Жена без срока годности - Ольга Горышина Страница 27

— Да плевать… Я ни разу еще гриппом не болел.

— Я тоже в первый раз.

— Нефиг общественным транспортом пользоваться. У тебя личный водитель есть…

Ответить я уже не успела: он расплющил не только мои губы, но и все тело. Пытаясь выбраться из-под него, я зацепилась лосинами за ремень.

— Да черт с ними… Я в них еще в школе на физ-ру ходила…

— Давно пора их с тебя снять…

Я поймала его руки на резинке.

— Андрюш… — я впервые назвала его так. — У меня это в первый раз…

— О черт…

Он снова съехал на пол. Я оторвала голову от покрывала, потом села, тронув пятками паркет.

— Чего?

Он поднял глаза.

— Тебе в классе никакой мальчик не нравился, что ли?

— Вообще-то и ты не единственный в группе парень…

— Тебе это не надо, что ли?

— Я это сказала?

— Да я вообще не понял, что ты мне говорила… У тебя какая температура? Потом скажешь еще, что в бреду была…

Я подняла коленки к носу.

— Ну давай не сейчас тогда… В чем проблема?

Андрей тряхнул головой и потупился, тяжело выдохнув:

— Да так… Я что-нибудь не так сделаю. Скажешь, что я мудак и пошлешь меня потом… С кем я уроки тогда делать буду?

На этих словах он поднял голову и заржал. Я тоже не удержалась от смеха, но досмеяться он мне не дал, повалил обратно на кровать.

— Тебе все равно плохо… Если даже будет хуже, не заметишь… Спишем все на грипп…

Интересно, на что он спишет свои крики сегодня, спустя, блин… Я даже не решусь назвать эту цифру… Люди столько не живут и явно не любят. Но и ненависть имеет свой срок годности, и в нашем случае он давно вышел. Откуда столько эмоций, Лебедев?

— Андрюш, у меня реально много планов на сегодня…

Я замерла. Это “Андрюш” соскочило с языка без моего ведома, раньше, чем я сумела прикусить свой чертов язык.

— У меня тоже были планы на сегодня, но я же все отменил ради тебя. Сделай и ты мне маленькое одолжение. С тебя убудет, что ли?

— Не могу. У меня билет на балет.

Да, я такая, не жду трамвая…

— До семи ты в любом случае свободна.

— Нет, мне нужно купить платье. Я, может, еще в венскую оперу в нем схожу или в Гранд-Опера или… Да и в Виктория-Фиэтр в джинсах не ходят даже американки.

— Я отвезу тебя в магазин. В ДЛТ хочешь? — вспомнил он про старый ленинградский универмаг, дом ленинградской торговли, мимо которого лежит дорога в знаменитую пышечную. — И куплю тебе платье…

— Не надо мне ничего покупать.

— Тогда просто отвезу…

— Андрей, ты не слышишь? Наш разговор окончен.

Не слышит. Молчит. И с такой силой давит на машину, точно желает ее опрокинуть — вместе со мной.

— Чего тебе надо? — повысила я голос и откашлялась, почувствовав неприятное першение в горле.

— Я еще не знаю…

Я хмыкнула: смешком это особо назвать было нельзя.

— А когда будешь знать?

— Не знаю. Побудь со мной. Поговори. Может, до чего-нибудь и договоримся.

— До развода? Андрюш, — повторила я уже нарочно. — Я не себя показать приехала. Я приехала ради театра и… Паспорта. Только поэтому я с тобой встретилась. Только поэтому, — продублировала я свои слова более твердым голосом.

— А я не знаю, зачем тебе позвонил… Поддался сиюминутному желанию.

— И что это за желание было такое? — подняла я бровь.

— Услышать твой голос, — ответил он с усмешкой.

— Ну если тебе не о чем со мной говорить, — затрясла я рукой и перед своим и, получается, перед его носом. — Давай не будем говорить вообще. Пожалуйста.

— Я понимаю, что поздно. Но я своего отца тоже только на нашей свадьбе увидел.

Ах, вот, где собака зарыта — большая дворняга, злая и голодная… Ну да, помню я эту свинью на свадебный стол. Мать твоя поставила условие: либо она, либо ее бывший муж. И ты сказал — да плевать… Так унизить мать мог только единственный сын, на которого она жизнь положила. Сначала решил жениться на девке, не соответствующей канонам хорошей невестки, так еще и папочке приглашение на свадьбу прислал…

— Вот нафига ты его пригласил? — не понимала я тогда всех этих тараканьих бегов в голове женишка.

— Я его не приглашал. Просто сказал, что мы решили пожениться. Он попросил прийти на регистрацию. Ну что я мог ему сказать — нет? На каком основании?

— На основании того, что мама не хочет его видеть, — объясняла я двадцатилетнему Андрею прописные истины. — Ты что, не понимал этого?

— Я лет с шестнадцати начал понимать отца… Я тоже от нее сбежал.

— Она не была такая… — пыталась я защищать будущую свекровь. — Это он ее такой сделал, бросив с ребенком!

— Вот не надо! Была… Люди не меняются, просто не замечаешь сначала всех их недостатков… Мои два года не встречались. Тогда это, типа, нельзя было… Только через ЗАГС.

— То есть во мне ты никогда не разочаруешься? — пыталась я тогда шутить над нашим будущем.

— Надеюсь… Иначе нахрена жениться. Можно просто кольца надеть, какая разница… Детей же мы заводить не собираемся. Разбежимся, если что… Ну а дети — это лет на восемнадцать, без права переписки…

— То есть ты не оправдываешь отца? То есть он все же плохой, раз бросил тебя?

— Ты мою мать защищаешь? — почти огрызнулся Андрей, стоя спиной к шкафу, поверх дверцы которого в прозрачном мешке висело мое свадебное платье. — Ну время у них такое было… Предохраняться не умели. Они без году неделя друг друга знали… Ну о чем вообще тут говорить? Ты что хотела, чтобы он запил? Поверь, это все не очень хорошо заканчивается. Для детей в особенности. Ты лично хотела бы, чтобы тебя воспитывала мать, которой ты нафиг не нужна? Ну что бы было, забери она тебя с собой? Со стороны да, она сучка… Но для тебя же счастье, что тебя бабушка вырастила. Ты выросла нормальным человеком. Так что не надо судить… Может, мой отец неплохой человек, я ведь просто не дал ему шанса показать себя… Когда он хотел в Питер приехать, мать говорила — нет. Ну а после шестнадцати мне не до него стало. Так что не надо тут трагедию разводить. Не было бы отца, не было б меня. Если мать готова моей свадьбой пожертвовать ради своего эго,