Московский доктор - Тимофей Тайецкий Страница 24

— Да ладно тебе, старик. Все мы люди, — продолжил я, не скрывая насмешки.

— Ольга, выйди! — резко осекся он, и лицо его налилось краской. Взбешённый и смущённый, он старался держать себя в руках.

— Отец… — начала было она, но он лишь махнул рукой, заставив её замолчать. Я же продолжал ухмыляться, наблюдая за их маленькой семейной драмой.

— Полагаю, старик уже не прикасался к женщине лет десять, — прокомментировал я, не скрывая сарказма.

Ольга метнула в меня острый, колючий взгляд:

— Доктор, хоть бы попытались проявить каплю уважения к личной жизни пациента!

— Извините, но нацистов не жалую, — спокойно ответил я, бросив взгляд на Фрица, который внезапно угрюмо замолчал.

И тут она, наконец, поняла, почему я был так жесток с её отцом. Её подозрения, видимо, давно копились, но теперь, всё встало на свои места. Старик-то оказался не таким уж и ангелом.

— Ты сказал, что я могу прожить больше, чем сегодняшнюю ночь, так? — спросил Фриц, сдерживая раздражение.

— Может быть. Но давай для начала переживём эту ночь, а за лечение плати. И немало. Особенно учитывая, что ты ещё тот расист.

Он угрюмо замолчал, осознавая, что вляпался по полной. Нечего было зарываться перед азиатом.

Насытившись, старик, наконец, начал клевать носом, явно уставший от этого напряжённого дня.

Ольга заметно напряглась, когда её взгляд упал на отца, крепко уснувшего под воздействием лекарств. В её глазах читалась тревога, но я постарался успокоить её.

— Не переживайте, — мягко сказал я, заметив её беспокойство. — Если с его здоровьем что-то случится, тут же сработает сигнал тревоги. Мы в реанимации, всё под контролем.

— Верно, — прошептала она, стараясь убедить саму себя.

Ольга села напротив меня. В её глазах отражалась целая гамма эмоций — от вины до беспокойства.

— Доктор, прошу прощения за всё, что мой отец наговорил, — заговорила она первой. — Он порой бывает резок.

Посмотрел на неё, пытаясь поймать её взгляд.

— Ваши извинения мне не нужны, — ответил я с лёгким вздохом. — Вы ни в чём не виноваты. А нацистов я не прощаю, знаешь ли.

Её губы дрогнули, словно она хотела что-то добавить, но в этот момент в комнату вошла медсестра, прерывая наше напряжённое молчание.

— Может быть вам принести кофе? — её голос прозвучал словно музыка на фоне наших мыслей.

— Мне один, спасибо. Ночь только началась, — сказал я, спокойно улыбаясь.

— И мне, — поспешно добавила Ольга. Её голос дрогнул, и она быстро сменила тему: — Как мне вас называть?

— Григорий, — коротко ответил я, не видя смысла вдаваться в подробности.

— Григорий? — переспросила она, будто пытаясь понять, скрывается ли за этим именем что-то большее.

— Ага. Просто Григорий.

Она слегка кивнула, явно не удовлетворённая моими ответами, но продолжать расспросы не решилась.

— Вы работаете в больнице? Или частный врач? — её голос всё же выдал любопытство, которое она пыталась подавить.

— Нет, я без лицензии, — усмехнулся, наслаждаясь её растерянностью.

Ольга не стала развивать тему. Видимо, её сейчас больше заботило здоровье отца, чем моя личность.

*****

В больнице на тринадцатом этаже было оживлённо. Там собрались важные шишки: главврач, директор больничного комитета и даже два крутых доктора, включая Хинкельштейна.

Заведующий отделением кардиологии, держал в руках отчёт о последнем осмотре и говорил с удивлением:

— Чудо, настоящее чудо! Согласно предыдущему отчёту, у пациента был атеросклероз коронарной артерии, из-за которого артериальная стенка стала толще и жёстче, а просвет сосудов сузился. Повреждения были в крупных и средних артериях, и они почти привели к закупорке артерии, из-за чего могли начаться проблемы с сердцем. Теперь симптомы атеросклероза исчезли. Хотя болезнь не вылечена, состояние пациента под контролем, и ему ничего не угрожает.

Директор мало что понял, но всё равно заинтересовался:

— Парень, получается, реально умеет?

— Да, такого еще не видел, — ответил зав. кардиологии.

Он был крутым хирургом. Он не стал мстить Григорию за то, что тот спас пациента, а вместо этого похвалил его.

— Это настоящее чудо, — продолжил он. — У пациента тяжёлый врождённый порок сердца, открытый артериальный проток, стеноз лёгочной артерии, стеноз сердечного клапана и атеросклероз коронарных артерий, из-за которого могла начаться ишемия миокарда. Я думал, что пациент может умереть в любой момент, как на лезвии ножа. Даже лучший кардиолог в мире не взялся бы за такую операцию.

Услышав это, врач Хинкельштейн, лечащий господина Фрица, пришел в ярость. И он тут же придумал план, как убрать конкурента. Ведь он может потерять хлебное место, которое хорошо кормило его десять лет.

*****

Пока мы сидели с Ольгой к нам подошел доктор с таким уверенным видом, что его присутствие сразу стало ощутимо в комнате.

— Ольга, — его голос был строг, но в то же время пропитан заботой.

— Доктор Хинкельштейн, — Ольга встала, напрягаясь как струна.

— Как твой отец? — продолжал Хинкельштейн, явно обеспокоенный.

— Всё нормально, — поспешила заверить его Ольга. — Он хорошо поел и сейчас спит.

Хинкельштейн кивнул, но что-то в его взгляде выдало недоверие. Он посмотрел на часы, и его лицо слегка нахмурилось.

— Ты уверена, что он просто спит? — его вопрос прозвучал больше как вызов.

— Абсолютно, — ответила Ольга с таким тоном, что любой спорщик на его месте отступил бы. Его враждебность повисла в воздухе.

Хинкельштейн чуть смягчил тон, поняв, что зашел слишком далеко:

— Прости, не это имел в виду, — сказал