Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №07 за 1986 год Страница 24

Однажды, слушая хор в церкви, он обратил внимание на одного из певчих, мальчика лет десяти, голос которого выделялся чистотой и музыкальностью исполнения. После службы Архип Тарасович дождался его и выяснил: зовут паренька Иван Стененко, ему одиннадцать лет и он сирота.

— А я, Ваня, органный мастер. Если захочешь, возьму тебя к себе учеником. И жить будешь у меня. Согласен?

Со временем Стененко и сам стал квалифицированным мастером и даже сумел получить музыкальное образование. А в 1895 году Пивоваров дарит своему талантливому ученику мастерскую. В то время Ивану не было и двадцати лет. Он перебирается в Нахичевань, как тогда назывался пригород Ростова-на-Дону, где открывает собственное дело...

В городе работали в основном три мастерские по изготовлению органов: Ивана Стененко, Алексея Сулименко и Софронова. Но последний занимался преимущественно ремонтом и наладкой карусельных органов — самых простых по устройству, с минимальным набором мелодий,— а если и изготавливал, то не больше одной шарманки в год.

Самые высокохудожественные органы производились в мастерской Ивана Стененко — от малых переносных шарманок до концертных оркестрионов. На них исполнялись музыкальные произведения, написанные не только для духового оркестра, но и для симфонического. С органами Стененко не могли соперничать ни немецкие, ни швейцарские, ни французские или итальянские инструменты. Кроме мелодичности и чистоты звучания, их отличало еще и количество мелодий, «набитых на валики». На заграничных шарманках программа состояла из восьми-десяти, а на стененковских их было до двадцати двух. Иван Иванович мог на слух записать услышанную им песню и перенести ее на органные валы в своей обработке...

Хлопнула входная дверь, и я увидел невысокую большеглазую девушку.

— Знакомьтесь,— сказала Вера Васильевна.— Главный хранитель фондов музея Манана Орагвелидзе.

Узнав, что меня интересуют шарманки, Манана с некоторой виноватостью в голосе проговорила:

— Многие органы у нас еще не выставлены. Одни реставрируются, другие ждут настройки мастера.

— Разве есть сейчас такие мастера? — не скрыл я своего удивления.

Вера Васильевна весело взглянула на меня и сказала:

— Давайте послушаем, как звучит французский оркестрион «Бонапарте», а потом я вам все объясню.

Оркестрион представляет собой огромный шкаф орехового дерева. Его надо заводить ручкой наподобие патефона. Находящаяся внутри пружина вращает вал.

Первые звуки оркестриона просто оглушили — инструмент явно рассчитан на большой зал.

— Превосходный орган,— сказала Вера Васильевна, останавливая оркестрион, и спросила: — Вы смотрели фильм «Преступление и наказание»? Там исполняется на шарманке романс, помните? Эту музыку «сделал» тбилисец Акоп Китесов. Он — единственный у нас в стране мастер-органщик. Ремесло это не простое. Вот смотрите.— Она распахнула высокие дверцы «Бонапарте».— Вал утыкан разными по толщине и высоте металлическими стержнями. Это и есть «ноты» органа. Набить их — большое искусство. А еще — надо любить и понимать старинный инструмент, иначе музыкальный ящик останется бездушным. Шарманка любит преданных, таких, как Акоп, Гогиа...

Вера Васильевна ненадолго замолчала, собираясь с мыслями, и заговорила снова:

— Раньше Гогиа Хосруашвили ходил по улице в паре с другим шарманщиком — Аракелом. Одному все же тяжело носить ящик весом почти в двадцать килограммов. Говорят, что шарманка досталась Гогиа от отца, в прошлом известного в Тбилиси садовника. А тот получил ее от своего, который привез орган из Одессы. В то время там существовала фабрика «Нечада», изготовлявшая шарманки, которые пользовались большим спросом. Правда, приобрести ее инструмент мог далеко не каждый — стоил он девятьсот золотых рублей. Владельцем фабрики был Иоганн Нечада. У него одно время работал и отец Акопа Китесова, он тоже привез в Тбилиси шарманку, с которой, возможно, и началась судьба мастера-органщика Акопа. Его и Гогиа знают в старом городе все...

Не так давно в Тбилиси было много шарманщиков. Их до сих пор вспоминают, особенно по праздникам: Алипапа, Бедного Арташа, Рангия, Колю Анималисошвили, Аексо, Баграта, Карапета...

Однажды осенью, в преддверии праздника тбилисоба, на улице старого города появился Гогиа с неразлучным аргани, сосредоточенный и немного взволнованный. Его сразу обступили люди. Шарманщик, оглядев собравшихся, закрутил ручку. Улица огласилась никому не знакомой мелодией.

