Коллектив авторов - Плавучий мост. Журнал поэзии. №3/2016 Страница 23

Полтава

О доблестях, о подвигах, о славе…

А. Блок

«Ура, мы ломим, гнутся шведы!»А много ль значили победы?Бросавших под ноги знамёнаУже не вспомнить поимённо.

Ура, мы ломим, шведы гнутся…Я не смогу в тот мир вернуться,Где пониманья хрупкий мостикНас вёл с тобой друг к другу в гости.«Швед, русский колет, рубит, режет».И ничего уже не брезжит,И ничего уже не светитНа почерневшем белом свете.

Швед, русский колет, режет, рубит.Когда тебя совсем не любят,О новых подвигах и славеГадай по пушкинской «Полтаве».

Алфавит

Август позади, забудь о лете:Было-сплыло, было и прошло.В школу собираться стали дети.Господи, как это тяжело!

Дай им твёрдость биться лбом о стены,Есть гранит науки и молчать,Ждать, как избавленья, перемены,Знания насильно получать.

Их на физкультуру водят строем.Каждый, кто из строя вышел вон,Лучшей был бы участи достоин –Маленький, полезший на рожон –

Но его «исправят» в школе быстро:Он, устав от славы бунтаря,Превратится просто в «хорошиста»,Руку поднимать не станет зря.

Скоро ты усвоишь на отличноТупость дисциплины и муштры.«Умные вопросы неприличны» –Формула успешной детворы.

Хоть твоё прекрасно оперенье,Цвет на серый срочно поменяй,Чтоб не злить «общественное мнение» –Школьные звонки о том звенят.

Щуриться, сутулиться и гнуться –Это всё обычные дела.Юность если б вздумала вернуться,Я бы в школу вовсе не пошла.

7 ноября

Родители меня на демонстрациюберут с собой. Мне нет ещё шести.И надо не заплакать постараться,когда воздушный шарик улетит –их будут выпускать на Красной площади…Когда вот только мы туда дойдём?Знамёна с транспарантами полощутсяноябрьским ветром, сереньким дождём.Колонна то пойдёт, то остановится.Милиция дежурит во дворах.Друг другу все рассказывают новости,хоть на работе виделись вчера.Повсюду слышен смех, и льётся музыка –как из ведра – и заглушает смех.Вновь встали… Вновь пошли – проулком узеньким.А шарик у меня – красивей всех!А говорили: «Там толпа, там вирусы!»Но хорошо, что взяли, хорошо.Твердят коллеги мамины: «Как выросла!»Коллега папин тоже подошёл.Во внутреннем кармане спрятал фляжку он,приладил шланг, завёл за воротник –вот кто-то, кто замёрз – идти-то тяжко нам –опять к заветной трубочке приник…И громко в мегафон кричат: «Товар-рищи!»И папа молодой. И папа – жив…

Терпи, хоть затекла ладошка в варежке.Верёвочку от шарика держи!

Радуга

Красный вышел такого накала,как почти нестерпимый ожог,как добытые Карлом кораллы,как на волчьей охоте флажок.

А оранжевый – в тон авантюре.Мы в оранжевой тонем волне,не влюбившись, а именно втюрясь,под табличками «Выхода нет».

Жёлтый цвет – светофорное «ждите».Не хочу закаляться, как сталь.Покажи мне, какой ты водитель,выжимай потихоньку педаль,чтоб зелёный размазался фоном,если вместе прорвёмся в простор,где мы выключим все телефоны,где бросаются карты на стол,

а друг другу бросаются в руки.В Голубом не простят нам броска.Но мы что-то поймём друг о другебез игральных и контурных карт.

Руки лотосом пахнут? Бензином.И на улице будет темно,и рельефные впадины синимночь наполнит, как чаши вином.

И сойдут этой радуги блики,словно пуговки пробы Пирке,в фиолетовом крике, на пике,в сумасшедшем пиковом пике.

Про лису

Стали тучны, под тяжестью весанаклонились к земле небеса…В глубине полуголого лесамокрой курицей бродит лиса,заметая хвостом своим листья,всё желая убрать поскорей,этим самым пришествие близяей на смену идущих зверей –я так думаю, белых медведей…Что она наметёт, угадай:кто из нас друг от друга уедет,кто к кому припадёт навсегда?

Не кидайся, лисица, не тявкай,не тяни ты, зубами беря,из-под кожаной куртки октябрьскойкашемировый шарф ноября.

