Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №04 за 1985 год Страница 29

— Очень любезно с вашей стороны,— сказал Фишер.— Но тогда группе придется разделиться.

Бернсдорф сидел у Виолы Санчес, в кресле-качалке ее отца, который, по ее словам, в отъезде; прозвучало это так, будто ее родители эмигранты.

— За мной следят,— шепнула она Бернсдорфу при встрече у кинотеатра.— Пойдемте быстрее ко мне. Я живу одна. Мои родители в Мексике.

После такого предложения он не заставил упрашивать себя дважды. Она сидела у стены под распятием и рассказывала все, что знала о Кампано. Родился он неподалеку отсюда. Дом сохранился, обветшавшее здание в стиле колониального барокко. Родители — врачи, в настоящий момент в эмиграции. Уже в школе Кампано, худенький мальчишка невысокого роста, отличался необузданным нравом, часто был агрессивен. Поступил в университет, участвовал в революционных выступлениях. Перед неминуемым арестом бежал на Кубу, потом вернулся. И наконец ушел в горы. Где он сейчас, никому не известно...

Он неожиданно разоткровенничался:

— У себя дома я хочу, например, бороться за человека вроде вашего Кампано. Показать, что значит быть революционером в стране, где стремление к социализму считается преступлением, а все люди левых убеждений — опасными элементами и негодяями! Вам нравится моя профессия? Согласен, интересы у нас многообразные, фантазия постоянно возбуждена, ты постоянно в движении; а что остается после заполненного заботами дня? Где смысл сделанного?

Бернсдорф заметил вдруг, что говорит совершенно серьезно, искренне. Такое в разговорах с женщинами случалось с ним редко, и он понял, почему сидит как пай-мальчик в кресле-качалке, а не пересядет к Виоле и не обнимет ее. Потому что между ними как-то сразу установились отношения взаимного доверия, а это дорогого стоит.

Когда зазвонил телефон, майор Понсе как раз просматривал годовой отчет уголовной полиции органам безопасности — третий вариант, составленный на сей раз им лично. Как всегда, он не мог нарадоваться на филигранность собственных формулировок. Кто проработал в государственном аппарате двадцать лет, знал, что от него требовалось: составить отчет короткий и подробный одновременно. Этот отчет удовлетворит полковника Матарассо.

К его удивлению, полковник ни словом о документе не упомянул, зато сразу набросился на него:

— Камило, это ты наложил арест на два ящика с киноаппаратурой немецких репортеров? Зачем? С какой целью?

— Они хотят раздуть историю насчет наших террористов, полковник. Кстати, они не репортеры, а просто киношники...

— Почувствовав, что Матарассо не видит в этом никакой разницы, добавил:

— У них нет поддержки ни прессы, ни даже собственного посольства. Действуют на собственный страх и риск.

— Это ты так думаешь! Почему тогда мне пришлось отчитываться перед Толедо?

— Считает, наверное, что мы вмешиваемся в дела его ведомства.

— Нет, у немцев здесь есть высокие покровители! Они, между прочим, не из Восточной Германии.

— Полковник, я полностью отдаю себе в этом отчет.

— Значит, так, Камило, отдай им ящик! Или ты хочешь дать Толедо козыри против нас? А за немцами наблюдай сколько твоей душе угодно. Если у них действительно есть контакты с «левыми», это будет нам только на руку — Толедо не отвертится и козыри будут у нас.

Понсе отдал необходимые распоряжения. Хитрый ход. При всей своей ограниченности Матарассо обладал нюхом ищейки. Ничего удивительного: кто выше сидит, у того обзор больше.

Но выговор остается выговором. Понсе отодвинул годовой отчет в сторону, настроение было испорчено. Разве так разговаривают с верным помощником? А он-то все свои надежды связывал с Матарассо. Его выставили кандидатом в президенты две правые партии, чтобы он последовательно продолжил политику Араны, демонстрируя непримиримость в борьбе против подрывных элементов. Только его победа давала Понсе наконец возможность выдвинуться, сделать карьеру.

А есть ли в самом деле у Матарассо шанс победить? Конечно, оратор он никудышный, в этом отношении ему с Тони Толедо или с генералом Риосом Монттом, красноречивым кандидатом христианских демократов, не тягаться. Вот единственное сравнительно удачное место из последней речи Матарассо по телевидению: «Закон и винтовки показали, как нам справиться с террором, экономическими и такими социальными проблемами, как нищета, болезни и безграмотность, которые и служили питательной почвой для террористов!» Правда, не только личное красноречие решает, кому стать президентом. Но чтобы Матарассо оказался на коне, правым придется хорошенько постараться.

