Журнал «Вокруг Света» - Вокруг Света 1993 №01 Страница 21

— Нет, не заметил,— признался он простодушно. — Удивился только одному — необычному приливу сил.

И правду говорили — чудодейственное озеро. Феномену живой воды медицина даст, конечно, правдоподобное объяснение. Но и оно, очевидно, не будет полным без ответа на вопрос о происхождении лесного озера. Не связаны ли необычные свойства его с магматической деятельностью в глубине Тунгусского плато, как и многие другие таинственные и необъяснимые пока явления в этом районе?

Как же мало мы еще знаем о Земле, которая кормит, одевает и исцеляет нас...

А.Тарунов

По дороге на Чермен

Штрихи одной войны

Сперва казалось, что в Осетии начался какой-то праздник... Не по-будничному пустое шоссе тянулось вдоль железной дороги. За окном вагона оставались поселки, в них тоже не было признаков будней, жители сидели по домам, будто готовились к торжествам, даже мальчишки и те куда-то подевались с улиц. Лишь утки да коровы вольничали в то утро в осетинских поселках.

Несколько раз, правда, видел пожилых людей, вскапывавших огороды, но делали это они осторожно, украдкой, чтобы никто из соседей не увидел и не осудил. Никто не работал... Но, оказывается, не работать можно не только в дни праздников, и в дни войны тоже. Начало ноября 1992 года здесь выдалось именно таким — военным.

Я никогда в жизни не видел, как начинается война. А начинается она, выходит, вот так, почти по-праздничному — сбивается привычный ритм жизни. И все.

Только внешние перемены и примечаешь поначалу. Они, те перемены, за окном, зримые, все остальное — пока эмоции.

Эмоции — разговоры соседей по купе и сводки по радио. Эмоции — вооруженные группы мужчин на перронах станций. Даже бетонные ряды на шоссе, и они — эмоции, потому что ты видишь их словно на экране телевизора. Ты еще далек от них, ты остаешься как бы в стороне, изолированным в вагоне скорого поезда.

Лишь после первых шагов по перрону Владикавказа я почувствовал себя участником новой жизни, которая уже началась здесь. Проверка документов, сизая дымка над городом, время от времени где-то ухающие снаряды. Война.

Ехал писать этнографический очерк о древних аланах, а попал на войну... Щедрой становится ныне жизнь на новые впечатления.

Пока подъезжали к городу, наверное, не я один тайно терзался единственной мыслью — как лучше, лежать или стоять при обстреле поезда? Из-за любого куста могли послать густой букет свинца от «Калашникова».

Однако никто из пассажиров не прятался, никто ни о чем не спрашивал, а все липли к окнам, пытаясь разглядеть в придорожных кустах засаду.

Уже на перроне, перед выходом на привокзальную площадь, лихие ребята-гвардейцы с автоматами наперевес вглядывались в лицо каждого приезжего, надеясь выявить среди нас врага.

Но какие мы враги? И с каких пор мы вдруг стали врагами? Мы же жители одной страны, мы все одинаковые. Внешне по крайней мере одинаковые.

Николай Сергеевич Федотов — фотокорреспондент газеты «Поколение» из города Орла — человек неспокойной солдатской судьбы. В 1972 году проходил военную службу во Вьетнаме, а двадцать лет спустя снимал в зоне конфликтов Приднестровья и Северной Осетии.

Особенно осетины у ингуши, они очень похожи друг на друга — никаких заметных отличий... Чему удивляться — соседи, веками живущие здесь.

Гостиница «Кавказ», где я загодя — еще до войны! — заказал себе номер, стояла на границе «ингушского» Владикавказа. Город, как известно, почти семьдесят лет назад был поделен надвое, но где проходила тайная граница, никто не помнил. Потом, после 1944 года, когда репрессировали ингушский народ, об этой границе вовсе забыли. Сейчас вспомнили, и люди детально пытаются прочертить ее на планах города.

И она уже появилась, эта граница. Я убедился в ее ральности первой же ночью. Вернее, еще вечером, до комендантского часа, когда отправился раздобыть себе еду. (Буфет и ресторан в гостинице не работали, кафе и магазины в округе тоже были закрыты... А и вправду, чем не праздник?) Ходил по пустынной улице, не ведая, что хожу по приграничной полосе, на которой не выставлено обозначение, я еще не вошел в военную жизнь и не знал ее правил.

Оставив попытки поесть, я свернул в парк — он за гостиницей. Вековые тополя, высаженные вдоль аллей, приглашали к раздумью. Ни души. И тишина, редкая для города.

