Журнал «Вокруг Света» - Вокруг Света 1996 №11 Страница 24

 — Кстати, — спрашиваю у штатского, — а кто нынче директор карьера? Уж не Мухаммед ли Харраз?

— Он самый, — слышу в ответ. Лет семь назад Харраз выручил меня в довольно-таки непростой ситуации. У нас в пути, километров за сорок перед Бауити, встала машина: лопнул подшипник. Попутка дотащила нас до Бауити. Приговор механиков в местной мастерской был суров: такого подшипника здесь, в оазисе, не найти. Тогда мы вновь прицепили нашу машину за веревочку и потащили ее в поселок при карьере. Нашли Харраза. Он сидел за чашкой чая у телевизора и смотрел вечерние новости. Харраз разместил нас на ночь в квартире для гостей, пообещав наутро отправить нашу машину в свой гараж. Но и там подшипника не оказалось. Тогда директор карьера отправил нас в Каир на санитарной машине, которая везла в больницу одного из сотрудников; мы купили подшипник и передали с шофером.

Через два дня мне пришлось срочно уехать из Каира. Когда я вернулся, отремонтированная машина стояла у подъезда...

Я бросился звонить Харразу. И потребовал, чтобы он выставил мне счет: за ночевку в гостевой квартире, ремонт и перегон машины. Директор карьера категорически отказался.

— С попавших в беду друзей денег не берем, — решительно заявил он.

С тех пор я не видел Харраза и, честно говоря, думал, что он уже на пенсии. Ан нет, все еще трудится! Будет время — заедем к нему на обратном пути.

Я рассказываю эту историю моим попутчикам, пока мы проезжаем сначала утопающий в зелени — это посреди пустыни-то! — поселок справа, а затем и карьер слева. Но вот дорога делает довольно крутой поворот, и перед нами открывается удивительное зрелище.

Оазис Бахрия представляет собой обширную впадину площадью около двух тысяч квадратных километров. По-арабски он называется «Аль-Вахат аль-Бахрия» «Морские оазисы». Морские — потому, что самые близкие к морю, хотя до него добрых полтысячи километров. А множественное число используется потому, что Бахрия, в отличие, скажем, от Сивы, — не один большой оазис, а группа мелких. Занимают они лишь часть впадины и лежат на высоте 120 метров над уровнем моря.

Дорога серпантином сбегает вниз. Впереди — просторная каменная чаша с многокрасочными стенами. Розовый, желтый и даже зеленоватый оттенки придают скалам вкрапления железной руды. В середине чаши, по обе стороны дороги, разбросаны зеленые пятна оазисов, видны невысокие дома. Еще четверть часа — и мы въезжаем в Бауити.

Отель «Альпенблик»

В свой первый приезд в Бахрию я останавливался в поселке карьера, у Харраза. А во время организованной для меня экскурсии по оазису заезжал выпить кофе в маленькую гостиницу со звучным немецким названием — «Альпенблик». «Наверно, немцы, народ состоятельный и подвижный, чаще других посещает Бахрию», — подумал я тогда. Гостиница была самая обычная: длинное одноэтажное здание на пригорке, двери номеров выходят прямо на улицу, — но зато очень дешевая.

На этот раз я решил остановиться в «Альпенблике». С ее директором Салехом я был уже знаком.

К моему глубокому удовлетворению, «Альпенблик» за эти годы заметно преобразился и разросся. При входе появилось новое административное здание в три комнаты, с каменными скамьями, покрытыми цветными половиками. В глубине двора вырос двухэтажный корпус на пятнадцать номеров с куполообразным потолком в комнатах второго этажа и ставенками на окнах. Цены, правда, тоже подросли, но все равно остались божескими.

В ожидании директора Салеха располагаемся за столом во дворике. Достаем свои припасы и устраиваем обед. После почти пятичасового пути не грех и передохнуть. За соседним столиком гоняют чаи человек пять японцев. А вот и Салех. Египтяне — вообще хорошие физиономисты, но особенно крепко запоминают они иностранцев, говорящих по-арабски: такие, с позволения сказать, раритеты надолго западают им в память. Обнимаемся. Номера для нас есть. И тут же договариваемся с Салехом о поездке по оазису: надо спешить — в Египте темнеет рано.

Сборы недолги, и вот мы уже сидим в «тойоте» Салеха. Полноприводная полутонка с брезентовым навесом над кузовом и двумя скамейками по бортам подъехала к гостинице будто прямо из музея мирового автомобилестроения — такой был у нее древний вид. Но, как говорится, старый конь борозды не портит. Салех ловко лавирует по узким, немощенным и потому пыльным улочкам Бауити. Первая остановка — на окраине, у дороги, ведущей в Сиву.

Такая разная вода

Своим существованием Бахрия обязана воде — как и любой другой оазис. Здесь десятки источников: есть холодные и пресные, а есть и теплые, и минеральные.

