Без тормозов - Ева Горская Страница 26

Не вовремя вспомнил, что и меня восемь лет назад Карина ругала за это же. Молодая балерина называла это «старческим поведением». Стройная и изящная, она всегда держала ножки по стойке. На неё заглядывались некоторые наши общие знакомые, но я был первым, кто предложил ей встречаться. Пока другие подбирали к ней ключи, я просто подошел и сказал, что такой приятной девушке нужен защитник на пути с балетной школы до дома. Она долго смотрела на меня, тогда я разглядел искорки симпатии. Карина скромно улыбнулась и сказала:

— Если тебе так хочется.

Я вынырнул из воспоминаний и понял, что я всегда хотел её. Сейчас не меньше, чем тогда. Это долбанное притяжение, притяжение с «последствием». А потом я вспомнил Станислава, и жгучая ярость вперемешку с ревностью затопила всё. Похоже, хорошее тянет за собой плохое, будто, барахтаться в болоте, зная, что оно тянет тебя в трясину без проблеска света. В комнате раздался звонок, и я рванулся к двери. Макар сорвался со мной, крича:

— Мама-мама, пришла! Зак, открывай скорее! — мальчик уже держал в руках своего трансформера.

Я открыл, и Карина бросилась к сыну, падая на колени и рыдая:

— Сыночек-сыночек, миленький! Живой, здоровый. Люблю тебя, маленький! — в коридоре стоял бугай Артура.

Грузный здоровяк посмотрел то на неё, то на меня. Я кивнул и махнул рукой, отпуская. Он показал мизинец и большой палец, намекая на скорый звонок Артуру, я кивнул и закрыл дверь.

— Ма…ма, ты чего?

— Я так испугалась. Нельзя уходить из садика! Я потеряла тебя, сынок! Весь город избегала, всех обзвонила, полицию подключила. Чего же ты пошёл с чужим дядей?!

— Он не чужой, — отвечает Макар, тряся роботом.

— Да, Карина, я не чужой своему сыну, — говорю я твёрдо.

Мальчик ничего не понял из моих слов, он так увлечен мамой, но Карина поднимает заплаканные глаза и смотрит на меня с ненавистью.

— Ты! К чему бы ты не прикоснулся, ты всё разрушаешь! Как будто, дитя малое, незнающее, где границы дозволенного. Макар — МОЙ сын, а ты скоро уедешь туда, откуда припёрся.

— Ошибаешься, Ринка. Я останусь и уже навсегда, нравится тебе или нет, но мы теперь связаны.

— Какая еще связь?! Ты бросил меня в положении, попросив на прощание избавиться от «подарка», который принесла в подоле, — шипела она.

— Мак, хочешь посмотреть мультфильм или поиграть на планшете? — спрашиваю я сына.

— Ты не обидишь маму? — интересуется сын, прижимаясь к матери.

— Я приложу все силы, лады? Нам надо поговорить, парень, — улыбаюсь я.

— Ладно, давай мультики, — кивает Макар и идёт за мной.

Карина следует за сыном, перехватывая его за ладошку. Я подхожу к телевизору, включаю телевизор и пытаюсь разобраться в каналах. Мать моего сына вздыхает и перехватывает у меня пульт.

— Снежный, ты, вообще, ничего не можешь! — она щелкает пультом, находит канал «Дисней», потом подходит к сыну, кутает его в сложенный на подлокотнике дивана плед и укрывает им.

— Посиди, пока я с дядей поговорю, ладно? — Карина целует сына в щёку и поднимается, поворачиваясь ко мне.

— Мам?

— Да, милый, — разворачивается она.

— Зак — хороший. Не кричи на него. Мы сегодня были в парке, и я стрелял в тире, а еще у меня теперь много всяких вещей, — делится мой сын, а я горжусь им.

— Ладно, сынок, — говорит она севшим голосом, начиная снова плакать.

— Идем, Рин, — я тащу её за собой в спальню, так как больше нет места, где мы можем закрыться и не пугать НАШЕГО сына разборками.

Мы стоим в полутьме спальни и молчим. Карина вырывает руку из моей ладони.

— Я не отдам тебе сына! Это не игрушки, Снежный!

— А кто сказал, что мой сын — игрушка?! Если тогда был бы уверен, что он МОЙ, то я не оставил его, — разворачиваюсь и смотрю на неё.

— Что ты такое говоришь? Чей же он мог быть?! Мы же были вместе!

— Да… Только не со мной одним.

— Ты совсем умом тронулся?! Хочешь сказать, что я какая-то доступная девка?! — на щеку подает пощечина, жгучая, как крапива. — Мерзавец! Как ты мог такое подумать?

Она плачет и теперь из-за меня, видимо, о себе.

— Мог подумать?! Сложно думать, когда на пороге отцовской мастерской стоит х**, который говорит, что жарил тебя и успешно сделал тебе ребенка, что Вы так счастливы и у Вас большие планы на будущее. Брак, карьера, успех? Госпожа Петровская? — хватаю её за руку и прижимаю к себе. — Как было с ним? Ему яйца и в этом не мешали?!

— Стас?! О чем ты говоришь? Он тут причём? — на лице Карины неподдельная такая растерянность, что явно выбивает меня из колеи. Может, я просто цепляюсь за призрачную надежду, ищу способ начать с чистого листа, но я должен знать наверняка.

— Стас пришёл ко мне и сказал, что станет твоим мужем и ты от НЕГО беременна, — отпускаю я её.

— Стас не мог такое сказать. Он просто партнёр по танцам. Его пять лет как нет в городе, уехал по приглашению заграницу.

— Не взял тебя с собой, потому что сын мой?

— Урод! Я не спала с ним! Ты несёшь чушь.

— Да? Значит, зря я ему вмазал? Посчитал ребра в его скелете? Гнал, как ошпаренный, отсюда со всем, что у меня было на руках? Звонил тебе и проклинал тебя… и оказывается МОЕГО ребенка? — я осел на край кровати, спрятав лицо в руках.

— Станислав тогда не приходил какое-то время на занятия, а когда появился у него под глазом был желтый синяк… Нет!.. Боги, так это правда? Никакой не бандит-хулиган на него напал?! — Карина заходила по комнате, а я наблюдал за ней, словно, голодный хищник. — Так это был ты?! Он наговорил такое? Но зачем?

— Это ты мне скажи. Зачем? — нависаю над ней. — Что у тебя с ним было, Рина?

— Ничего, клянусь тебе, — искренне отнекивается она, давая мне зелёный свет.

Я впиваюсь в её губы поцелуем, прижимая к своей груди. Я целую и она отчего-то не протестует, будто, ей нужны были мои объятия, эта исповедь, чтобы найти способ отпустить прошлое. Поцелуи превращаются в водопад, унося все тревоги, недомолвки, снимая груз, душивший нас годами.

— Ринка моя! Не отпущу тебя больше! Я скучал по тебе, — шептал я искренне, словно, мальчишка, который из-за неопытности мелет всё, как есть.

— Зак… Зак, — повторяла Карина и плакала, снова плакала.

Мои руки подняли её и уложили на кровать. Я лёг на неё сверху.

— Красивая моя. Хочу тебя! — шептал я, разминая её