Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №10 за 1974 год Страница 22

Когда Милка не явилась на встречу в Софии, Петр понял: она тоже арестована. Воображение так ясно рисовало Милку в руках палачей, что на глаза невольно навертывались слезы бессильной ярости. Но, несмотря ни на что, нужно было продолжать борьбу...

...Приговор военно-полевого суда был даже более суров, чем ожидал начальник политического отделения варненской полиции Райнов:

«...Приговорить:

Стойно Стойнова Георгиева к двум годам тюремного заключения со строгой изоляцией за сокрытие антигосударственных деяний супруги.

Дирана Бедроса Качоняна — к пятнадцати годам тюремного заключения за связь с лицами, занимавшимися антигосударственной деятельностью.

Петра Владимирова, Милку Петрову Владимирову и Зару Георгиеву — к смертной казни...

Приговор окончательный и обжалованию не подлежит».

В тот же вечер в софийской дирекции полиции раздался телефонный звонок из штаб-квартиры абвера в Болгарии. Шефу полиции в приказном тоне сообщили, что германская контрразведка возражает против приведения приговора в исполнение до тех пор, пока не будет пойман Петр Владимиров. Абверовские станции радиоперехвата в Дрездене, Бухаресте, Берлине, Ростове-на-Дону засекли работу нового передатчика в районе Варны на тех же волнах и в то же время, что и два прежних. Логично было предположить, что эта радиостанция так или иначе связана с ускользнувшим от полиции Владимировым. Поэтому абверовцы считали необходимым начать игру с оставшимся на свободе советским разведчиком, использовав в качестве приманки арестованных членов его группы.

Полиция не знала, что коммерсант Петр Владимиров просто-напросто перестал существовать. А вскоре после этого к командиру действовавшего в горах партизанского отряда имени Косты Петрова прибыл из Софии зубной врач Александр Стоиков. Командир быстро понял, что это не обычный боец: несмотря на сугубо мирную профессию, на учениях ему не было равных, в упражнениях по стрельбе из пистолета он буквально всаживал пулю в пулю, любое стрелковое оружие знал назубок.

Как-то раз во время случайной стычки с отрядом жандармов «зубной врач» повел себя на первый взгляд странно. Когда партизаны рассыпались в цепь, Стоиков скрытно пополз на правый фланг, откуда бил тяжелый пулемет, не дававший партизанам поднять головы. Прошло пять, десять минут, но новый боец не стрелял. В бинокль командир видел из-за камня лишь дуло его итальянского карабина. Наконец едва слышно в грохоте боя треснула его «итальянка». Пулеметная очередь сразу же оборвалась. Но вскоре пулемет ожил. Снова мягкий хлопок карабина, чей-то предсмертный вопль, и пулемет окончательно смолк. Партизаны поднялись в атаку. Петр бежал вместе со всеми, сосредоточенно глядя вперед. И опять не стрелял. Впрочем, стрелять было не в кого. На земле валялось несколько убитых жандармов, остальных и след простыл. После боя наперебой хвалили смелость и хладнокровие «зубного врача», но сам он угрюмо отмалчивался. Что толку, если он воюет как рядовой солдат, но бездействует как разведчик?

Однажды командир вызвал его к себе:

— Ну, доктор, радуйся! Пришел твой час! Собирайся в путь. Из Софии сообщили: есть указание направить тебя на явку. Ну, доволен, что молчишь? С тебя причитается, брат... — И тут командир осекся, увидев изменившееся лицо Александра Стойкова.

— Наконец-то, — прошептал тот по-русски.

Ночью группа бойцов, сопровождавших Александра Стойкова и Свилена Русева, бывшего офицера болгарской армии, который прибыл в отряд вскоре после Петра и, видимо, тоже направлялся для выполнения особого задания, вышла в путь. Под утро остановились в заброшенной горной хижине. Выставили часового, остальные легли отдыхать.

А через час хижина была окружена со всех сторон большим карательным отрядом. Позднее в донесениях полиции говорилось, что все партизаны были убиты в многочасовом ожесточенном бою. В конце коротко упоминалось, что живым был взят лишь смертельно раненный партизан Александр Стоиков, которою отправили в Радомирский военный госпиталь, где он и скончался «при попытке со стороны полиции выяснить его настоящее имя». К донесению прилагалась опись вещей Стойкова. В ней. между прочим, какой-то полицейский чиновник скрупулезно отметил, что, судя по фабричному клейму, костюм умершего, так же как и очки с простыми стеклами, были куплены в Бухаресте...

