалась на наживку Ренаты.

— Завистливая старая ворчунья. Надо остановить ее, Дубин. Все должны безоговорочно доверять Яннас.

— А ты? — спросил Дубич. — Ты сама веришь в эту формулу?

— Именно об этом я и хотела спросить тебя.

— Я уже говорил: рискованно. Это заблуждение или самовнушение. Теперь твоя очередь.

— Не знаю, Дубич. Но за годы кочевий я поняла, что когда в твоем распоряжении оказывается гений, нельзя пытаться его направлять. Надо дать ему свободу действий. Именно это я и собираюсь сделать.

— Рад, что не моя жизнь поставлена на кон.

Лицо Мэгвин расплылось в улыбке.

— И я тоже рада. Иди ко мне.

Дубин пристроился на подушке рядом с ней. Мэгвин провела пальцем по его щеке, затем шутливо поцеловала в нос. Дубин был в неподходящем для шуток настроении — он просто привлек Мэгвин к себе, чувствуя как ладно приспособились друг к другу все выступы и впадины их немолодых тел. Все то, что еще недавно он принимал как должное — нежность ее кожи там, где ее не коснулось солнце, короткий довольный смешок — все это стало вдруг неизъяснимо драгоценным. Они, не размыкая объятий, перекатывались на подушках, и каждое прикосновение ощущалось острее при мысли, что. быть может, ничего подобного им уже не суждено пережить.

Вскоре после того отряд Ренаты собрал в дорогу свои ульи, шатры, снаряжение и вышел из лагеря, направляясь к месту своей первой стоянки в избранном ими маршруте кочевья. Люди вышли посмотреть на уходящих, ожидая увидеть неразбериху, неумелость — но не увидели. Отряд двигался споро и сноровисто, и никто даже ни разу не повысил голоса.

Яннас стояла у входа в ульевой шатер и хмуро глядела, как полуголые юноши грузят на носилки последние ульи. Она пыталась было дать им несколько советов, как надлежит поступать, чтобы. ie раздражить попусту пчел, но юнцы отвечали, что сами знают, как им действовать. Самое удивительное, что так оно и было. Яннас знала, что ее собственные ульи не увезут отсюда с такой ловкостью и сноровкой.

— Ты уверена, что не передумаешь?

Яннас обернулась — это была Рената. Она была одета в кожаный костюм, высокие сапоги и перчатки до локтей, сверкавшие при каждом ее движении.

— Чьей формуле вы намерены следовать? — спросила Яннас. Она гадала, кто же из этой компании способен на большее, чем простое подражание.

— Кое у кого из нас есть кое-какие идеи, — отвечала Рената. — Мэгвин Гар, полагаю, пользуется твоей формулой?

Яннас кивнула.

— Стало быть, ты — мой смертельный враг, — сказала Рената. Голос ее звучал легко, но глаза были серьезны.

Яннас лишь сейчас осознала, что если она победит, Рената обречена. Вся эта безграничная отвага, дерзость, надежда, эти дурацкие блестящие перчатки, наконец, — все сгинет бесследно, канет в ничто. Рената исчезнет совершенно и никогда больше не станет терзать ее мучительными воспоминаниями. Она умрет так же верно, как умерла девушка, бывшая когда-то ею, Яннас.

— Уходи, — хрипло выдавила Яннас.

Рената стояла, озадаченно глядя на нее.

— Уходи! Ступай к своим юным героям и силачам! Оставь меня со старыми ворчунами и брюзгами.

Усмешка сверкнула на смуглом лице Ренаты. Девушка отвернулась и легко, точно игривый жеребенок, сбежала вниз по склону за юношами, которые несли носилки. Подбежав к последнему носильщику, она дружески хлопнула его по плечу. Яннас долго еще слышала, как в воздухе разносится их затихающий смех.

С тех пор они долго не видели отряд Ренаты. Даже на всем известных лугах, где зачастую встречались разные Семьи, с Ренатой Семья Гар так и столкнулась.

— Далеко же она их увела, — сказала Мэгвин Гар Дубичу. — Жаль. Я рассчитывала, что кое-кто сбежит к нам.

— Должно быть, она это предвидела, — отозвался Дубич.

Мэгвин качнула головой.

— Умна, черт бы ее побрал.

Для отряда Мэгвин кочевье началось не слишком удачно. Не хватало сильных молодых работников, и Мэгвин пришлось всю черную работу переложить на плечи стариков. Деды, которые с радостью занимались легкой работой по лагерю, снова принуждены были таскать носилки с ульями и ходить на разведку. Чтобы освободить молодых матерей от забот о детях, Мэгвин завела детский фургон и уговорила кое-кого из старух заботиться о его зареванном грузе.

Чем дольше длилось кочевье, тем громче становился ропот. Все трудились не покладая рук, а кадки с медом в смесительных шатрах наполнялись куда медленнее, чем бывало. Семье давно уже следовало бы двинуться к востоку на приветливые равнины Утра, а они все еще выискивали редкие сорта цветов в негостеприимном и неизведанном краю на границе Рассвета.

Холод прохватывал Дубина до костей. Пятнадцать долгих переходов брели они под проливным дождем, прежде чем добрались до места четвертой стоянки, и в конце концов люди поставили шатры где попало, нестройным грязным рядом. Проследив за установкой смесительного шатра, Дубич отправился к себе и обнаружил, что их с Мэгвин шатер так и валяется на земле грудой сырого холста. Бормоча проклятия, он кое-как натянул пропитанный водой холст на колышки и забрался внутрь, чтобы развести огонь. Впереди их ждал обычный ужин из гороховой похлебки — в этом краю не было хуторов, где можно было бы купить лучшую еду.

Вскоре появилась Мэгвин.

— Черт бы побрал эту искусницу, — сказала она, и Дубич понял, что она разговаривала с Яннас. — Ты же знаешь, был маршрут полегче. Но ей непременно понадобилась незабудка с голубыми прожилками, хотя никто, кроме нее, не мог бы отличить эту редкость от обычной.

— Затяни поплотнее полог, — раздраженно попросил Дубич.

Мэгвин стянула с сбея пропитанный водой плащ и повесила его, хотя все вокруг было одинаково промокшим.

— Разведчики говорят, что река, у которой мы стали лагерем, выходит на плодородную равнину, — угрюмо сказала она. — Там полным-полно венчальниц и луговика. Обилие птиц и зверей. Солнце.

Дубич промолчал. Именно с этого всегда начинались их ссоры — с его холодного молчания. Мэгвин оно доводило до бешенства.

На сей раз она не поддалась искушению.

— Что говорят люди, Дубич? — устало спросила она.

— А чего ты ждешь? Они мерзнут, они злые и усталые, и во всем винят формулу Яннас.

Мэгвин помолчала, затем наконец решилась:

— Мы уйдем отсюда. Я не могу думать только о ее формуле.

Испугавшись вдруг тому, что так легко переубедил ее, Дубич проговорил:

— Мэгвин, формула — это твоя жизнь.

— Знаю. Но я все еще правительница.

Дорога вниз по течению реки оказалась крутой каменистой тропой. Фургоны с трудом могли пройти по ней. Мэгвин расхаживала вперед и назад вдоль медленно ползущего под непрерывным дождем отряда, шутила, чтобы подбодрить людей. Сидя в фургоне с медом, Дубич гадал, как удается ей так хорошо скрывать свое собственное уныние.