НеТемный 4 - Александр Изотов Страница 25

Виол замолчал и со вздохом потряс пустую бутылку. Потом задумчиво откусил сухарик.

— У Нереуса несколько сыновей, — сказал он, — Ты знаешь, как наследуется южный престол в Троецарии? Ах, ну да, не знаешь…

Со вздохом он рассказал, что если у царя несколько сыновей, достигших возраста наследования, то после его смерти престол наследуется совсем не по старшинству. Достойный наследник избирается царскими советниками, кнезами и магистрами…

Я даже хмыкнул.

— Представляю, как рады взрослые наследники наблюдать, что им на смену подрастают ещё конкуренты. Тебя хотели убить?

— Не всё так мрачно, — бард усмехнулся, — Хотя в чём-то ты прав…

Законы Троецарии были таковы, что в теории на престол могли заглядываться и кнезы, как дальние-дальние родственники царей. Но только у царя совсем не должно было остаться наследников, чтобы возникло такое право.

Цари не дураки, но и кнезы тоже были защищены законом. Потому и сидели в их городах царские наместники, которые должны были вовремя докладывать в столицу, какие настроения витают в провинциях. Лишь при наличии доказанного заговора царь мог лишить кнеза власти.

Так что план у Сидора был вполне реальный. Если бы Нереус воочию увидел, что люди Павлоса убили претендента на трон, то кнез перестал бы жить в этот же день.

— Но вот кто же направлял Сидора? — задумчиво пробубнил бард.

— Заговариваешь зубы? — раздражённо спросил я.

Тот вздохнул, нервно потирая татуировку струны Маюна на плече.

— Ну, сбежал я! — он в сердцах постучал ладонью по своему горлу, — Вот тут у меня вся эта придворная жизнь! С малых лет надо заискивать перед советниками и кнезами, чуть не в ножки кланяться, чтобы нравился, чтоб запомнили! Доказывать, что достоин! Все эти науки постигать — военное дело, экономика, этикет… Тьфу!

Он вскочил и нервно закрутился возле стола. Защёлкал пальцами, обегая взглядом помещение, потом подошёл к шкафу и безошибочно открыл дверцу. Там стояли сразу несколько бутылей.

Он тут же вернулся за стол, и в наши кружки полилась рубиновая жидкость.

— Нет, громада! В маюновых сказках я видел всю эту жизнь! — он пригубил, почмокал губами, — А вот другая сторона придворной жизни мне, кстати, нравилась… Балы, приёмы. М-м-м, какие там всегда были охочие до царских сыновей прелестницы!

Он поморщился, явно вспоминая какую-то не очень приятную, но в то же время весёлую историю.

— И ведь нельзя их трогать! — его язык уже заплетался, глаза заблестели от хмеля, — Вот они, перед тобой, такие сочные, молодые, жаждущие царевичевой любви. Такие красивые…

— Виол, заканчивай концерт.

Он вмиг протрезвел и буркнул:

— Громада, Маюна тебе в почки, с тобой даже выпить по-человечески нельзя! И, кстати, я тебе правду говорю. Вот если кнезова дочь хочет выйти замуж за царевича, но видит себя именно царицей, что тогда?

— Что?

— Она будет ждать, когда царевича изберут на престол… — он вздохнул.

— Так тебя кнежинка какая обидела, что ли? — я улыбнулся, — Крутила хвостом перед тобой, а потом поняла, что твой брат имеет больше шансов?

Меня смерили хмурым взглядом. Виол вытянул губы уточкой, явно придумывая мне мысленную кару, потом буркнул:

— Я вообще-то молодой был, горячий… И моим покровителем с детства был избран Маюн, бог озорной, и кровь баламутит.

— Неужели убил брата? — спросил я.

Лука нас внимательно слушал, и открыл рот, уставившись на барда. У него изо рта даже стали вываливаться крошки.

— Из какого мира ты к нам пришёл, громада? — возмутился Виол, — Нет, просто побил… Ну, почти побил. Стукнул.

Лука облегчённо выдохнул, улыбнулся этой новости, потом дальше стал жевать.

— Брат дал отпор… А она засмеялась, так? И отец потом ещё добавил, что-нибудь сказав про то, что сперва надо стать достойным… — предположил я.

И снова меня сожгли ненавидящим взглядом. Барду моя проницательность совсем не понравилась. Впрочем, мне тоже кое-что не нравилось — топорище такой информации мне не выдало, хотя Виола это явно жгло изнутри.

Может, дело в том, что он совсем не жалеет о своих действиях?

Я примиряюще поднял руки:

— Надеюсь, сейчас это всё не для того, чтобы вернуться и что-то доказать той зазнобе?

— Я похож на дурака? — спросил бард, — Я ей благодарен только за то, что открыла глаза. Не-е-ет, мне нужна любовь настоящая! Неплохо, конечно, чтобы у неё, как у Сияны…

— Виол.

— Понял, понял. В общем, я сбежал. Стал искать сам себя, бродяжничать…

— И нашёл у Могуты?

— Да это я назло отцу. Что-то во мне щёлкнуло, и надо было доказать. Ну и я полез во все тяжкие, и царский сыщик — самое то!

— Так в Хладограде это был ты? Ну, с женой царя… как его там.

— Стоян Хладоградский. Ну, я ж не виноват, что у Стояна такой… кхм… «нестоян», — бард с невинным видом пригубил и зажурчал вином, будто бы смакуя.

Я покосился на Луку, но тот взрослых разговоров, к счастью, не понимал. Надо же, как меня это стало заботить.

И тут меня озарило:

— Погоди! Ты, значит, накосячил на севере…

Виол продолжал медленно тянуть вино, невинно глядя на меня из-за кружки.

— И эта девка, которая следила за тобой в Солебреге, — я показал пальцем за спину, — Так и Могута тебя ищет? Он хочет тебя убить?

— Нет, точно убить меня хочет Стоян, — растянулся в улыбке Виол, — А царь Могута просто недоволен. Он многим недоволен.

Вдруг подал голос Лука:

— А его царь Могута знает, что вы, господин Виол, сын нашего величества?

Бард усмехнулся:

— Ну, я и говорю, он очень недоволен.

Я поскрёб подбородок. Вот теперь мне многое