Журнал «Если» - «Если», 2006 № 10 Страница 24

Поэтому Мик вынужден был поступить неэлегантно, но зато эффективно. Он бесшумно приблизился, установил дуло Жаломёта на расстоянии дюйма от спинного хребта мистера Мозга, крутанул регулятор на десятку и выстрелил супериглой, которая закачала в позвоночник врага супердозу пчелиного яда. Мистер Мозг сразу рухнул на пол в тяжелом анафилактическом шоке. Он был уже мертв, когда Мик выпустил из клетки Голубую Пчелу.

Тут дверь слетела с петель от мощного удара, и в берлогу мистера Мозга ворвалась лучшая команда полицейских Нью-Йорка во главе с хорошо известным в городе комиссаром. Этот комиссар прославился тем, что терпеть не мог никакой героической самодеятельности.

— Дело сделано, пора! Улетаем! — крикнул Мику Голубая Пчела, выпрыгивая из окна на лесенку из стального троса, спущенную из ожидающего их в режиме зависания Пчелиного Крыла.

— Еще секунду! — откликнулся Мик уже с подоконника и обернулся, одаривая полицейских на прощание веселой белозубой ухмылкой.

В этот миг разъяренный комиссар выстрелил ему в плечо.

Мик пошатнулся и вывалился из окна спиной вперед, хватая вытянутыми руками воздух. В его глазах замельтешили яркие и темные пятна, когда вторая пуля комиссара почти сразу угодила ему в бедро. Голубая Пчела почти дотянулся до Мика в отчаянном рывке, но цепкие пальцы, обтянутые перчаткой из темно-голубой кожи, лишь скользнули по запястью Мика.

И Мик упал, и пролетел до земли девять этажей.

Жизни он не лишился только благодаря тенту, натянутому над главным входом в отель, и полицейской машине популярного комиссара. Мик привел ее в полную негодность, проломив крышу до самых колес.

— Ну? — спросила Конфетка. — Мы уже собираемся сделать что-нибудь или как?

— Да, — рассеянно пробормотал Жало, который продолжал понуро сидеть на краю кровати, погрузившись в свои невеселые мысли. — Вероятно.

— Ты так и будешь… Послушай, почему бы тебе не снять эту маску?

— Нет, — сказал он, покачав головой.

Тогда, приблизив губы к уху клиента, она выдохнула жарким, заранее отрепетированным полушепотом:

— Просто расскажи мне, чего тебе хочется, малыш!..

Жало хихикнул. А потом вздохнул.

— Чего я хочу? Справедивости.

Конфетка слегка опешила.

— Боюсь, что, гм… такая штука не значится в меню. Ну а как насчет… — и она, придвинувшись поближе, нашептала ему на ухо предложение, которое ей не хватило духу изложить вслух.

Жало снова покачал головой.

— Нет, не думаю.

— Ну тогда…

Он прервал ее, сказав:

— Эти слухи насчет нас… В чем-то они верны. Да, мы с Голубой Пчелой были влюблены друг в друга! Только у нас все было не так, как у этих… кажется, теперь их называют геями? Да, мы любили друг друга, но мы остались чисты! Голубая Пчела, он был великолепен. Прекрасный, как греческая статуя! Просто нельзя было его не полюбить… На всю жизнь.

— О! — выпалила Конфетка, отодвигаясь, пока не уперлась спиной в изголовье кровати. — Тогда зачем я здесь?

— Затем, что у меня еще есть потребности.

— Ладно, малыш, о'кей. — (Может, еще удастся выколотить из него денежки?) — Просто скажи, что тебе нужно. Вот и все!

— Прежде всего, — сказал ей Жало, — мне нужна заложница.

Три недели в госпитале, а Роберт еще ни разу не пришел его навестить. Мик уговорил себя, что все не так уж страшно. Он был без сознания, когда с него сняли маску, и в картотеке госпиталя до сих пор значится как неизвестное лицо — Джон Доу. Выходит, что его не опознали. Да и как бы они смогли? У Мика не было другой жизни, помимо рабочих функций Жала, и никаких родственников, после того как бабушка умерла. Его фотографию опубликовали в газетах, но никто на нее не клюнул. Они сняли у него отпечатки пальцев, и зря, потому что у Мика никогда не было официальных трений с законом. И если знаменитый врач и мультимиллионер Роберт Э.Эггерс пожелает нанести дружеский визит Джону Доу, прикованному к кровати наручниками… Не понадобится слишком много ума, чтобы уверенно провести жирную прямую между двумя отдельными точками.

