Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №04 за 1979 год Страница 21

Говорят, что Коковин занимается и обыкновенной скульптурою и дурно занимается. Ему надлежит быть самим собою, и весь трепет своей души посвятить одному лишь цветному камню — божественному камню, чья красота, выявленная резцом мастера, есть нечто иное, но не менее драгоценное, нежели обыкновенная скульптура».

Позже он запишет:

«Сего дня пополудни наблюдал атлантов, выставленных при Эрмитаже. Строительная комиссия по возведению императорского музеума заключила договор с г. Теребеневым на выделывание десяти атлантов из сердобольского гранита. С берегов Ладоги восьмиаршинные глыбы камня везли поначалу на баржах, а от пристани катили по бревнам. В мастерских более ста пятидесяти мастеровых, которых Теребенев специально обучал, с зубилами, молотами и циркулями в руках тесали камень. Пыль вставала туманом, в этом тумане блещет множество искр. За три года все десять атлантов были закончены. Мнение конференц-секретаря Академии художеств г. Григоровича о сей работе нижеследующее: «Нигде в Европе и ни один скульптор не производит из гранита, как производили древние египтяне и греки. Теперь это египетское искусство стало русским, и огромные сфинксы египетские не чудо при колоссальных кариатидах». Теребенев поистине хорош. В нежности и правде лепки едва ли он имеет соперников. Государь изволил послать Теребеневу бриллантовый перстень с упоминанием «За атлантов». Россия — страна, щедрая не только на красивый камень, но и на мастеров каменных».

«Подношение» Перовского пришлось по душе князю Волконскому. Перовский получил звание сенатора и «аренду в семь тысяч рублей ассигнациями на двадцать пять лет». Перовский ликовал. К чему сейчас хлопоты с медеплавильными заводами? И он через неделю обратился к Волконскому с прошением не относительно заводов, а относительно Петергофской гранильной фабрики. Он просил передать ее из Департамента горных и соляных дел Департаменту уделов.

И добился своего.

Как величайшую реликвию Перовский спрятал в шкафчик секретера невзрачный комок зеленой глины и «Горный журнал», где была оттиснута статейка с витиеватым и пространным заглавием:

«Описание месторождения ископаемого зеленого цвета, открытого в удельном имении Пермской губернии и названного в честь господина Министра Императорского Двора волконскоитом».

«Я буду министром. Буду! — ликовал Перовский. — Петергофская гранильная фабрика моя, и я сделаю все, чтобы она понравилась государю...»

Коковин при свечах работал над яшмовой шкатулкой. Розовые, багровые, матово-желтые прожилки змеились по бледно-зеленому фону. Крышку Коковин делал без всяких ухищрений и рельефов, чтобы глаз мог любоваться природной красотой камня.

В дверь постучали. Учтиво вошел аптекарь Гельм. Сняв шляпу, он извлек из нее маленький узелок.

— Я кое-что интересное приобрел на Никольском рынке. И знаете у кого? У любимца вашего, Максима Кожевникова...

— Показывайте, показывайте, дражайший Максимилиан. Хвастайтесь. Все пополняете свою коллекцию?

В узелке находился десяток невзрачных зеленоватых камней. Коковин сразу же увидел, что ни один не годится в огранку.

— Вот этот камень он назвал «зеленым алмазом».

— Зеленый алмаз? Это демонтоид, друг Максимилиан. По-гречески означает «алмазоподобный». Эта разновидность граната, будучи не трещиноватой, считается драгоценностью. Весьма красивый нежно-зеленый цвет... Если вы отошлете этот кристалл графу Перовскому, известному собирателю камня, то вы его порадуете.

— А это вроде бы зеленый аквамарин, — сказал Гельм.

Коковин насторожился. Он долго рассматривал обломок зеленого камня, взвесил его на ладони.

— Тяжесть его, кажется, более значительна, нежели у аквамарина.

— Значит, это...

— Это берилл, — задумчиво сказал Коковин. — А там, где встречается берилл, может встретиться и изумруд.

Вечером этого же дня Коковин встретился с Кожевниковым, и они решили вместе пойти к таежным шурфам, где был найден берилл.

— Директор гранильной фабрики господин Казин. Очень просит принять-с.

— Пусть войдет.

Перовский встал из-за стола, подошел к витражному окну. Сегодня на руке его были перстни с красными камнями. Он поднес руку к оранжевому стеклу. Солнце, пройдя сквозь него, окропило камень торжественными винно-желтыми искрами. Перовский поднес руку к синему стеклу. Камни померкли и налились недоброй угольной чернотой.

— Ну что, Дмитрий Николаевич, пишет тебе наш гений камня?

