Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №09 за 1977 год Страница 22

...Камин разгорелся в полную силу, от жара у меня начали слезиться глаза, и я протер их рукой. Рассказчик истолковал этот жест по-своему.

— Да-а,—протянул Юхан.— Я гляжу, вы здорово устали. Хватит мне утомлять вас своими рассказами.

Я запротестовал, кляня себя за оплошность, но Юхан был неумолим.

— Послушайте, — сказал он, — а что вы делаете завтра после обеда?

— Вроде бы ничего. Свободен.

— Вот и прекрасно. Приглашаю вас на ловлю форели. Большого улова не обещаю: рыба уже начинает засыпать в холодной воде, — но в любом случае вы не пожалеете. Тем более приятно будет посидеть здесь вечером после холодного речного ветра.

На следующий день я еле дождался обеда, затем оделся потеплее и, на мой взгляд, был готов для рыбалки.

Юхан с сомнением оглядел меня и молча указал на груду одежды, лежащей на полу. Через минуту я стоял в монументальных резиновых сапогах, широченном непромокаемом плаще и прорезиненной шляпе с большими полями. Ни дать ни взять суровый эландский рыбак начала века, вот только просоленной рыжей бороды не хватает.

Юхан завел мотор, и мимо потянулись берега реки Турнеэльв. Воздух чистый и холодный, словно ключевая вода. В лучах сентябрьского солнца каждая береза на берегу — словно застывший взрыв багряного фейерверка на фоне студеной зелени елей и сосен. Останавливаемся на перекате. Быстрое течение начинает сносить лодку, забрасываем спиннинги.

Юхан был прав: рыба засыпает. Минут пятнадцать спиннинги напрасно рассекают воздух. Наконец леска Юханг натягивается. На дно лодки шлепается красноперка сантиметров в двадцать. Юхан ловко усмиряет ее. Клюет и у меня. Свою добычу я покоряю, порезавшись о плавники и едва не перевернув лодку. Юхан оживился, помолодел — от его бесстрастности не осталось и следа.

Заряд белой дроби с посеревшего неба забарабанил по полям рыбацкой шляпы. Нас уже снесло к тому месту, откуда мы пустились в путь. Выходим на берег. Из термоса льется в пластмассовые стаканчики горячий кофе. Мы уверяем друг друга, что самая большая рыбина, конечно же, сорвалась с крючка, и если бы приехать сюда дня на два-три раньше, то...

После ужина я опять у камина. Минуты тянутся бесконечно долго. Наконец появляется Юхан. Снова тот же костюм, в зубах неизменная трубка. Раскуривая ее, Юхан посматривает на меня, как бы проверяя, сохранился ли интерес к его рассказу.

И снова льется песня-сказка, песня-быль о временах минувших, о людях иных.

Жизнь лапландцев протекает возле оленей. Едва образуется наст в горах после первой весенней оттепели, как сита откочевывает вместе с общим стадом к побережью. Все короткое северное лето олени щиплют там сочную траву, нагуливая вес. Саами в это время готовятся к зиме: ловят рыбу, вялят ее, чинят поизносившуюся одежду. После осеннего перехода в горы, где мхи и ягоды помогут оленям скоротать долгую зиму, начинается раздел общего стада по семьям. Тем самым подводится итог года. В зависимости от результатов, то есть от увеличения численности оленей, каждая семья принимает решение, сколько оленей пойдут под нож. Бывает и так, что надежный наст образуется в горах только в мае. Движимые инстинктом донести своих еще не родившихся оленят до побережья, самки идут круглые сутки. Вместе со стадом идут и саами. Стадо растягивается в виде длинного остроконечного треугольника, выбирают дорогу вожаки с колокольчиками на шее. Собаки с остервенением загоняют в ледяную воду многочисленных озер и рек ленивых или выбившихся из сил животных: путь только один — вперед, отстать не должен никто.

Аслак очень хотел, чтобы его стадо когда-нибудь стало по-настоящему большим — таким, чтобы, куда ни кинь взгляд, всюду колыхались рога оленей. И поэтому при всяком удобном случае старался делать подношения сейту (1 Сейт — дух, обитающий в скале или груде камней.). В глубине души Аслак надеялся еще и на то, что сейт когда-нибудь пришлет к его стаду «ничейных» оленей с неизвестным доселе тавром. Аслак с удовольствием присмотрит за ними. А осенью, если хозяин не объявится, он забьет их, оставив свое стадо в неприкосновенности. Но сейт не спешил с подарками, хотя предания только и говорят о щедрости богов.