— Этот источник называется Аль-Муф-тилла, — рассказывает Салех. — Он один из самых красивых.

Вид действительно замечательный. Источник вытекает из песчаного холма, на котором мы стоим. Русло ручья перекрыто запрудой, образующей маленькое озерцо. С одной стороны в нем плещутся мальчишки, с другой — пара уток. Неподалеку — низкие деревенские домики, построенные из высушенных на солнце глиняных кирпичиков. А сразу за домиками начинаются пальмовые рощи — и тянутся на несколько километров, почти до краев каменной чаши.

Спускаемся к источнику, пробуем воду. Она прохладная и сладковатая на вкус.

Небольшой участок рядом с холмом обнесен ржавой колючей проволокой. Среди песка видны остатки каких-то строений.

— Христианские часовни, — поясняет Салех. — Но туда не пускают. Там работают археологи. Но как? Покопаются месяца два, а потом уезжают: говорят  — денег больше нет. А когда приезжают на следующий год, то все уже опять засыпано песком.

Мы занимаем места в кузове «тойоты» и катим дальше. Минут через десять Салех останавливает машину на маленькой площади. Дальше идем пешком. Вот и он, самый знаменитый источник Бахрии — Айн аль-Бишму.

Высокий утес расколот надвое. Под нами — глубокое ущелье с отвесными стенами. Из-под самой скалы бьет один источник, побольше, а метров через десять, уже из трубы, — еще один, поменьше. Оба источника теплые, железистые: первый — плюс 30 градусов, второй — плюс 33. Сливаясь, они образуют речушку. И тоже с запрудой, где плещутся ребятишки. А за ней — все те же пальмовые рощи.

Дальше Салех везет нас уже не по улицам, а по проселку вдоль арыка. Пальмы над нами смыкают свои кроны. Останавливаемся у бассейна с теплой водой.

— Источник Бир Рамля, — поясняет Салех.

Солнце клонится к закату, и в бассейне после работы «отмокают» крестьяне-феллахи. Завидев нас, бросаются к своим длинным рубахам-галабеям. Лишь молодой парень продолжает плескаться под бьющей из трубы водой. Просим у крестьян разрешения сфотографировать их. Они с удовольствием позируют...

Вскоре дорога выскакивает на пустынное плато. Вдали, справа, пасется стадо верблюдов.

— Подъедем к ним? — высунувшись из кабины, спрашивает Салех.

Мы киваем в знак согласия. Салех сворачивает с проселка, останавливается. Навстречу нам идут два молодых парня-пастуха.

В стаде голов сорок. Верблюды крупные, темно-бурой масти. Пасутся они прямо на песке, где словно разбросан клевер-берсим, и животные, со свойственным им гордым, преисполненным собственного достоинства видом не торопясь его подбирают. Немного особняком держится поджарая верблюдица, прямо у ее ног лежит маленький верблюжонок.

— Только сегодня родился, — поясняет один из пастухов.

И тут замечаем, что малыш еще мокрый. Он подрагивает мелкой дрожью — каменная чаша наполняется вечерней прохладой, — крутит головой, впервые рассматривая этот мир, свою стройную мать и бурых сородичей.

Пастух достает что-то из кармана и протягивает мне. На ладони у него — небольшая четырехугольная пластина на веревочке, украшенная растительным орнаментом. Снизу к ней подвешены три монеты.

— Серебро, — говорит парень. — Тридцать фунтов.

Серебро это или нет, сказать трудно, но вещичка и впрямь необычная, сделанная явно не вчера. На монетах виднеется дата: «1293». Это — по мусульманскому календарю. Если учесть, что сейчас идет год 1416-й, то им больше ста лет. Впрочем, дата может быть и фальшивой, но все равно сувенир классный.

— Ну, ты загнул — тридцать! — говорю пастуху, твердо решив про себя, что амулет надо обязательно купить.

После недолгих препирательств он соглашается на двадцать. Мы оба довольны.

Купание при луне

Конечная цель нашей поездки оказалась мне знакома — по прежнему посещению Бахрии. Салех привез нас в филиал своей гостиницы. Небольшой участок пустыни рядом с садом огорожен плетенным из тростника забором. Внутри — островерхие бунгало, тоже из тростника. В каждом — по две кровати. На звук машины выходит молодой парень — сотрудник Салеха. Поприветствовав нас, он бросает два матраса возле каменного очага, разводит огонь. Набирает воды в прокопченный чайник из маленького источника, рядом с крайним бунгало. Быстро вскипятив воду, заваривает крепкий чай и добавляет в него свежей мяты. Мы сидим на матрасах, прихлебывая из маленьких стаканчиков горячий, с каким-то особым привкусом чай — вода в источнике оказалась минеральной — и наблюдаем, как за бунгало заходит солнце.