— Ваше превосходительство, — Казин осторожно прокашлялся. — Он... он отказывается...

— Отказывается? И вы в письме упомянули, что я к сему причастен?

— Да-с, упомянул. Наступила тягостная пауза.

— Дайте письмо.

«Относительно деланной мне доверенности на коммерческих правилах в доставлении здешних цветных камней для минерального собрания и годного на дело малахита и предложений от такой спекуляции выгод, мне ничего не остается другого сказать, как принять Вам мою благодарность и за откровенность Вашу объясниться с таковой же откровенностью...»

Перовский нахмурился, рука смяла бумагу в ком, блеснули перстни... Лицо Перовского медленно багровело. Однако он овладел собой. Отдал письмо Казину.

— Вы свободны. Не беда. Не одним Коровиным держится камнерезное искусство.

Казин вышел. Перовский ударил кулаком по столу. Вздрогнула друза сиреневых аметистов. Что такое унижение, Перовский не знал с тех пор, как его освободили из каземата Петропавловской крепости. Было, было такое в жизни Перовского — как ни странно, в свое время он находился среди молодых дворян, примкнувших к декабристам. Но император простил его. Неспроста приблизил к себе. Впоследствии граф Перовский станет-таки министром — министром внутренних дел...

Перовский встал, нервно прошелся по комнате. Что же это? Недоверие? Упрек в непорядочности? Кому? Ему, кого любит и жалует сам государь император. Царь жалует! А псарь не жалует! Темная, исступленная ненависть, будто ил со дна взбаламученной реки, медленно поднималась из глубин сердца.

— Коковин... Ужо тебе, Коковин! Сколь горд и щепетильно честен...

Перовский взял в руки аметистовую друзу. Аметист, говорят, смиряет гнев и дарует спокойствие. И в самом деле, успокоительный прохладный ток будто лился в пальцы. Перовский пришел в себя и уже хладнокровно стал обдумывать, как отомстить мастеру. «Ты гордишься честностью, Коковин? Добро. Ты будешь иметь репутацию вора. И сделано сие будет так, что и три поколения эту грязь с тебя не отмоют».

Уже пошли первые морозцы, но норовистые уральские речки еще не сковал ледок. Максим Кожевников и Коковин вдвоем ушли в тайгу и как обычные «хитники», одиночные старатели, долбили шурфы. Спали у костра, закутываясь в тулупы. Коковин спешил — подступала зима. Глаза у них провалились, и руки болели от непрестанной работы. Нашли несколько неважных трещиноватых кристаллов.

— Худые аквамарины небось, — сказал Кожевников.

— Тяжесть и крепость несравненно превышают аквамарин, — заметил Коковин. — Да и отлом стекловитее. Мнится мне, что это изумруды. Это настоящие изумруды! Надо срочно донесение слать в Петербург. Будет нам с тобой слава великая, Максим. Только надо еще потрудиться, хороший, ограноч-ный изумруд найти, дабы к донесению присовокупить...

Они работали до конца января и, когда вышли из тайги, были похожи более на лесных духов, чем на людей. Жила изумруда была обнаружена на берегу речки Токовой.

26 февраля 1831 года князь Волконский подал Николаю докладную записку о первом открытии в России изумрудов. «Величина и прозрачность сибирского берилла служат надежным удостоверением, что сибирские изумруды, найденные ныне в близком расстоянии от местонахождения берилла, по красоте своей и ценности займут не последнее место между камнями сего рода, находимыми в других частях света. После прошлогоднего открытия графом Полье алмазов, нынешнее открытие в Уральских горах настоящих изумрудов есть событие весьма достопримечательное — сколько в отношении к науке и, следовательно, к отечественной славе, столько и потому, что сии драгоценные камни представляют новый источник государственного богатства».

Петербург был взбудоражен. Легендарные изумруды, доселе поступавшие из дальних и экзотических стран, обнаружились в России! Из столицы летит срочный приказ Коковину — немедля начать добычу изумрудов. Коковин руководит работами по созданию Сретенского рудника. Поток превосходных изумрудов хлынул в Петербург. Особенно много восторгов вызвала прекрасная друза сросшихся изумрудных кристаллов. Петербургские ювелиры оценили ее в сто тысяч рублей. Великому Гумбольдту в Берлин был послан крупный неограненный изумруд. Прусскому принцу Вильгельму было подарено семь изумрудов для колье и четыре изумруда для серег. Перовский преподнес императрице изумруд в виде груши достоинством в 101 карат. Коковин был награжден орденом, Кожевников — денежной суммой. Благородный Коковин в в своем донесении всю заслугу открытия изумрудов приписал Кожевникову.