После осеннего раздела стада Аслану приходилось решать сложную задачу — как сохранить своих оленей и в то же время обеспечить семью всем необходимым на зиму. Избавиться от сомнений обычно помогал Лестандер-старший. Аслаку льстило внимание такого богатого человека. У торговца всегда было много водки, и Аслаку уже не страшны были ни суровая зима с ее снежными бурями, ни переходы в несколько сот километров. После каждого приезда Лестандера Аслак уже толком и не помнил, сколько и чего он продал торговцу, и, хотя денег на первых порах хватало, в конце зимы все равно приходилось резать животных. Уже не так легко, как раньше, взбирался Аслак по горным кручам. Но у него росли два сына — надежные помощники. Давно уже валяется без дела выдолбленная из толстого дерева колыбель с остатками сухой осоки на дне и пологом из оленьей кожи сверху.

Орвар — лучший друг Аслака. Часто их коты стоят рядом. Много лет назад поклялись они друг другу, что один из сыновей Аслака женится на Утси, единственной дочери вдового Орвара. Она росла красивой и проворной. Но в последнее время дела Орвара шли неважно. Стадо его от лета к лету сокращалось, а сам он не на шутку пристрастился к водке.

Одна из зим была необыкновенно тяжелой. Снега выпало много, и олени с трудом разгребали его копытами, чтобы добраться до корма. Многих животных пришлось прирезать. Орвар лишился последнего оленя. А какой же лапландец без оленей? Да и дочь его вряд ли кто возьмет замуж. Так же рассуждали и сыновья Аслака. Вскоре оба женились на девушках с приданым, объединив своих оленей с оленями невест. Стадо Аслака резко уменьшилось, и ему уже хватало пальцев обеих рук, чтобы пересчитать животных. К тому же Стина стала сильно кашлять. На щеках у нее появился яркий румянец. За несколько месяцев чахотка сгубила ее. Аслак похудел, сгорбился. Движимый инерцией жизни, он все так же совершал ежегодные переходы, все так же разводил огонь в коте и по-прежнему наблюдал, как маленькие оленята становятся рослыми оленями с ветвистыми рогами.

Эту долгую зимнюю ночь Аслак запомнил на всю жизнь. К нему заглянул Орвар. Друзья долго пили, вспоминая свою удалую молодость и печалясь грядущей старостью. За тонкой стенкой коты разыгралась снежная буря, но им было тепло и весело. Проснулся Аслак от холода и звенящей тишины. Голова раскалывалась от дрянной водки. Негнущимися руками он развел огонь. Вдруг вспомнился вой бури. Или это был вой волков? Острое чувство тревоги пронзило его. В коту вбежала заплаканная Утси. Из ее сбивчивого рассказа стало ясно, что Орвар не вернулся домой. Снаружи Аслака ждала голубовато-белая пустыня, в которой растворились и его олени, и Орвар. Много суток искал Аслак в неверном свете северного сияния стадо и друга. А нашел только Орвара. По изорванной одежде и множеству ссадин было видно, что многовековой опыт поколений гнал лапландца вперед: остановишься — смерть. Но пурга и выпитая водка оказались сильнее этого непреложного закона саами. Орвар все-таки остановился и безвольно лег в снег.

Еще больше сгорбился Аслак. Он взял к себе в коту дочь Орвара — Утси, уже совсем взрослую. Не пропадать же ей одной в пустом холодном жилище! Сыновья не забывали отца — приносили время от времени мясо и кое-какие припасы. Аслак начал помаленьку оживать, стал даже подумывать о новом стаде. В один из таких зимних дней, когда он сидел у огня и предавался воспоминаниям, а Утси штопала одежду, за стеной коты послышался звон бубенцов.

В коту ввалился Лестандер-младший. Уже несколько лет он заменял в торговых делах отца. Лестандер шумно гоготал, хлопал Аслака по плечу, наконец широким жестом вытащил большую посудину с водкой и бросил ее на шкуры. Как и у отца, у него с собой всегда было много спиртного. «И чего это торговец зачастил ко мне в последнее время? — подумал Аслак. — Оленей у меня сейчас нет, торговать нечем. И соседи стали как-то странно улыбаться, завидев нас. Неужели здесь замешана Утси?»

Лестандер заботливо совал Аслаку в руки досудину с водкой, следя за тем, чтобы жидкость не проливалась зря. И снова Аслаку стало тепло и весело. Разноцветные угли из очага хороводом закружились по коте. Он хотел было запеть йоик, но покачнулся и повалился на бок, скорчившись на шкуре в беспробудном сне. Пробудился он рывком — волна боли заставила его выкатиться из коты и зарыться в снег. Скоро до него донесся истерический смех Утси и уверенный бас Лестандера. В лунном свете Аслак увидел, как, откинув медвежью полсть в своих санях, Лестандер притянул к себе почти не сопротивлявшуюся Утси. Его они не видели. Аслак в ужасе отпрянул, заполз за коту. Сани умчались. Аслак выпрямился и пошел прочь, увязая в снегу.