Лишь артиллерийские раскаты да короткие автоматные очереди, доносящиеся откуда-то с окраины, взрывали эту тишину. Не верилось, что в четырех автобусных остановках шел бой.

Не верилось и в другое, отчего холодный пот потом покрыл затылок. Я гулял по аллее, находясь на мушке у ингушских снайперов.

Ночью они дали сражение, их поддержали боевики, сидевшие по соседству в засаде на крыше университета. Но я не знал о них, и они не тронули меня.

Почему не убили? Счастливый случай, выпадающий всякому хотя бы раз в жизни? Нет, вероятнее иное — причина в моей шляпе! Я заранее знал силу своей обыкновенной фетровой шляпы с чуть приподнятыми полями.

Во Владикавказе жители приняли негласное правило: мужчины-осетины носят кепки, а ингуши — шляпы. Чтобы всегда различать своего и чужого... Когда нет национальной одежды, придумывают и такое, особенно при конфликтах.

Так, фетровая шляпа, которая, между прочим, очень хорошо простреливается, спасла мне жизнь. А стрелять те ингушские ребята умели. Ночью в парке, прямо под окнами гостиницы, они дали бой регулярной российской армии и лишь на рассвете отступили.

«Когда в городе снайперы, не ходите по середине тротуара, держитесь ближе к домам. Так им труднее целиться».

«Еще совет: следите за машинами. Особенно, которые медленно едут,— учил меня в гостинице паренек-осетин, взявший на себя роль добровольца-инструктора.— Они выискивают, кого убить из автомата...»

Честное слово, хорошие советы. И ко времени. В те дни я убедился в их пользе — мы же ничего не знаем, что и как нужно делать при обстреле. А судя по ежедневным сводкам Штаба обороны города (или как его там?), действительно были случаи убийств из проезжающих автомобилей.

Те, кто не внял этим простым советам, на себе, прямо на улицах убеждались в их нехитрой правоте.

Несколько дней я вживался в эту новую, безумную жизнь, познавал ее правила. Помню, вышел как-то из гостиницы, прошел немного по улице; чуть передо мной шли два осетинских гвардейца, они патрулировали город, вдруг одному из них показалась подозрительной светлая «Волга», он что-то крикнул, машина не остановилась. Лязгнул затвор — и машина остановилась...

Как же просто, оказывается, останавливать машины!

Когда войска отогнали вторгшихся ингушских бойцов от города, во Владикавказе был праздник. Около гостиниц пожилой осетин возбужденно, от души дал очередь из автомата. С соседнего дерева полетели, как подрубленные, ветки.

Праздновали победу и по-другому. Мне говорили, в гвардии кто-то праздновал ее на «бэтээрах», с автоматами. Были раздавленные, были убитые... Радость, она безгранична. И безрассудна.

С того дня победы стреляли только по ночам, да и не так азартно, как прежде. Однако днем люди все равно ходили с оглядкой. Еще до темноты улицы быстро пустели. Комендантский час можно было и не вводить.

Бои откатывались на восток, к границам Ингушетии, туда смещался интерес политической жизни. А столовые, кафе Владикавказа все равно не работали. Даже рынок был закрыт.

В Совете Министров Северной Осетии нам, группе оголодавших журналистов, разрешили поездку по освобожденным районам. Желающих, правда, набралось немного, побаивались диверсантов на дорогах — появились и такие.

Мой слух резанули слова — «освобожденные районы»... От кого освобожденные? От сограждан? От вчерашних соседей?

Война очень быстро делит людей на своих и врагов.

Сперва нам, журналистам, предложили ехать на «бэтээре». Но сидеть в «консервной банке» удовольствия мало — ничего же не видно. После долгих уговоров, переговоров, ожиданий и согласований нам наконец дали автобус, сопровождать который должны были два «бэтээра» — спереди и сзади.

Однако сопровождение вышло иным. Автобус пристроили к хвосту танковой колонны, которая шла на Назрань, столицу Ингушетии. Тридцать легких танков впереди — царское сопровождение!

Разрешили доехать до селения Чермен, оно в двенадцати километрах от Владикавказа. Там только-только закончился бой, и селение было вновь осетинским.

Через каждый километр на шоссе баррикады — чьи, осетинские ли, ингушские? — теперь около них стояли российские солдаты, «бэтээры», легкие танки.

Перед въездом в Чермен валялись горелые легковушки, матрасы, ковры, заляпанные грязью, шоссе перегораживал завал из тракторов и сельскохозяйственной техники, но для наших танков этот завал — не проблема.