Главное—как воздух нужны успехи! Перед выборами всегда придается особое значение внутренней стабильности в стране, она предмет ожесточенных споров. И вот ему, майору Камило Понсе, удалось обнаружить нечто чрезвычайно важное! У него стало правилом перепроверять все, что говорят о себе люди, которые кажутся ему подозрительными. Поэтому он поручил одному из своих людей проверить, действительно ли Бернсдорф снимал фильм на Кубе до прихода к власти Кастро. В кубинской прессе должно было найтись сообщение об этом.

И вот перед ним лежала вырезка из гаванской газеты «Ой» от 28 мая 1961 года, заметка на две колонки. Под заголовком «Нас посетили два кинодеятеля» коммунистическая газета писала, что на Кубу приехал известный немецкий режиссер и его «ассистент Бернесдорфф», чтобы воспеть революцию и ее последнюю вдохновляющую победу в произведении киноискусства... Фото исправляло неправильно написанную фамилию: на нем, вне всяких сомнений, Лутц Бернсдорф!

А «вдохновляющая победа» — это, конечно же, победа у залива Кочинос. Понсе глубоко вздохнул. Неужели он случайно обнаружил коммунистических агентов, которые явились сюда под видом киногруппы и намерены восстановить утерянные связи и помочь герильерос? Два обстоятельства говорят против этого: профессионалы нашли бы новых людей, а не только выдали новые паспорта.

Когда же ему принесли отчет наружной охраны, следившей за четырьмя немцами, он споткнулся на имени Ридмюллера. Фишер приезжал к Ридмюллеру. Это во многом объясняет поведение Толедо, его интимного приятеля, но еще больше запутывает все дело, потому что Ридмюллер, безусловно, правый.

Понсе приказал принести ему дело Кампано; возможно, что-нибудь прояснится. Любопытство возросло, но преобладало все-таки беспокойство. Игра в «сыщики — разбойники», сопоставление фактов, по логике вещей противоречащих друг другу,— все это привлекало его раньше. Но то, о чем вспоминалось с удовольствием, в настоящий момент ничего, кроме неприятностей и осложнений, принести не могло. Он решил обратиться в гватемальское посольство в Бонне: пусть выяснят в официальных инстанциях, кто такие Бернсдорф, Фишер, Раух и Кремп.

Дочитав дневной отчет до конца, узнал еще, что Виола Санчес встретилась с Бернсдорфом после вечернего сеанса перед кинотеатром на 6-й авениде, неподалеку от своего дома. Тот провел у Виолы два часа и вернулся в отель лишь после полуночи.

Фантазия Понсе разыгралась. Позвонил домой, сказал жене, что задерживается. Потом дал журналистке знать, что ждет ее к ужину в китайском кафе... Ее связь с киношниками, или хотя бы с одним из них, приобрела такой характер, что было бы ошибкой ее не использовать.

Продолжение следует

Перевел с немецкого Е. Факторович

Айзек Азимов. Они не прилетят

Нарон был представителем четвертого поколения галактических летописцев. На его столе лежали две книги. В одну, широкую и пухлую, заносились расы разумных существ, в другую, значительно меньшего размера,— лишь те, что уже достигли поры зрелости и мастерства и могли быть приняты в Галактическую Федерацию. Ряд записей в большой книге был вычеркнут: в силу разных причин некоторым расам так и не довелось выжить, развиться. Несчастья, биохимические и биофизические несовершенства, социальные антагонизмы — все это порой губило нарождавшуюся цивилизацию. Зато в меньшей книге не был вычеркнут ни один номер.

Немыслимо древний Нарон поднял глаза на подошедшего гонца.

— О, Единственный Великий...— начал тот.

— Ну, ну, поменьше церемоний. Что там такое?

— Еще одна группа организмов вступила в пору зрелости!

— Прекрасно, прекрасно... Нынче они растут не по дням, а по часам. Года не проходит без новичков. Кто на сей раз?

Гонец назвал код галактики и внутригалактический номер планеты.

— Я ее знаю,— проговорил Нарон и округлым почерком занес название планеты сначала в первую, а потом и во вторую книгу. По традиции он воспользовался тем именем планеты, под которым она была известна большинству аборигенов. Он написал: «Эрона».

— Эти создания побили все рекорды,— сказал Нарон.— Ни одна другая цивилизация не проходила путь от зарождения разума до возмужания так быстро. Если верить твоим данным, эронцы обгоняют многие расы. Надеюсь, сведения точные?