Не прислоняться!

Мало нужно человеку,чтоб расстроиться навзрыд,но метро – надёжный лекарь:растолкает, исцелит.

Мы спускаемся под землюв нежный сталинский ампир –кто-то пишет, кто-то дремлет,кто-то пиво не допил.

Отойду подальше лучше:едут школьницы с доской…Ты мне нравишься, попутчикот Динамо до Тверской!

На меня ты тоже смотришь.Где Амур с колчаном стрел?…Вон в корзинке – кошка-скоттиш.На неё бы посмотрел.

Ты читаешь книжку Ницше.Он – противник брачных уз.Ты ко мне не прислонишься.Я к тебе не прислонюсь.

Еще про зиму

Ни травинки, ни деревца,ни улыбки на лицах.Только белое стелется.Только чёрное длится.

На живых ли, на трупы линынче выше расценки?Нарисованный в куполене ответил мне в церкви.

Поле белым застелено.Вероятного мая.Ты живую хотел меня.А теперь я не знаю.

Узость строк. Я ленивица?Или это усталость?Просто крови в чернильницеочень мало осталось…

Иван Шапко

Стихотворения

Иван Шапко (род. 1939) появился в середине 70-х в Москве проездом, был у Владимира Бурича и у меня. Оставил нам свои стихи, верлибры. Уже не помню, как он «вышел» именно на нас, ведь у нас тогда еще не было своих книг. Был очень стеснителен, ему было важно, как мы отнесемся к его опытам. Потом он писал, что уехал с Камчатки, где работал инженером на заводе, производившем рыбные консервы. У него была болезненная идиосинкразия на рыбу. И он был вынужден оставить эту работу. Последние известия о нем были таковы, что он выдавал лыжи на одном из горных курортов на Кавказе. На этом наша связь прервалась. Его верлибры мы опубликовали в антологии «Время Икс» в 1989 году, потом его подборки были в моей мини-антологии «Другая традиция» в 1992 году, практически «невидимой», наконец, в изданной в Германии издательством «Алкион» двуязычной антологии «Куда идет тополь в мае» («Wohin schreitet die Pappelim Mai», Alkyon Verlag, Weissach im TaL) в 2000 году.

Эти стихи остаются разговором одного из одиночеств со всем миром. В нихесть что-то от детского восприятия и в то же время от рано прочитанных редких тогда текстов, возможно бытовавших в рукописных копиях. Отсюда «Протоарийский цикл», намек на знакомство с трудами Кьеркегора – «Это я доносчик Богу // на себя и людей»; античные мотивы. И себя самого и своего недостижимого читателя он с горечью называет «предателем жизни». Он жил в какой-то мере в доме, еще в детстве для него «нарисованном» отцом, дорисовывая «трубу и дым», жил, возможно, среди тех, кто, по его поэтическому восприятию «не успел стать людьми». Собеседник Гераклита и Полифема, он жил рядом с пробегающей мимо смертью, неосторожно заглядывая «по ту сторону жизни». Очень самостоятельный и странный голос из 70-х годов прошлого века. Прислушайтесь внимательно к нему, как бы он не прерывался. И некое кредо уже в первом его стихотворении здесь: «не о себе я /хотел сказать».

* * *

Быстро я пролетел этот мир.Кто-то крикнул о помощи……не о себе,не о себе яхотел сказать…

* * *

Перед подбежавшей к кому-тосмертьюиспуганно зашепталчеловеческие слова оправданияслучайныйпрохожий.В промежутках между ударамигромаснова слышен шум дождя.…все ждет тебя солнце,обнимающее леньчеловека и животного.Тебя – предателя жизни.

* * *

Утром по блестящему пути к солнцудвижутся муравьи.Каждый что-нибудь несет.Кто – что.некоторые своих погибших товарищей.

* * *

До сумерек сидели за столом.Множество звезд оказалось счетными все они лежатна одной прямой. Инвариантное времябыло поставлено во главу угла.В сумерках напоследокстрашную мысль произнессобеседник вслух.Незачем вставать из-за стола.Молчим.На осторожные слова решился –– Гераклит,но что бы мы делали, если быне родились?

* * *

Многочисленно тикающие часывот вам вектор пространстваВырастаеткрасное дерево Это вечерНеизбежность симметриислепая мысльголая идея будущей печалистремительно перебегаетот предмета к предметунекоторыхеще нетно синее небе уже летиткто задумалвсе этосмотрит

* * *