Нет звёзд за терниями - Олли Бонс Страница 28

Кори прошла мимо, улыбнувшись так, что сердце заныло. Сразу нужно было всё выложить как есть, а не тянуть.

А если подумать, ничего не мешало сознаться прямо хоть сейчас, не подбирая слова. А потом уйти и забыть, как тягостный сон. Что ему за дело до переживаний случайной девчонки, с которой и не свидятся больше? Он ведь о ней и не знал, считай, ничего, чужие люди. И всё-таки дело было, раз совесть ела поедом.

Погрузившись в размышления, Гундольф не сразу заметил происходящее на берегу. Народ собирался, обсуждали что-то, размахивая руками. Всё громче становились голоса. Привлечённые шумом, подходили новые поселенцы, да там и оставались. И в центре всего этого почему-то оказалась Кори.

Сплюнув за борт, Гундольф поспешил спуститься.

— …да как не знать — знает он наверняка!

— Сознавайся!

— Выкладывай, что знаешь! — звучали раздосадованные голоса.

— Что тут такое происходит? — спросил Гундольф, пробираясь сквозь толпу.

— Да из-за Ника всё, — пояснили ему.

Этот парень так пока и не вернулся. Тут, в небольшом поселении, все приходились друг другу роднёй, и конечно, тревожились. Гундольф, к стыду своему, особо не прислушивался и вообще держался особняком, всё больше с Кори и мальчишкой, подальше от жадных взглядов местных дам и докучливых стариковских расспросов. Так что пропажа Ника его не затронула, тем более что местные вроде решили, городские долго готовят товары. Такой цветок не обменяешь на одни ботинки или пару мисок, а нужного запаса на складах могло не оказаться, вот и пришлось ждать.

А некоторые даже считали, что Ник мог попросту устроиться в Раздолье и всё вырученное за цветок оставить себе. Что ж, может, и они были правы. Гундольфу не довелось знать парня, но ясно было, с каким соблазном тот столкнулся. Не каждый одолеет, да и не обвинишь, пожалуй.

Только старый Стефан в такое не верил и накануне, подкрутив жабу, чтобы выдержала долгий путь, отправился по следам пропавшего. А вот и его лысая макушка блестит в толпе — вернулся.

— Мало не до Раздолья доехал, — размахивая руками, воскликнул старик, — и ничего! Ясно, что товары в один день не подготовят, Нику ждать бы пришлося, да сколько ж можно ждать? Думал, жаба его сломалася, да он как сквозь землю провалился вместе с ней. В нашем месте след остался свежий — значит, парень был там, машину ставил, после в город пошёл, а дальше что? Уж наверняка случилося что неладное, и не зря разведчики тут крутилися. Ещё и в аккурат после того появилися, как Ник до Раздолья должен был дойти. Пусть этот парень выкладывает, что с нашим Ником сделали! А ну, живо говори, паршивец!

— Ну-ка, дайте мне спросить.

Гундольф подошёл к Кори, поглядел в растерянное лицо и произнёс:

— Ты правда что-то знаешь о том, где Ник? Если хочешь, мне наедине скажи, а я остальным передам.

— Нет, я не знаю, — тихо прозвучало в ответ.

— Ну и всё, не знает парнишка, — заявил Гундольф остальным. — Хватит его пытать. А Ника вашего не бросим, приведём из Лёгких земель помощь. Даст Хранительница, отыщем.

Он обнял Кори за плечи и вывел из толпы под недовольное ворчание.

— Зря веришь такому! — бросил кто-то вслед.

Флоренц увязался за ними, и по лицу его было видно, что с решением Гундольфа он не согласен. Но возразить не решился.

Рядом с мальчишкой, конечно, ни о каком разговоре не могло идти и речи. Половину дня они ловили рыбу, потом разучивали буквы. Когда солнце ушло и разбирать написанное на песке стало трудно, Гундольф принялся рассказывать истории о своём мире. И всё это время он чувствовал на себе восторженный взгляд Кори и понимал, что совсем такого не заслуживает.

Так что когда за ними закрылась дверь каюты, он уже твёрдо знал, что сейчас расскажет правду.

Гундольф завёл светляка, сдвинув рычажок, чтобы тот не взлетал. Повернулся к Кори, поглядел в это счастливое лицо, вздохнул и сказал:

— Ты знаешь вот, что такое чучело?

— Нет, — помотала головой она. — А что?

— Так вот, слушай. Помнишь, рассказывал я, как жил у моря? Снимал угол у старика, он прежде был капитаном, грузы вдоль побережья возил. И у него над столом сидела птица. Морская, белая, красивая, глаз блестит, клюв раскрыт, крылья распахнуты. Вот-вот крикнет что-то, да и улетит в раскрытое окно навстречу шторму.

Кори слушала с интересом, глядя внимательно, но явно не понимала, к чему клонит собеседник.

— Да, с виду эта птица была как живая, но на деле от неё остались только перья да шкура, набитая то ли мхом, то ли опилками. И проволочный каркас, чтобы удерживать шею и крылья. Вот это и есть чучело.

— Забавная история, — сказала Кори, улыбнувшись, — но к чему она?

Улыбка совершенно преображала её лицо. Гундольф теперь даже и не мог понять, как это раньше принимал Кори за парня. Впрочем, может, он сейчас так думал оттого, что уже знал, как она выглядит под одеждой. Ох, ну вот опять мысли повернули не туда!

— А дело в том, что я сам в каком-то роде для тебя чучело, — сказал он. — Ты глядишь этими вот сияющими глазами, и не знаю уж, кого ты видишь, да только я и вполовину не так хорош. Тебе нравятся перья, а что внутри, ты не знаешь, да и знать не хочешь. Набила мою шкуру какими-то своими представлениями и думаешь, что поймала живую птицу.

— Главное я знаю, — возразила Кори. — Таких, как ты, здесь не бывает. Каждый печётся о своей выгоде, а ты другой.

И нахмурилась, закусив губу. Хотела что-то добавить, но не решалась.

Гундольф вздохнул. Ему казалось, он подобрал хорошее сравнение, но понимать намёки, похоже, эта девочка совсем не умела. И теперь он мучительно пытался придумать что-то ещё, что не звучало бы совсем уж обидно, торопясь и тревожась, как бы Кори не опередила его и не поспешила с признаниями. Совсем не хотелось такое выслушивать, и вдвойне грубее потом покажутся его слова.

И конечно, он промедлил. Она подошла — так близко, что ещё один шаг между ними бы не поместился — и спросила:

— Скажи, ведь я для тебя что-то значу, правда?

И поглядела испытующе, но вместе с тем так, будто уже была уверена в ответе. Брови хмурились, а во взгляде мешались радость и ожидание, и эту радость он сейчас должен был погасить.

— Говорю же, — мрачно сказал Гундольф, отступая, — всё ты себе выдумала. Одна ночь — это и всё, что у нас с тобой могло быть, поняла ты?