Их чужие дети (СИ) - Таша Таирова Страница 24

– Да никто, собственно, институт бросила, какие-то курсы постоянные, клубы, семинары, всем по чуть-чуть занималась, но больше собой и своей внешностью. Что, скажу я тебе, дорого стоит. Я уже и полставки на «скорой помощи» взял, но всё равно денег не хватало. А потом она нашла себе богатого чижика с передозом самолюбования, и большая любовь ко мне канула в небытие. Но ты правильно заметил – я бугай здоровый, выкарабкаюсь. А перед Таней... а почему ты её Таткой зовёшь?

– Да её так наша Верочка называет, бабушка так звала, да и просто красиво.

– Да, красиво. Я извинюсь перед ней.

– Потом как-нибудь, Паш. Не думаю, что ей приятно будет, когда она поймёт, что её откровения услышал кто-то ещё, кроме меня.

– А вы с ней...

– Нет, Римский, Таня мне как младшая сестрёнка, которую надо защищать и жалеть. Чем, кстати, мой дядюшка и занимается. Он её со своими юристами опекает, помог документы переоформить на квартиру, звонит, контролирует. Да и Вера Андреевна, мне кажется, тоже к ней как к дочери относится. Ведь она мечтала, что у неё дочь родится, такая же умненькая и белобрысая. Вот она и появилась. Так, пошли в приёмное заглянем, а потом к тебе в реанимацию.

– А у меня-то тихо, сегодня последнюю мамочку перевели, палаты выскребли, девчонки мои киношки смотрят да шарики крутят. А по приёмному кто дежурит?

– Квашнина Сирень Крокодиловна. Что-то в последнее время сёстры и акушерки жаловаться на неё начали – странно себя вести стала, рожениц ругает, типа распущенные, животы отрастили, только о сексе думают. А то, что наша специальность и обязана разгребать за этим самым сексом – это как? Она и раньше странновато себя вела, а теперь и подавно. Ладно, пошли, а то мы с тобой хуже баб уже сплетничать научились. Вот что значит работать в женском коллективе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Они рассмеялись и вышли из ординаторской, продолжая обсуждать уже рабочие вопросы и недавние операции и роды.

***

Казанцев кивком поздоровался с дежурной сменой и нахмурился, когда увидел, как молоденькая сестричка закатила глаза и молча указала головой на Квашнину, которая сидела с чашкой чая и собирала свободной рукой все крошки от печенья в салфетку, лежащую рядом. Римский заглянул в шкаф неотложной помощи, изучил журнал поступлений за день, чтобы иметь представление о возможных родах и осложнениях.

– А с угрозой сегодня кто-то поступал?

– Да, была девочка, в обсервацию положили.

– Почему не к нам?

– Она, Константин Фёдорович, лихорадит со вчерашнего вечера. Её сама Шитова смотрела, оставила под наблюдением, а вот Павел Николаевич может подтвердить.

– Да, так и было, Анна Валентиновна мне звонила, сёстры в курсе. Да и по отделению толковый врач дежурит. – Римский оглянулся и тихо добавил: – Я был у них, сказал, в случае необходимости тебе звонить. Я ведь для этого к тебе и заходил, а в результате поговорили совсем не о том.

– Понятно. С подстанций звонков не было?

– Нет, пока тихо.

– В лоб получишь сейчас за «пока», – пробурчал Казанцев. – Ты мне ещё «спокойной ночи» пожелай.

Сестричка улыбнулась, с широко распахнутыми виноватыми глазами прижала ладошки к груди и активно помотала головой. Потом выдохнула и вернулась к заполнению многочисленных журналов. Константин переписал данные пациентки, поступившей с угрозой прерывания беременности, заглянул в компьютер, где сохранялись данные о всех находящихся в роддоме, и вдруг услышал возмущённый голос Квашниной:

– Вот наглость-то, да? Как ей в голову могло такое прийти? У себя в квартире пусть что хотят, то и делают. А в моём доме этого не будет!

– А что случилось-то? Зачем они к вам приехали? – устало спросила пожилая акушерка, сноровисто готовя ватные тампоны.

– Сын в невесткой затеяли у себя дома ремонт. И чтобы не мешаться строительной бригаде, решили освободить свою квартиру и переехать на время в гостиницу. А я как узнала, позвонила им сразу же и пригласила пожить некоторое время у нас дома. Дом большой, четыре комнаты, да ещё и флигель есть. Всем места хватит! Как раз каждому по комнате. Да и внукам свежий воздух не помешает, тем более осень за городом – это не городской смог. Они сначала отказывались, ссылались на то, что им до работы и детям до школы долго добираться. Но потом согласились. – Квашнина замолчала, делая глубокие вдохи и громко прихлёбывая чай. – Приехали утром в субботу всей семьёй на машине. Привезли кое-какие вещи. Сказали, что ненадолго. Да даже если и надолго, что же я, своих внуков выгоню, что ли? Мы с мужем всегда гостям рады, да и внуков давно не видели. День прошёл быстро. Сын отцу забор помог поставить. Мы с невесткой готовили и в огороде все дела переделали, хотя, конечно, могла бы и без маникюра приехать, всё повторяла, что ногти у неё грязные. Вечером муж баню истопил, все помылись, потом поужинали. Пока телевизор смотрели, я пошла всем стелить. Мы с мужем в разных комнатах спим уже много лет. Я и сыну постелила в отдельной комнате. Внукам и невестке во флигеле. Я же говорила, всем места хватило. А потом смотрю, сын пошёл спать и невестка туда же направилась. Я к ней. Говорю, я тебе во флигеле с ребятишками постелила. Там спать будешь. Она давай хохотать, да ещё и заявила: «Вы что, правда решили что я буду ночевать без своего мужа? Серьёзно, что ли? Ну вы даёте! Не беспокойтесь, мы вас не побеспокоим, сразу уснём». Представляете? А сама продолжает хохотать. Я ей и говорю: «Ничего смешного. Дома у себя что хотите то и делайте, а в моём доме этому не бывать! Спать отдельно будете. И это не обсуждается! Даже я с мужем не сплю в одной постели, а тут дети!» Так тут сын выходит из комнаты и тоже мне: «Мам, ну что ты в самом деле? Мы взрослые люди, у нас дети уже давно есть. Вообще-то мы женаты, ты не забыла? И сами разберёмся, вместе нам ночевать или порознь». А невестка добавила: «Мы