Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №06 за 1973 год Страница 28

...Я встретил их в самом сердце Кызылкума, когда они прошли половину пути. Верблюды уже втянулись в работу, но еще не успели утомиться, люди же обросли бородами и похудели, однако еще не настолько, чтобы у меня, свалившегося к ним прямо с неба — с помощью вертолета, — спрашивать сразу, привез ли я обещанный по радио хлеб. Сначала попросили свежие газеты.

Позади остались двадцать шесть дней пути. Вот строки из записок участника экспедиции кинооператора Евгения Филипенко:

«Еще днем нещадно палило солнце: плюс сорок. А ночью температура упала до минус десяти, поднялся ветер. Ветер все усиливался, швыряя в лицо пригоршни холодного песка. Ревели верблюды, не желая ложиться для вьюковки. Но вот слышна привычная команда: «Ач! Ач!» — «Вперед! Вперед!». Ветер срывает с барханов длинные дымные полотнища песка, бросает шары перекати-поля. На глазах очки, плотно затянуты капюшоны штормовок. Один за другим участники экспедиции скрываются в крутящейся мгле... Так было не раз за долгий путь.

Мы шли по карте, без проводника.

Колодцы были вехами нашего пути. Мы представляли, что колодцы нужны были для караванов, теперь же их забросили, вода исчезла или стала непригодной для питья. В действительности колодцев оказалось значительно больше, чем обозначено на нашей карте, хотя она и новая. И вот в чем дело: в пустыне интенсивно развивается каракулеводство. Новые колодцы — бетонные, метрового диаметра. Глубина их обычно 20—30 метров, но встречались колодцы глубиной сто сорок и больше метров. У каждого лоток для водопоя, бензиновый одноцилиндровый двигатель, поблизости обязательно бочка с бензином.

Встречались нам и старые колодцы. Стенки у них выложены толстыми стволами саксаула, наверху блок или перекладина для веревки. Нелегко начерпать из него воды для целой отары.

...Под ногами шуршит красноватый песок. Мы сразу взяли хороший темп движения: двадцать пять километров в день, тридцать, тридцать пять, сорок. В отдельные дни шли пятьдесят, шестьдесят. Вставали и ложились при луне. Страшно болели мышцы чог, кровоточили стертые пальцы...»

Когда я расставался с ребятами, их ждала еще одна пустыня, более суровая, чем эта, — Каракумы. Их ждала жажда и усталость, которую они пока не могли даже представить себе. И жаль, что я не смог присутствовать на их финише в Ашхабаде.

Говорят, это было достойное зрелище. По улицам невозмутимо плыли верблюды, а рядом вышагивали заросшие, исхудалые участники экспедиции. Водители машин гудками приветствовали их, а по тротуарам бежали мальчишки, размахивали руками и кричали: «Последний караван!..»

В. Снегирев

Маршруты, указанные случаем

Сезон-72 наш отряд совместной Советско-Монгольской историко-культурной экспедиции начал там же, где мы кончили работы 1971 года — у самых южных отрогов Гобийского Алтая, со всех сторон окруженных каменистой полупустыней. И занимались мы тем же — исследованием наскальных изображений, открытых ранее нашей экспедицией, раскопками курганов раннего железного века.

Работы были в разгаре, когда пришло неожиданное сообщение.

На западе Монголии во время строительства дороги при разработке песчаного карьера бульдозерист вдруг вывернул на поверхность земли огромные полусгнившие бревна. А затем под ножом бульдозера показались кости человека. Строители прекратили работы и тут же дали знать о случившемся в Монгольскую академию наук. Пришлось срочно консервировать раскопы до будущего года — стройка ждать не могла — и в темпе марш-броска спешить к месту «происшествия».

Памятник, случайно открытый бульдозеристом, оказался уникальным: древнейшие в Монголии коллективные погребения V—III веков до нашей эры. В огромных деревянных срубах мы нашли редкостные костяные и бронзовые наконечники стрел, всевозможные бронзовые пряжки, железные орудия и резные костяные украшения, а таких узкогорлых кувшинов, напоминающих по форме посуду Алтая и Тувы с налепными, искусно изваянными фигурками оленей и козлов, какие лежали в этих могилах, в Монголии еще не находили ни разу.

