Мерикратор - Юрий Никитин Страница 22

Увы, даже не все трансгуманисты понимают, мир не просто ускорился, а без резких изменений рухнет и мир, и вообще все надежды, что Вселенная возлагала на человека.

Звякнул смартфон, я вытащил из кармашка, бодигарды тут же отвели взгляды в стороны, хотя если не прячу от них экран, то ничего секретного пока нет.

– Держи голову в холоде, – послышался бодрый голос, на фоне уютного кабинета появилось довольное лицо Яфета, – ноги в тепле, а дураков на дистанции. Шеф, пора агитацию?

– О чем? – спросил я.

– Вообще за трансгуманизм, – пояснил он. – А то большинство не имеют понятия, что это такое выперло на арену истории. В то же время правда о наших целях не должна мешать красивой истории, которую сейчас сочиняем для города и мира.

– Ты о программе развития страны?

– Сперва уточним о правлении. Мы демократы или автократы?

– Меритократы, – ответил я. – Или, как говорят в нашем высоколобом народе, мерикраты! Всё сокращают, свиньи поганые, плохой пример молодежи подают. Уже и сами не могут без запинки выговорить такое простое и привычное слово, как «трансцендентальность», а что дальше будет?

Он хохотнул, кивнул, дескать, всё понял, поспешно отключился, словно попробовал произнести без запинки это простое и привычное, но завис.

Перед офисом два десятка автомобилей, на крохотном пятачке уже и места нет, мы не рассчитывали на быстрый рост партии, а на крыльце курят с полдюжины тех, кто всегда садится в заднем ряду.

Я поздоровался, с тремя даже поручкался, вошел в зал, там уже размещаются группками, но до начала ещё восемь минут, я бодро взбежал по двум ступенькам на помост, там уже Бабурнин и Влатис, мне тут же подсунули листок со статистикой, нашенской, ей верим больше.

Снаппер начал сбавлять активность, в некоторых районах вообще исчез, свирепствует только в больших городах.

Влатис, в руках которого все вычислительные мощности нашей партии, придвинулся ко мне вместе со стулом, брови подняты, глаза как у лягушки, сказал трагическим шепотом:

– Они… они что, не понимают?

Я уточнил:

– Что ещё там особенное?

– Снаппер, – произнес он трагическим шепотом, – уже все знают, на чем он держится… Но статистика продаж продуктов показывает, что в первую неделю кривая резко упала… обрушилась, как любят говорить СМИ, но вот по самым свежим сведениям…

Бабурнин догадался, спросил со злым интересом:

– Начала расти?

Влатис воскликнул:

– Да что там начала!.. Почти восстановилась!.. Ну, с учетом потерь среди покупателей. Знают, что нельзя, но жрут, как не в себя!

Бабурнин хохотнул:

– Вот это по-нашему! Европе такое не понять! Аршином общим не измерить!

Я сдвинул плечами.

– Это и было понятно, простой народ и есть простой. Ну хоть неделю продержались.

На помост вскочил Черноклюв, демонстрируя, что и с его весом он не только силен, но и прыгуч, сказал гулким голосом, словно гризли проревел из дупла секвойи:

– Сперва струхнули, а потом… Дескать, где наша не пропадала, умирать, так нажравшись… А как продажи спиртного?

– Сметают с полок!

– Это по-нашенски, – одобрил Черноклюв. – Только ирландцы картину портят.

– В протестантских примерно то же, – уточнил Яфет ради объективности. – Хоть и с крохотной поправкой на менталитет.

– Глобализм, – буркнул Черноклюв. – Нет ни эллина, ни иудея, всё смешалось в доме Волконских, только гадящая англичанка semper.

– Non mutare, – согласился Яфет. – Думаю, во всех странах сметают и все антидепресанты и даже наркотики. Наркокартели уже богаче Маска!

– Маск уже сказал, плюнет на всё и улетит на Марс строить мир для умных.

– Простой народ предпочитает не решать проблемы, – сказал педантично Фауст, – а уходить от них. Правительство на что? Вот пусть и решает! А народ должен с чипсами лежать на диване и критиковать.

В зал постепенно возвращались курильщики, рассаживались, но продолжали тихонько переговариваться, пока Черноклюв не поднялся и не объявил громовым голосом, что собрание трансгуманистов открыто.

В открытые двери поспешно проскользнули опоздуны, что всегда ждут до последнего, словно у нас привычные собрания советского периода о помощи колхозам в уборке урожая.

Я узнал Маковею, Олжаса, Куява, даже Аянбек появился, сто лет не показывался, за ним стеснительно улыбающийся Лавр, всех снаппер согнул, а этот, напротив, выпрямился, не иначе, как разбогател и начал землю скупать, как он всегда мечтал.

Рассаживаются, кто-то в первый ряд, часть ожидаемо занимает последний, словно опасается выстрела в затылок. У нас обязательное посещение только членов комитета партии, но присутствовать могут всё, потому наш небольшой зал обычно заполняется достаточно, трансгуманисты предпочитают общаться с себе подобными, у нас не только общие темы, но и общий уровень, что так важно.

Зал постепенно заполнялся, Бабурнин поглядывает на часы, в какой-то момент поднялся, постучал за неимением молотка ладонью по столу.

– Тихо-тихо!.. Да, знаем, во всем мире такое необычное время. Но жить надо и двигаться вперед надо!.. Заслушаем отчет председателя партии, потом полчаса прения… ладно, час!

Я поднялся, со строгостью во взоре оглядел присутствующих в зале.

– Вы все знаете, – сказал я, – что происходит. Негуманно такое заявлять вслух, но снаппер уже внёс резкие изменения в состав населения, эти изменения играют на партию трансгуманистов. Сейчас вот пришло сообщение, что электорат партии «Воля народа» сократился больше, чем наполовину, а «Воли простого народа» на две трети…

Судя по лицам, большинство тихо радуется потерям наших противников, хотя это означает гибель миллионов, даже десятков миллионов людей, зато наша партия идет без потерь, единичные исключения ни в счёт, вот уж наша устойчивая психика. Точно знаем, что мы вне опасности, а остальные… что ж, сами виноваты, не надо было разжираться, а потом требовать от властей, чтобы и двери в троллейбусах делали шире, и стулья в кинотеатрах заменили…

Вообще-то, мелькнула мысль, мы уже давно ушли от прекрасных идей французских просветителей, на которых строилась цивилизация. Для нас человек не прекрасное нечто, что рождается ну прям ангелом, а потом его портит общество. Для нас он грязная свинья, в которую нормы нравственности нужно вбивать силой и постоянно, чуть отвернись – снова уже не человек, а толстая и освиневшая свинья.

Наверное потому, даже самые чувствительные из нашей партии как-то не переживают, что