У полиции было оформлено шикарное дело против Джона Доу. На орудии убийства обнаружились его отпечатки. Он был пойман при попытке исчезнуть с места преступления. Когда Мика подлечили настолько, что он заново научился жевать пищу, его забрали в полицейский участок и допрашивали при ослепительном свете пять часов подряд. Полиция не стеснялась убеждать его увесистыми аргументами в виде кулаков, и Мик в конце концов признался, что убил мистера Мозга. Как оказалось, настоящее имя негодяя было Марк Карпински, и прежде тот подвизался гипнотизером в Джерси, пока не стал зарабатывать себе на хлеб, икру и виски грабежами банков.

— Он хотел взорвать весь ядерный арсенал мира! При помощи своего уникального электрошлема, — пытался протестовать Мик. — Я герой, а не преступник!

Тогда комиссар охотно продемонстрировал уникальный шлем, брякнув его перед Миком на стол.

— Это всего-навсего армейская каска, малыш, обернутая в оловянную фольгу… Ну как, теперь ты уже готов сказать нам свое настоящее имя? Или нет? Знаешь, тебя скоро посадят на электрический стул, а потом отскребут от стула твой пепел. Ты хочешь, чтобы на могильном камне так и было написано — «Джон Доу»?!

Невзирая на избиения, угрозы, юридические трюки и щедрые обещания выгодной сделки, Мик так и не сломался. Он не открыл полицейским свое имя и не предал Голубую Пчелу. Он заявил, что страдает частичной амнезией в итоге падения с девятого этажа, что решительно не способен припомнить, кем он был до печального инцидента, и в конце концов полиция вынуждена была сдаться. Возможно, они даже поверили ему.

И разумеется, его мальчишеская миловидность, стоическое поведение и неподдельная убежденность в том, что он оказал человечеству услугу, избавив от мистера Мозга, произвели весьма благоприятное впечатление на присяжных. И они признали подсудимого невиновным в убийстве первой степени. К сожалению, по прочему списку обвинений, от непредумышленного убийства до сопротивления при аресте, мнение жюри оказалось диаметрально противоположным.

Так двадцатилетний Жало, называемый Джоном Доу, он же Мик Пейтон (хотя сие осталось неизвестным), обнаружил, что приговорен к сорока годам тюремного заключения. Он мог скостить свой срок наполовину, если бы донес на Голубую Пчелу.

Это слово не сразу дошло до Конфетки. Оно показалось ей иностранным, слепленным из чужих бессмысленных звуков.

— За…ложница? — тупо переспросила она.

Жало повернулся к ней лицом, в руке у него вдруг откуда-то взялся маленький пульверизатор с желтоватой жидкостью. Конфетка не поняла, что это такое. Затем, без всякого предупреждения, он молниеносно опрыскал ее желтой гадостью.

— Какого черта?! — панически взвизгнула она. — Что ты сделал?..

И поспешно обнюхала крошечные брызги, осевшие на волосках ее руки, но мочой не пахло. На самом деле пахло очень хорошо, приятный аромат наподобие нарциссов… Но все равно — такие шуточки совершенно недопустимы!!!

За окном отеля сразу возник нарастающий гул, будто бы от догоняющего скоростного поезда. Этот фантомный поезд нагнал их за секунды. Стены номера заметно завибрировали, зеркало опасно заплясало на стене.

Жало встал с кровати и отдернул оконные занавески. Снаружи оказалась непроглядная темнота, в ней не видно было даже городских огней. Световые лучи просто не могли пробиться через плотный занавес из мельтешащих живых частиц, которые беспрестанно колотились в стекло, как яростный ливень. Глядя в окно, Жало затянул сквозь стиснутые зубы бесконечный жужжащий звук: 3-3-3-3-3-3-3-3-3-3…

Внезапно, испустив выкрик бойца кунг-фу, он выбросил руку вперед, и стекло разлетелось в осколки. Конфетка пронзительно завизжала, когда гудящее грозовое облако пчел заполнило всю комнату и закружилось вокруг нее черным с золотом торнадо.

— Не сопротивляйся, — сухо предупредил ее Жало. — Тебе не следует волновать пчел.

— А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А! — истошно завопила Конфетка. — О Господи! Господи! Пожалуйста! Нет! Не надо! Не надо!

Жало ухватил Конфетку за руку и грубо стащил с кровати. Она крепко зажмурила глаза, когда пчелы принялись ползать по ее лицу. Они щекотали ей веки крошечными лапками, ноздри — трепещущими крылышками, а когда она снова закричала, пчелы сразу заползли ей в рот.

Конфетка оцепенела от запредельного ужаса. Все ее тело, от головы до пят, было под толстым, вибрирующим, копошащимся живым одеялом. Ей перехватило горло, она не могла ни вздохнуть, ни выдохнуть. Наконец, после целой вечности адского кошмара, пчелы медленно выползли изо рта Конфетки.

— Интересные создания, ты не находишь?

Его голос звучал глухо, словно издалека, еле слышный в грозном пчелином гудении.