Десять дней октября - Алексей Поселенов Страница 22

Артем хмыкнул. Он чувствовал внутри некое раздвоение. С одной стороны, то, о чем говорил дядя Гена, было ему интересно, так как раньше он ни с кем о подобных вещах не разговаривал. Вернее, никто ему ничего подобного не говорил. С другой же стороны, эти разговоры уводили в какую-то непонятную для него сторону. Это было незнакомо, он просто не знал, к чему вывернет дядька через минуту. А некоторые вещи, о которых тот рассуждал, были Артему не просто непривычны, они были ему даже неприятны и болезненны, так как перекладывали определенный груз ответственности за происходящее на него самого.

— Так вот… — как ни в чем не бывало продолжал дядя Гена. — Только ты не сердись, ведь лучше это понимать, чтобы не наделать новых ошибок. Что ещё можно сказать про обиду? Ты наверняка сталкивался с людьми, которых называют обидчивыми. Казалось бы — с чего им такими быть? Неужели все вокруг постоянно делают что-то не так, раз они так часто обижаются на окружающих? Нет, дело в том, что эмоция обиды уже давно стала способом манипулирования людьми. Вспомни, стоит кому-то сказать что-то типа: «Эх, ты! А я-то думал…», как тот, к кому эти слова обращены, сразу же начинает оправдываться. И обижающийся понимает на подсознательном уровне, что тот, на кого он обидится, начнет испытывать чувство вины и кинется заглаживать её, то есть всячески ублажать его. Вот и всё. И этим пользуются, чтобы вызвать в ком-то чувство вины. Ведь чувствующий себя виноватым уязвим, ему можно ставить условия как лучше загладить вину. Но потому-то с обидчивыми людьми и не хотят общаться, мы стараемся избегать их, а они начинают отрываться на тех, кто не может от них просто так убежать, кто всегда рядом — на родственниках, близких им людям. Этим часто старики грешат. При этом такая обидчивость может быть даже не преднамеренным поведением, а просто дурной привычкой — привыкает человек, когда вокруг него все прыгают в желании ему угодить. Однако обидчивый человек не понимает, что в итоге роет яму себе же, так как постоянно испытывать чувство вины никто не хочет, а, следовательно, от него всё равно будут убегать, и рано или поздно он останется в одиночестве.

Артем задумался. Его озадачили дядькины слова: «А ведь и правда, Эльвира любила пообижаться. На ровном месте недовольную физиономию состроит, губки надует, а я перед ней потом распинаюсь — Эльвирочка, Эливирочка… Вроде бы ни в чем и не виноват, а виноватым себя чувствовал. Выходит, как биоробот действовал, если дядьке верить. Может, что-то в этом и есть…» Но, повернувшись к дяде Гене, он сказал:

— А к чему ты это мне говоришь? Я что, по-твоему, такой вот обидчивый, что ли?

— Нет, нет… Это я тебе в качестве иллюстрации ненормального использования эмоций рассказал, когда они не свою функцию выполняют, а являются способом манипуляции другими. На самом деле тут много разных вариантов есть. Но к тебе это, кстати, тоже имеет отношение.

— Какое же? — не понял Артем.

— Так ведь, те эмоции, которые ты испытываешь по отношению к своей жене и своему другу, они же тоже деструктивные.

— Погоди, но мы же разобрались, что мои эмоции от меня не зависят. В чем же я виноват, и в чем эта деструктивность?

— Но я же тебе ещё сказал, что обижаться имеет смысл лишь на того, кто к твоему мнению прислушивается. А как мы поняли, твоей жене плевать на твои обиды, она вины не испытывает и извиняться перед тобой не намерена. Так зачем тогда всё это?

— Гм, хорошо. Но что я могу поделать с собой, если, повторяю, по твоим же собственным словам моя реакция автоматическая? Я же биоробот, ёлки-палки!

Дядя Гена улыбнулся.

— Так в том-то и дело, что не простой робот. Мы же, всё‑таки, не просто животные с набором инстинктов, а люди. Человек разумный — Homo sapiens! А где эта разумность, если ты вот сейчас разводишь руками и говоришь, а что я могу сделать? Да, я тебе сказал, что человек, по сути, это животное; да, у нас есть такие же рефлексы; да, наши реакции во многом автоматические, но у нас ведь есть ещё и разум. Неужели этого мало, чтобы вести себя не только лишь как животное?

Вот скажи мне, если кошка пошла к другому коту в соседний двор, как ты думаешь — долго её предыдущий ухажер будет страдать от этого? Мечтать отомстить за это своему сопернику, морду ему расцарапать, мучиться по этому поводу? Да он через минуту забудет про всё и дальше жить станет как ни в чем не бывало. Так, выходит, его эмоции намного здоровее наших, человеческих? Ты-то вон уже сколько негатива выплеснул на этой почве.

— Слушай, дядь Ген, тебе легко говорить, это не тебе жена изменила! Так в том-то и дело, что ведь я живой человек! А вот был бы настоящий робот, так тумблер переключил и всё — не переживаю больше. Думаешь, это легко?

— Конечно, нелегко, согласен. Поэтому я тебе и толкую обо всём этом, чтоб ты понял и отпустил ситуацию. И не просто отпустил, а сделав правильные выводы на будущее. Реакция твоя вполне объяснима, я тебе уже сказал это, но, по большому счету, тебе уже через пару часов надо было жить дальше спокойно и всё. Забыть про Эльвиру, про Олега и жить дальше. Как тот кот… — Дядя Гена улыбнулся.

Артем молчал, не зная, что сказать. Потом развел руками.

— Ну не знаю… Но тогда ведь совсем бардак будет, если каждый начнет творить, что захочет, а мы будем лишь утираться, чтобы только негатив не выплескивать.

— Да я разве говорю о том, чтоб отказаться от всех норм и правил и жить в бардаке? Я же тебе уже сказал — есть личное, а есть общественное. Правила общежития и моральные нормы нужны, и наказание за их нарушение необходимо, но вот супружеская измена в наше время законом не карается (а раньше, кстати, кое-где каралась). Я тебе про тебя толкую — сколько ты негатива выплеснул, а толку что? Вернулась к тебе твоя Эльвира? Покаялась? Отказалась от своего поведения? Я об этом тебе и говорю, что мы хоть и разумные,