Поцелуй со вкусом граната - Лика Вермут Страница 26

— Ты сумасшедшая, — отсмеявшись, сказала она. — надо было отправить ее в нокаут!

Рената изобразила удар, от которого засмеялась уже я.

— Давай-ка я покажу.

Я встала рядом с девушкой и продемонстрировала ей боевую стойку.

— Чуть выше плечи, — я слегка хлопнула Ренату по спине, помогая ей скорректировать позицию, — руки жестко перед собой. Одной рукой ты защищаешь лицо, а вторую — четко бросаешь в морду противника, — я сделала пару ударов в воздух, а потом выставила ладонь перед Ренатой, чтобы она могла ударить.

— Зачем мне это? — замялась девушка, опуская руки.

— Врежешь Артуру, если он снова обманет тебя, — сказала я, и это подействовало отрезвляюще.

Рената резко вскинула руки и несколько раз ударила мою ладонь — некорректно с точки зрения техники, но спасительно с точки зрения психологии. Я поняла, как много боли скрыто за ее нерешительностью, как много слов и эмоций она подавляет, вместо того, чтобы раз и навсегда решить этот вопрос.

— Спасибо, стало лучше, — она благодарно улыбнулась и присела на пол, разбирая пакеты.

Когда она достала мое платье, я поняла, что записывающий жучок Титова придется оставить в номере.

* * *

— Марк! Артур! — воскликнул Алексис, встречая нас у виллы на берегу Эгейского моря.

Пока мужчина, давний компаньон моего отца, обнимал Артура и в который раз сетовал на то, что мой братец все еще не выучил греческий язык, я с некоторой нервозностью обернулся на подъездную дорожку.

Кира должна была ехать за нами. Мне сразу не понравилось, когда Алексис сообщил, что выслал два автомобиля. Я должен был забрать русалку с собой. Чтобы не караулить ее, как идиот, на входе в дом.

— Родной мой, все в порядке! Сейчас вторая машина прибудет, — сказал Алексис по-гречески и обнял меня.

Старик мог изъясняться по-русски ничтожно мало, и те мелочи, которые он действительно мог говорить — заслуга его дочери Елены, которая выучила русский, чтобы не уступать мне ни в чем.

Я же свободно говорил и на русском — языке моей матери, и на греческом — языке моего отца. Артуру повезло меньше. Он был младенцем, когда отец погиб, и мы уехали в Россию насовсем. Некому было учить его родному языку, родной культуре. И только я, назло матери и ее новому мужу, продолжал упорно говорить по-гречески, крепко обороняя память отца.

— Пойдем в дом, мой мальчик, — Алексис утянул меня за собой.

Медленно вышагивая по до боли знакомым коридорам просторного дома, я старался забыть о Кире, чтобы вернуть уму трезвость. Мне предстоит долгий разговор с Алексисом, ведь я никак не могу принять один из пунктов договора. И, если он не согласится на мои условия, я навсегда потеряю то, что отец строил всю свою жизнь.

Мы прошли на открытую террасу с видом на побережье. От солнца защищал широкий навес, а с моря дул приятный освежающий бриз. Играла ненавязчивая приятная музыка. Я обратил внимание на небольшой стол, сервированный на шесть персон. Нас четверо, Алексис — пятый. Для кого шестой комплект?

— Марк! Любимый! — раздалось позади, и я, не сдержав тихий мат, обернулся.

Уверенно стуча каблуками по деревянном полу, ко мне неслась Елена — дочь Алексиса и моя личная кость поперек горла. Она кинулась мне на шею, сжимая в руках ворот моей рубашки. Я холодно придержал ее за талию, затылком чуя, как усмехается Артур.

Ровно в этот момент сквозь распахнутые двери вошла Кира. Ветерок тут же подхватил легкое голубое платье из полупрозрачного шифона и разметал юбки, открывая стройные ноги. Грудь, едва прикрытая двумя перекрещенными полосами ткани, слегка колыхалась от уверенного шага девушки, и я поймал себя на том, что, засмотревшись, с силой сжал костлявый бок Елены.

Кира поравнялась с нами и, холодно кивнув мне, направилась к столу. Она склонилась над сидящим Артуром и, мимолетно чмокнув его в щеку, села на соседний стул. Братец выглядел обескураженным, но до противного довольным. Он что-то сказал шепотом, и девушка рассмеялась.

— Марк, ты меня слушаешь? — громко спросила Елена, и я вырвался из омута мыслей о Кире.

— Ты что-то сказала? — я с усилием оттянул Елену от себя и помог ей присесть за стол.

Она снова начала о чем-то трещать, но я ее не слушал. Я вцепился в спинку деревянного стула, борясь с желанием размазать довольную ухмылку Артура по его смазливому лицу. И где, к черту, Рената?

Словно по команде девушка появилась на террасе в сопровождении Алексиса. Он держал ее под руку и пытался что-то объяснить на греческом, но Рената лишь кокетливо хихикала, не понимая, о чем речь.

Заметив Киру около Артура, Рената на удивление спокойно улыбнулась и присела по другую сторону от моего брата, а меня уже начинало тошнить от этого спектакля.

Елена потянула меня за рукав, завлекая сесть около нее. Алексис велел официантам выносить блюда и сел за стол рядом со мной.

— Твой брат всегда привозит самых красивых женщин, — любвеобильный старик не сводил глаз с Киры, а та, не поняв его слов, мило улыбнулась в ответ.

Я же вцепился в вилку, стараясь выдерживать на лице равнодушное выражение.

— Это просто шлюхи, папа, — пробормотала Елена, отделяя нашу часть стала под греческую зону. Но там, на другом конце, Артур щебетал с девушками по-русски, и их похоже все устраивало.

— Дорогая, красивая женщина не может быть шлюхой, — смеясь, возразил седовласый Алексис, — Нет-нет! Только богиней, разбивающей мужские сердца.

— Хватит, Алексис. — жестко отрезал я, не спуская глаз с Киры, осторожно подносящей вилку с рыбой ко рту. — Давай перейдем к делу.

— Поешь, сынок, а потом подпишем бумаги, — старик усмехнулся, подливая мне вино.

Я глянул на этикетку и усмехнулся. Надо же, он все здесь поменял. Все, что делал мой отец, Алексис переделал под себя, напитал своей энергией.

Двадцать пять лет назад, когда у моего отца обманным путем забрали все блага, а его самого убили в якобы случайной московской перестрелке, я — восьмилетний мальчишка — на коленях умолял единственного друга отца выкупить у русских бандитов наш дом на побережье Эгейского моря и отцовские виноградники. Выкупить, чтобы в будущем я мог за ними вернуться.

Но спустя столько времени Алексис делает все, чтобы я отказался от этой затеи.

Я предлагал суммы в три раза выше рыночной стоимости. Я готов был отдать Алексису все, что сам смог построить, но его ничего не интересовало. И вдруг совсем недавно он объявил, что готов пойти навстречу с одним условием, которое я никак