Год и два месяца Милка и Зара томились в тюрьме, во дворе которой каждую ночь обрывалась жизнь кого-нибудь из заключенных. Впрочем, и для варненцев, как проходила группа Владимирова в следственных материалах, любой день мог стать последним. Исполнение смертного приговора откладывалось: тюремщики рассчитывали, что рано или поздно им удастся сломить арестованных изощренной пыткой — пыткой временем. Это была медленная казнь, когда день за днем, месяц за месяцем человек должен напрягать все душевные силы, чтобы не поддаться страху смерти. Допросы следовали непрерывно, но варненцы по-прежнему упорно молчали.

Девятого сентября 1944 года народная революция в Болгарии распахнула тысячи тюремных камер. В числе вышедших на свободу узников были и Зара Георгиева, и ее муж Стойно, и Диран Бедрос Канонян, и Милка Владимирова, вновь ставшая Свободой Анчевой.

По-разному сложились их судьбы. Зара в течение многих лет работала в болгарских органах государственной безопасности. Диран уехал в Армению. Кавалер ордена Ленина разведчица Свобода Анчева вернулась к мирной профессии инженера. За героизм, проявленный в борьбе за свободу родины, и самоотверженный труд в народном хозяйстве правительство наградило Анчеву несколькими орденами и медалями, а в 1973 году присвоило ей высокое звание Героя Социалистического Труда Народной Республики Болгарии.

Я стою у подножия каменного Алеши (1 Советской Армии — освободительнице посвящен памятник-статуя воина в Пловдиве, названный болгарами «Алешей».) в Пловдиве. Отсюда виден зеленый город, прорезанный широкими проспектами, застроенный светлыми новыми кварталами, солнечный и спокойный. Сюда не доносится шум стремительной Марицы, затененной повзрослевшими на четверть века стрелами пирамидальных тополей. Здесь слышны лишь голоса детей, играющих в парке Свободы.

Маленькая девочка вместе с притихшей стайкой одноклассников несет огромный букет цветов на братскую могилу. Звенящим голосом она начинает, видимо, заранее выученную речь и вдруг сбивается. Глаза ее наполняются слезами, и она говорит простые, искренние слова:

— ...Они погибли за нас... Ради всех нас, чтобы нам всем жилось хорошо... Поклон им и слава!

Перевел с болгарского М. Артюхов

Усто Гафур

Я долго разыскивал Гафура Халилова. В маленьком таджикском городке Ура-Тюбе многие знали его имя, знали, что он прекрасный кулоль (гончар) и делает игрушки из глины. Называли его уважительно: усто Гафур. «Усто» — значит «мастер». Но адреса Халилова никто сообщить не мог.

А у меня в вещевом мешке лежали его великолепные расписные свистульки «уштак», купленные на ура-тюбенском базаре, — небольшие глиняные зверята, чуть больше спичечного коробка.

Наконец я набрел на дом дальних родственников Гафура Халилова, которые не только растолковали, как отыскать усто Гафура, но и дали в провожатые двух проворных и любознательных мальчишек. Оказалось, что мастер живет на окраине Ура-Тюбе, в небольшом кишлаке Бафой.

...Во дворе сушатся кувшины и блюда, недавно сошедшие с гончарного круга. Стоят тандыры — глиняные печи для выпечки лепешек. У входа в дом жмутся дети — видимо, внуки хозяина.

Халилову под семьдесят. Роста он невысокого, лицо доброе, умное, взгляд застенчивый.

Мастер приглашает меня в дом. Усаживает, как положено, на ковер; хозяйка приносит подушки, подает зеленый чай в ярко-узорчатых пиалах. Разговор идет неторопливый. Сразу говорить о деле здесь не принято. Но слово за слово, и хозяин сам заводит речь об игрушках. Да, в былые времена он делал к праздникам глиняные фигурки животных и птиц. Лепил, обжигал, расписывал анилиновыми красками. А теперь много фабричных игрушек. Кому нужны раскрашенные свистульки?

— Нужны, — говорю я.

Мастер, посмеиваясь в усы, достает фанерный ящик, в котором позвякивают скульптуры-малютки. Их в ящике несколько десятков. Такие же, как в моем вещевом мешке.

— Так, между делом иногда забавляюсь... А раньше лепил крупные игрушки, гораздо больше этих, сантиметров по двенадцать высотой...

Упрашиваю мастера слепить несколько больших фигурок. Усто Гафур из тех людей, которые не могут отказать, если их о чем-то просят. Он сбрасывает влажные тряпки с подготовленной к работе глины. Отрывает небольшой кусок, разминает — и у меня на глазах рождается горный козел. А потом рядом с козлом мастер ставит страшного глазастого дракона. Затем коня, черепаху. Какую-то птицу. Передо мной выстраивается целая галерея самых разных скульптур!