Поцелуй черной вдовы (СИ) - Евгения Бергер Страница 27

— Тебе не нужен браслет. — В какой-то момент Гримм оказался так близко, что она на него налетела. Ткнулась на миг в его грудь, ощутив через плащ жар его кожи и расслышав быстрый стук его сердца… Захотелось остаться так — в дюйме от человека, не опасавшегося ее, — еще на один краткий миг, но она не позволила себе эту слабость.

— Прости, — сказала и отстранилась. — Со мной лучше не сталкиваться, сам знаешь.

Но Сайлас сказал:

— Я знаю лишь, что тебе не нужен браслет, мисс Дюбуа. Ты всего лишь должна обратиться… Сама. Под моим руководством. И в самое ближайшее время мы именно так и поступим… Но для начала мне бы не помешала одежда. Ходить голым как-то не очень приятно!

И то ли он сделал это нарочно, чтобы отвлечь ее мысли от главного, то ли оно вышло случайно, в любом случае, разговор об одежде и обнаженном под плащом теле как-то отвлек Соланж от накрывшего ее было ужаса при мысли о необходимости обращения.

Глава 18

Возвращаясь с одеждой для Сайласа, Соланж очень надеялась, что она ему подойдет: покупать что-то мужчине, особенно этому, было до странного непривычно. Кто бы сказал ей о чем-то подобном неделю назад — не поверила бы, а теперь…

Стояла, отвернувшись к окну, и ждала пока Гримм приоденется. И до страстного жаждала обернуться, чтобы увидеть… метку от пули, которой она «одарила» его на дороге.

Сколько прошло времени с этих пор? Дня три-четыре? А Сайлас выглядел совершенно здоровым.

Как вообще такое возможно? И почему она из глупой стыдливости не рассмотрела его под мостом? Теперь не мучилась бы от любопытства.

— Ты явно обо мне не самого лучшего мнения, — произнес вдруг мужчина, и Соланж, обернувшись, увидела, как он поводит плечами. Рубашка, к слову, затрещала по швам.

— Если не нравится, мог бы сам отправляться к старьевщику, — огрызнулась она, понимая прекрасно, что именно этого сделать Сайлас не мог. — Лучше спасибо скажи, что вообще еще жив. И одет.

— Спасибо, мисс Дюбуа, — охотно отозвался мужчина, чем неожиданно ее очень смутил. И насмехался он или нет, понять было сложно. — А за одежду я деньги верну, дай только время, — пообещал вдруг. — Кстати, ты увела моего берберийца… Где он?

А вот этот вопрос Соланж предпочла бы и вовсе не слышать…

— Кхм… продала…

— Здесь, в Лондоне?

— Да.

Сайлас, как ей показалось, расслабился, но широкие плечи по-прежнему слишком туго натягивали рубашку. И Соланж против воли глядела на них, будто ждала, что не новая уже ткань каждый миг расползется по швам…

— Сколько выручила?

— Пять фунтов.

— Пять фунтов?! — Гримм схватился за голову. — Это чистый грабеж. Я заплатил все пятнадцать.

— Пятнадцать фунтов за лошадь?! — в свою очередь поразилась Соланж.

И получила в ответ осуждающий взгляд.

— Обсидиан — не лошадь, а конь чистокровной породы, — возразил собеседник. — К тому же преданный друг и товарищ.

— Не знала, что… — «Псы заводят друзей» почти сказала она, но прикусила язык.

В конце концов ей не стоило так называть человека, пострадавшего из-за нее… Хотя бы из благодарности и не стоило.

Но Гримм прищурил глаза.

— Чего ты не знала? — осведомился без экивоков. И подступил слишком близко. Хотя в маленькой комнатушке под крышей присутствие Сайласа Гримма в любом случае подавляло собой: он будто занял собой все пространство. Собой и своими плечами в тесной рубашке. И вытеснил воздух.

— Что ты… можешь кого-то любить, — выдохнула Соланж, отступая на шаг. — Вот хотя бы коня.

Она особо не думала о словах, просто хотела отговориться и все, но, ляпнув вдруг о любви, горячо вспыхнула, особенно под внимательным взглядом сапфировых глаз, отчасти осуждающих, отчасти…

— Нет, я понимаю, конечно, что в твоих глазах я всего лишь бесчувственное животное, ты привыкла так думать, но даже животные… умеют любить. И порой не в пример больше людей, — произнес Сайлас Гримм назидательным тоном. И добавил насмешливо: — И Обсидиана я люблю, в чем мне не стыдно признаться. Так в какую конюшню ты его продала? Покажешь?

Ощущая себя провинившимся учеником, Соланж молча кинула, но тут же, будто опомнившись, вскинулась:

— Но ты ведь не станешь выходить с такими глазами? Тебе нельзя.

— Нам нужно в лес. Этим же вечером, — напомнил ей Сайлас. — Или ты позабыла об этом?

Забудешь об этом, конечно.

— Нет, не забыла, но если в Лондоне ищут пропавшего перевертыша, то твои, извини меня, полыхающие глаза станут горящим в ночи маяком для всех охотников за головами в округе.

Сайлас молчал не дольше секунды, прежде чем вопросил:

— У тебя есть бересклет?

— Есть. Но настойка почти на исходе.

— То есть на сегодня мне хватит?

Соланж захотелось по старой привычке огрызнуться на Гримма, назвать его эгоистом и кем-то похуже, но она тут же подумала, что старается он для нее, и сдержалась.

— Полагаю, что да. Но как быть потом?

— А потом я достану нам денег. Мы выкупим берберийца, запасемся настойкой и покинем к чертовой матери этот проклятый Лондон! — в сердцах припечатал мужчина. — А теперь неси бересклет.

Расстаться в итоге пришлось не только с остатками бересклета, но и денег. Было темно, когда они с Сайласом вышли из пансиона и направились к самой ближайшей конюшне. За оставшиеся три фунта ее спутник выторговал у хозяина чахлую лошаденку и повел ее в поводу по лондонским улицам… Уже на окраине он легко вспрыгнул в седло и протянул руку Соланж… Она, долгие годы избегавшая контактов с людьми, в первый момент сжала пальцы в кулак и почти завела руку за спину — иначе уже не умела, — но опять же, пересилив себя, протянула руку в ответ. Сайлас легко, как пушинку, поддел ее в воздух и усадил в седло перед собой.

— Надеюсь, лошадь не издохнет под нами, — сказала Соланж, чтобы скрыть внутреннее волнение, охватившее ее вдруг. И виной всему непонятный мужчина, руки которого, дернув поводья, как бы держали ее с обеих сторон, причем так безбоязненно, словно не знали, кто она есть: убийца, с которой нельзя позволять себе вольностей.

— До леса дотянет, а там будь что будет, — ее спутник как будто бы улыбнулся, но проверить, так ли это действительно, девушка не решилась. Боялась, что, обернувшись, ткнется случайно в загорелую кожу щеки или… Да мало ли куда именно! Ей сейчас ни к чему его убивать.

Ей нельзя его убивать!

Она вообще не убийца.

Наверное…

Брат частенько шутил, что «у некоторых убийство в крови, а у Соланж прямо