Зигзаги судьбы. Жизнь продолжается - Таша Таирова Страница 26

– А помнишь, Юр, как мы инфаркт с инсультом лечили?

Афанасьев громко фыркнул и с улыбкой оглядел коллег:

– Как-то вызвала нашу бригаду одна бабушка. Наверняка подобное было почти у всех бригад. Разговор был офигенный! «Инфаркты, инсульты были? – Да, был микроинфаркт. – Выписки, кардиограммы есть? – Нет, а зачем они? – А откуда вы узнали, что у вас был микроинфаркт? – Так соседка сказала». Финиш!

– Это точно! А ещё как-то в церковь вызвали – мы помощь оказываем, а один из прихожан нам заявляет, что мы типа все в аду после смерти окажемся, потому как божьему промыслу мешаем! – устало добавила одна из фельдшеров.

– Смотрю я вот вокруг и размышляю: а поместимся ли мы все в аду? – Андреев как сытый кот сидел в кресле и внимательно смотрел на друзей и коллег.

– Если мы всей компанией попадём в ад, – со смехом ответил ему Богдан, – то черти на следующий день в рай попросятся!

– Может, ещё чаю, ребята? Кому-то ещё бутербродов нарезать? Может, кто голодный? – подала голос Доброва, на что Андреев обнял смущённую женщину за плечи и тихо произнёс:

– Баба Женя, ты сейчас мой хлеб отбираешь. Только анестезиолог-реаниматолог искренне интересуется – кушали ли вы сегодня, пили ли. И если да – то во сколько. Конечно, после бабушки и мамы. И нашей любимой бабы Жени. Слушай, Доброва, а ты чем на пенсии заниматься будешь?

Евгения Александровна молча протянула руку и взяла свой рабочий блокнот, вытащили фотографию внука и гордо показала Андрееву:

– Дети, Саша, это огромная радость, но внуки – сокровища души. Буду гулять с коляской, кормить, баловать, дочь разгружу, а то она тяжело после родов восстанавливалась, я боялась, что у неё послеродовая депрессия начнётся.

– Так этот диагноз можно всем ставить, особенно медикам. Послеродовая депрессия – это когда ты родился и живёшь, – под общий смех закончил Андреев.

Все смеялись, говорили, вспоминали, бегали к чайнику и покурить. Матвей тихо поднялся и вышел в коридор. Вроде и весело, и уютно, но что-то грызло его изнутри, чему он не находил объяснения.

– Двадцатая, на вызов!

Голос из динамика вырвал Матвея из размышлений – работа есть работа. Он схватил свой чемодан с неотложкой, кардиограф и увидел Почаеву, которая вышла из диспетчерской, хмуря брови.

– Погнали, Матвей, что-то странное. Не то передоз, не то делирий. На месте разберёмся. Возможно, придётся спецбригаду вызывать.

Но реальность оказалась ещё страшнее. Даже видевший многое дядя Паша и тот стоял, в недоумении почёсывая затылок.

– Я не знаю, что на него повлияло, доктор, – рядом с Алисой стояла сухонькая старушка и ежесекундно вытирала катящиеся слёзы. – А ведь он у меня хороший мальчик, в армии служил, всё нормально было, а год назад вдруг начал каких-то врагов искать, в комнате запирается и кричит оттуда, что живым не сдастся. В больнице уже лежал, вроде бы полегче стало, а сегодня вот! – и она тихо завыла, пряча лицо в платок.

Матвей во все глаза смотрел на высокого красивого мужчину, стоящего в свете уличного фонаря и затравленно смотрящего на окруживших его людей, приняв боевую стойку в стиле каратэ и угрожая всем, кто к нему приближался. Все понимали, что действовать надо быстро, чтобы больной не нанёс вреда ни себе, ни окружающим. Матвей вдруг вспомнил разговоры отца и его друзей, их тягостное молчание, когда они вспоминали погибших друзей и сослуживцев, и бессонные ночи с огромным количеством выпитого кофе после новостей или фильмов о войне и смерти. А дядя Игорь успокаивал их, называя их переживания посттравматическим стрессовым состоянием, которое может остаться с воевавшими и увидевшими ужасы войны до конца их дней.

– Скажите, – Воскобойников подошёл ближе к плачущей женщине и наклонился к ней, – ваш внук вчера или день назад не смотрел кино какое-то про войну? Может, встречался с кем-то? Алиса Дмитриевна, у меня есть идея. Она не очень гуманная, но у нас нет времени. Как его зовут?

Почаева посмотрела на бабушку пациента, которая тихо прошептала имя внука, затем перевела взгляд на Матвея и согласно кивнула, отходя от машины и протянув руку к рации. Пока она тихо разговаривала с дежурным врачом-психиатром, Матвей подскочил к замершему и готовому на всё мужчине и громко крикнул, показывая рукой на открытую дверь в салон медицинской машины:

– Дэн, эй, Дэн! Залезай! Мы должны выбраться отсюда!

Мужчина, которого звали Денис, огляделся по сторонам, подбежал к машине и прыгнул внутрь. Алиса и Матвей запрыгнули следом, закрыли дверь, Почаева постучала рукой по стенке кабины и машина рванулась с места. Матвей представился Даниилу «связным» и велел быстро пристегнуться, чтобы они могли «уйти» от погони. Машина неслась по городу с включённой сиреной, автомобили уступали ей дорогу, Алиса сидела молча, вцепившись побелевшими пальцами в ручку двери, Матвей внимательно следил за пристёгнутым пациентом, готовый в любое время защитить хрупкую женщину. Так они проехали всю дорогу, машина влетела на территорию больницы, пациент сам выбрался из машины и забежал в помещение приёмного покоя, сопровождаемый крепкими санитарами.

Алиса прикрыла глаза и выдохнула. Она понимала, что только сумасшедшая идея Матвея помогла им разрешить данную ситуацию без потерь для здоровья и жизни. И медиков, и самого пациента. Она смотрела на совершено спокойного внешне Матвея и тихо спросила:

– Откуда и как у тебя могла родиться такая мысль?

Воскобойников опустил голову, а затем опять уставился в окно, коротко ответив:

– Мой отец и его друзья воевали, Алиса Дмитриевна. Они служили в спецназе. С тех пор прошло уже больше четверти века, а им до сих пор снятся страшные сны.

– Матвей, ты сердишься на меня? Или мне показалось, будто что-то изменилось?

– А вы когда собирались мне сказать, что решили бросить всё и уехать? И куда? В Европу? Понятно, там медикам и платят больше, и условия жизни получше, и мужчины побогаче, да?

Опять комфорт, опять деньги! Деньги, деньги. Почему женщины ищут богатых мужчин? Почему деньги становятся для них мерилом жизненных ценностей? Почему Лидочка связалась с этим