Без помощи вашей - Роман Евгеньевич Суржиков Страница 27

— Что-нибудь еще, лорд Эрвин?

— Да, ваша светлость. Великий Дом Ориджин осознает сложности возведения плотины на северных реках. Поэтому мы не ведем речь о ней, но все же вынуждены напомнить: одна лишь свобода от подати не исправит того положения, которое мы очень хотели бы изменить.

— И чего же вы хотите?

Пора выбрать: дальше темнить, пытаясь выведать еще подробности, или сказать напрямую. Лорд Айден умен, вряд ли удастся вытянуть больше, чем уже удалось. Музыка продолжает греметь, Эрвин наклоняется к уху правителя Альмеры и произносит:

— Мы хотели бы…

Он сообщает, чего хочет.

Герцог Айден просит повторить, и Эрвин повторяет.

— Ваш отец лишился рассудка! — выдыхает Айден в ответ.

Отец? Нет, отец понятия не имеет об этом разговоре. Приз, который я назвал, — лично мой приз. Мой план спасения, мой способ вытащить из пропасти свое семейство.

— Мне следует дословно передать ваш ответ герцогу Десмонду Ориджину? —чеканит слова Эрвин. — Сообщить ему, что, по вашему мнению, он лишился рассудка?

— Сообщите ему, милорд, — цедит сквозь зубы Айден, — что он дал мне слово. Он обещал мне свою поддержку, а я обещал ему свободу от налогов на время правления Аланис — и ничего более. Если герцог Десмонд Ориджин желает взять назад свое слово, то пусть скажет мне об этом лично.

— Ваша светлость, — Эрвин кланяется, — жаль, что вы не пошли нам навстречу.

Он держит долгую, долгую паузу, давая Айдену время распробовать угрозу на вкус. Пусть ощутит, каково это — иметь в недругах двадцать пять тысяч лучших мечей империи. Пусть поразмыслит, взвесит, чего стоит его коалиция без непобедимого Ориджина. Пусть выносит на языке, и, глубоко вдохнув, процедит сквозь зубы три слова: «Постойте, лорд Эрвин».

Айден молчит, не сводя с Эрвина ястребиных глаз.

Ну же! Давай, скажи! «Постойте, лорд Эрвин, продолжим нашу беседу…»

Айден молчит.

И вдруг с неожиданным азартом Эрвин думает: а нет — так даже лучше! Давай, молчи дальше! Промолчи, и я найду способ обойтись без тебя. Я сам возьму свой приз, и тогда это будет лично моя заслуга. Не твоя, герцог Айден Альмера, и не отцовская. Я дам Северу то, что не смог дать великий Десмонд Ориджин!

Айден молчит.

— Ваша светлость, — говорит Эрвин, — мой отец никогда не отказывался от своих слов. Я уверен, данная ситуация не станет исключением. Простите, что потревожил вас.

Откланявшись, он отворачивается и тогда позволяет улыбке появиться на устах.

— Милорд… милорд!

— А?..

Эрвин удивленно осмотрелся. Оказалось, он сидел за складным столиком с пустой чашей в руке, за пределами колечка света от масляной лампы царила непроглядная темень, ночной холод пробирался под одежду. Луис Мария протягивал к нему руку, но не решался потеребить.

— Милорд, простите, я подумал, что вы уснули. Костер почти угас, прикажете ли послать еще за дровами?

— За дровами?.. Нет, с чего бы. Ночь уже. Идите спать!

— Да, милорд. Благодарю за приглашение к ужину!

— Прекрасная вышла беседа, господа, — сказал Эрвин, не слышавший и половины разговора. И отправился в свой шатер с чувством приятно проведенного времени. Как ни странно, вполне терпимый вышел вечер.

На рассвете он проснулся от холода и острой рези в горле. «А вот и простуда», — без тени удивления отметил Эрвин и пошевелился, проверяя остальные болячки. Все на месте: спина деревянная, бедра ноют, шумит голова. Да здравствует новый день походной жизни.

Эрвин София Джессика влил в себя несколько глотков орджа, собрался с духом и принялся одеваться, дрожа от озноба.

Глава 6. Искра

24 марта — 7 мая 1774 г.

Графство Нортвуд — герцогство Южный Путь — Земли Короны

Рассвет, мгла, закат. Рассвет, мгла, закат. Рассвет, мгла…

В один из этих сумеречных дней Мира похоронила отца.

После похорон она осталась в Стагфорте на ночь и еще на одну. Кто-то говорил ей, что родные стены помогают пережить горе. Это оказалось ложью. Родные стены пахли невозвратным счастьем, каждый камень напоминал об отце. Среди них Мире хотелось выть от одиночества.

Рассвет, мгла, закат.

Девушку ожидало долгое путешествие в столицу, на котором так настаивала графиня Нортвуд. Мира не противилась. Оставаться в родном доме стало невыносимо. Она собрала вещи, их оказалось немного: одежда и обувь, три любимых книги, мешочек серебряных монет, отцовская шкатулка с бумагами. Там хранились грамоты о пожаловании рыцарства и чина, запись о браке, старые письма. Зачем Мира взяла их — она не знала в точности. Возможно, она увидит императора. Возможно, владыка захочет узнать, каким человеком был его верный подданный сир Клайв.

Рассвет, мгла.

В Клыке Медведя она попрощалась с Мавериком, осторожно тронув за лапу. Цепочка экипажей и всадников выкатилась из замковых ворот и двинулась от столицы Нортвуда на юг по Торговому тракту. За окнами потянулись бесконечные леса. Сумрак и сырость; папоротник, мох и хвоя; ряды исполинских сосен — залог морского могущества Севера. Однажды налетел ливень со шквальным ветром. Процессия остановилась, всадники спешились, кутаясь в плащи. Небо было черно, сосны скрипели, раскачиваясь. Одуревший от страха заяц метался среди деревьев. Капли гремели по крыше кареты, вода заливала стекла, казалось, экипаж идет ко дну.

Мгла, закат, мгла, рассвет…

Дорога раскисла от дождя, пришлось простоять целый день прежде, чем удалось сдвинуть с места кареты. Кто-то охотился, кто-то что-то жарил на огромном костре, после графиня подсовывала Мире жирные кусочки мяса:

— Ну же, поешь вкусного! Ты бледна, как скелет.

Девушку мутило. Все вокруг было чужим, далеким. На свете не осталось ничего близкого и родного.

Закат… слезы, мгла… рассвет.

Лес порою сменялся крохотными полями, выгрызенными среди чащи, и поселениями — этими исконно нортвудскими деревнями, похожими на форты. Их окружали рвы и высокие частоколы; встречные люди были неизменно коренасты и хмуры. Затем лес возвращался, вновь подступал к самому тракту и стискивал его. Ложился сумрак.

Рассвет… закат. Слезы… Рассвет… закат.

Днями Мира пыталась читать. Она надеялась, любимые истории хоть немного облегчат одиночество и тоску. Но книги оказались пусты и глупы. В них не говорилось о том единственном, что сейчас было важно. А все прочее не имело смысла.

Ночами силилась уснуть: свернувшись клубком на сиденье кареты, или в комнатушке постоялого двора,