— Что ты играешь, Гогиа? — спросили изумленные слушатели.

— Тбилисские напевы. Сам мастер Акоп приготовил их к празднику.

Тут все вдруг обратили внимание, что он в косоворотке, на голове картуз с коротким лакированным козырьком, а на поясе блестит цепочка знаменитых часов, которым столько же лет, сколько и шарманщику. И все поняли, что сегодня Гогиа не просто играл, а представлял людям свою новую программу — праздничную...

— Раньше были непревзойденные музыканты-шарманщики,— продолжала свой рассказ Лагидзе.— Мастерски крутить ручку органа, так, чтобы за душу брало слушателей, могли немногие, по-настоящему одаренные люди: Захар Осканов, Илья Попов, Артем Тикиджиев, Карп Караулов, Дураков... Играли по праздникам, на свадьбах или больших семейных торжествах. Их все уважали.

— Были, конечно, и другие, — улыбается Манана,— которые приезжали из северных областей на музыкальный промысел. Ради заработка. Эти брали шарманки в аренду под залог, например, в мастерской Сулеменко. И ходили по дворам, за деньги развлекая жителей. У таких бродячих шарманщиков были и попугаи, тянувшие желающим билеты с предсказаниями судьбы. Некоторые водили с собой мартышек.

— Шарманка,— разводит руками Вера Васильевна, — инструмент, если так можно выразиться, вольный. Она создана для улицы, базарной толчеи. И тогда под звуки поющего органа людской гомон обретает совершенно иную окраску, сама атмосфера делается праздничной. Сегодня, чтобы понять значение в прошлом такого популярного инструмента, надо хотя бы услышать его на нашем празднике тбилисоба.

— К сожалению,— рассмеялась Манана,— он проходит осенью.

— Да, да,—рассеянно произносит Лагидзе, думая о чем-то своем, потом решительно поднимается.— Поедемте!

— Куда?

— На праздник тбилисоба...

...На майдане в разгаре народное гулянье. Прямо на площади вытянулись в ряд столы, уставленные всевозможными яствами. Чуть в стороне лукавые кинто, всегда готовые за небольшую плату донести покупки до дома, лихо отплясывают кентаури. А на другом конце степенные и серьезные парни в длинных черных чохи исполняют свой любимый танец «Шалахо». Это известные всем кара-чохели — народные музыканты. Но в центре внимания, конечно, шарманщик, именно органная музыка объединяет собравшихся здесь людей.

А над поющим, гуляющим майданом нависают с крутого склона домишки с увешанными коврами резными балконами и винтовыми лестницами, которые заполнены народом. На самом верху холма горит в лучах закатного солнца древняя молчаливая крепость Нарикала...

Старинный праздник труда и урожая тбилисоба! Это его запечатлела кисть живописца на огромном, во всю стену, панно. Теперь я понимаю, почему Вера Васильевна привезла меня в мастерскую заслуженного художника Грузинской ССР Гиви Тоидзе. Его панно в скором времени будет украшать зал Государственного музея народных музыкальных инструментов.

Перед отъездом из Тбилиси я снова прошелся по улицам старого города. Гогиа я уже не встретил, возможно, последнего шарманщика, развлекающего людей старинной органной музыкой. А может, не только развлекающего? Хотя и одаривать людей весельем — совсем немало. Ведь наступит такой момент, когда «Прелестная Катрин» навсегда поселится в музее. Но пока она неразлучная спутница Гогиа, а им люди всегда рады.

Тбилиси — Москва

А. Глазунов, наш спец. корр. Фото автора

Тунгусская Нефертити

Все племя, от мала до велика, хоронило вождя. Самые сильные и смелые воины несли на скрещенных пальмах (так тунгусы называли копья) его большое тело. Место для погребения выбрали на вершине обрыва, мимо которого неслись холодные воды самой могучей, самой красивой, самой рыбной реки тунгусов — Ангары.

Загудел, закричал, заплясал в руках раскрашенный, разнаряженный собольими и беличьими хвостами бубен. Вождя опустили в могилу. Невдалеке пылал костер, в который были положены лук и рогатина, принадлежавшие вождю. Когда они стали обугливаться, их вытащили из огня, загасили и положили рядом с телом... Отломили рукоять у кинжала... Наконечники стрел надломили. А потом, прежде чем засыпать могилу землей, лицо вождя накрыли берестой, и один из богатырей поднял на вытянутых руках огромный камень...