Закончив раскопки, возвращаемся в Улан-Батор... А в столице — новый сюрприз. Его привез — теперь уже с востока, из окрестностей города Чойбалсана — водитель геологической экспедиции Володя Дергач. Человек любознательный, начитанный и, как все шоферы, наблюдательный, во время остановки на ночлег он прогуливался недалеко от лагеря вдоль берега реки Керулена и подобрал в осыпи береговой террасы загадочный предмет с высеченным на нем необычным лицом. Осмотрев нависшие над ним стенки оврага, он увидел торчащие кости, обильно окрашенные красной краской. Угадав в своем неожиданном открытии археологическую древность, Володя уговорил своих нетерпеливых спутников ничего не трогать и не ковырять, а сам поспешил в Улан-Батор со своими находками. Подобных находок археологи не только не знали в этих местах, но если признаться честно, то, пожалуй, и не ожидали.

...Володя Дергач нашел древний каменный амулет, который, очевидно, висел на груди покойного и, судя по технике изготовления, был сработан в каменном веке. Изображение было лишь на одной плоской стороне амулета, но какое! Длинное лицо человека с большими круглыми глазами, с длинным носом и схематически переданным небольшим ртом. Портретов человека каменного века подобного антропологического типа в Монголии еще не находили. Сразу же было решено отправиться на восток и тщательно обследовать памятник на месте. Погребение, открытое Дергачом, ничем не было отмечено на поверхности земли: ни курганом, ни каменной выкладкой, ни ямкой. Поэтому-то раскопанное нами одно из древнейших известных ныне захоронений в Монголии помог найти лишь случай. Может быть, такая же счастливая случайность когда-либо откроет легендарную богатейшую могилу Чингисхана (1 Известно, что после погребения Чингисхана над его могилой прогнали табуны коней, а всех свидетелей убили, чтобы только земля хранила останки, богатства и тайну. — (Прим. автора.)).

На глубине 160 сантиметров в ярко-красной, насыщенной охрой могильной яме, вырытой более 6000 лет назад, был помещен покойник в позе сидящего «на корточках». Несохранившаяся одежда была вся расшита мельчайшим бисером — более 3 тысяч белых пастовых бусин покрывали скелет. Шею погребенного украшало ожерелье из крупных шаровидных бусин и диска с зубчатым краем, а голову — привески из клыка кабана. Около руки лежал длинный костяной двулезвийный кинжал.

Столь богатых погребений каменного века еще не было известно на территории Монголии. И это богатство убеждало в том, что перед нами захоронение человека, которому его соплеменники воздавали особые почести — старейшины или шамана.

В этом году мы намерены продолжить исследование редкостного исторического памятника. Пока что о происхождении его какие-либо гипотезы строить рано, но весь открытый комплекс наводит на любопытное предположение.

«Моделью» для скульптора, создавшего амулет, служило явно не монголоидное лицо. Однако нельзя назвать этот портрет и европеоидным. Скорее всего его можно отнести к тому антропологическому типу, который в конце каменного века был распространен на огромной территории от Тибета до Чукотки, а на Американском континенте был представлен длиннолицыми индейцами. Да и сам погребальный обряд — «на корточках» — известен археологам по могильникам этого же времени Прибайкалья, Охотского побережья вплоть до Чукотки, а также эскимосов и индейцев Америки. И не исключено поэтому, что движение древних азиатских племен в более северные лесные районы, о котором науке известно еще очень мало, захватившее огромные массы людей и приведшее в конце концов к образованию современных этнических групп и народностей, начиналось именно здесь, в глубинах Центральной Азии.

Э. Новгородова, кандидат исторических наук

Сухопутный моряк

От автора:

Четверть века назад мне посчастливилось совершить в Арктике два рейса на легендарном ледокольном корабле «Георгий Седов». Плавал я вместе с Эрнстом Теодоровичем Кренкелем, Героем Советского Союза, прославленным радистом, участником полярных эпопей на «Сибирякове», «Челюскине» и «папанинской льдине» — первой станции «Северный полюс». Эрнст Теодорович страстно любил Арктику и ее «полярный народ». Он хотел получше познакомить меня с полярниками и между делом организовал в салоне капитана «вечера рассказов». Всякий раз кто-нибудь, часто он сам, рассказывал о полярных делах, о людях Арктики. Эрнст Теодорович был тогда начальником управления полярных станций Главсевморпути. Человек редкой скромности, он просил воздержаться от упоминания его имени в том, что я напишу после плавания. В своих вышедших потом книгах я выполнил это пожелание, хотя, думается, они проиграли от этого. Позже я вернулся к тем темам, чтобы показать, какую роль на самом деле играл Эрнст Теодорович в выбранных мной эпизодах. Я посвятил ряд новелл памяти Героя Советского Союза, доктора географических наук Эрнста Теодоровича Кренкеля, человека большой души.