Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №10 за 1990 год Страница 29

— Но вы же всего лишь провинциальный терапевт,— ровным голосом произнес Уэллс.— Вдруг этот эффект все-таки вреден для человека? Или вызывает какое-то побочное действие?

— Если с кем-то из ребятишек случится что-нибудь серьезное, нам, разумеется, придется отдать их в больницу, и тогда уже будь что будет,— ответил Уизерс.— Но пока в этом ни разу не было необходимости.

Я их регулярно обследую. Научил, как обследовать самих себя. Ребятишки все понимают. Но им нравится, какими они стали, мистер Уэллс, и они совсем не хотят лечиться. Кроме того, есть и еще одна причина прятать эту их способность от посторонних. Нам самим здесь, в Агуа-Кальенте, пришлось нелегко, прежде чем мы поняли, как себя вести. Мы не ходим смотреть на их игры и танцы: глядя на них, человек... теряет контроль над собой.

— Вам это, должно быть, уже известно, мистер,— добавил Тиллис.

Уэллс вспомнил предыдущую ночь, сияющую красоту девушки и то действие, которое она на него оказала. Он вспомнил охватившее его неумолимое желание обладать этой красотой. «Да уж,— подумал он,— это действительно называется «потерять контроль». Хотя если бы представилась новая возможность, он, пожалуй, был бы не прочь потерять контроль еще раз...

— Я знаю, о чем вы сейчас подумали,— сказал Уизерс.— На меня этот эффект действует не меньше, чем на вас, и чтобы справиться с собой, нужно прежде всего понимать, что происходит.— Он подошел к двери.— Джолина, зайди, пожалуйста.

Уэллс сжался, взгляд его метнулся к двери. Кровь в жилах потекла быстрее, мышцы напряглись.

Вошла девушка. То самое прекрасное видение, вот только...

Только от прекрасного видения не осталось и следа, хотя девушка, вне всякого сомнения, была та же. Джолина застенчиво улыбнулась Уэллсу — симпатичная, конечно, девятнадцатилетняя девчушка, но в общем-то ничего особенного. Исчезло свечение, а с ним и притягательность. И неотвратимое влечение.

— Спасибо, Джолина. Можешь идти.

— Хорошо, док.

Уже на пороге девушка вдруг на мгновение осветилась тем же зеленовато-желтым светом и скрылась за дверью.

Но и этого мгновения было достаточно. Уэллс моргнул и обернулся к доктору.

— Знаю, сынок, знаю. Дело в том, что именно люциферин, это особое свечение, и делает их такими красивыми. Опасная эта способность, и они еще только учатся ее скрывать.— На добродушном лице Уизерса что-то дрогнуло.— Опасна не сама способность генерировать свет, опасны страсть, возбуждение, которые этот свет вызывает в людях. Зачем, вы полагаете, некоторые виды насекомых светятся, мистер Уэллс? Мне семьдесят один год, но когда я вижу этот свет, я... Одним словом, я не чувствую, что мне уже за семьдесят... Я вообще ничего не чувствую, сэр, кроме одного... Вот это-то и опасно.

— Дети — они другие. Для нас это слишком. Вспомните, какие чувства охватили вас ночью на склоне холма и завладели вами целиком. Это были ваши самые изначальные инстинкты. Подумайте, что может произойти с нашими детьми, если этот эффект проявится в присутствии двух сотен ученых — мужчин и женщин.— Закрывая дверь, Уизерс грустно улыбнулся.— Все мы — светлячки, мистер Уэллс.

Оставшись в одиночестве, Уэллс долго сидел на кровати и размышлял над словами старого врача.

«Безумие,— думал он,— безумие, глупость, идиотизм... Я не хуже других могу справляться со своими эмоциями. Конечно же, могу...» Но тут он снова вспомнил ночь на склоне холма, свечение, дико бьющийся пульс и бездумное, слепое желание, захватившее его целиком. Все из-за того света, странного притягательного света...

Уэллс встал с кровати и принялся торопливо собирать вещи. Воспоминания не позволяли разуму поддаться на уговоры — так же как тело не слушалось голоса разума. Этот свет просто убивал всякую рассудочность и всякие доводы.

Нет, он никому не расскажет о люциферитах. Ни своим новым боссам в Далласе, ни кому-либо еще. Если мир узнает о них, многие ринутся в этот городок хотя бы за той же водой, потому что кому-то наверняка захочется обладать такой же способностью. А ученые — разумеется, с самыми лучшими намерениями — скорее всего смогут синтезировать нужные вещества и распространить уникальный дар на весь мир.

Уэллс — в общем-то довольный своей жизнью человек — всегда мыслил здраво. Его, например, очень беспокоило, что Земля может погибнуть в ядерной катастрофе. Но еще меньше ему хотелось увидеть, как цивилизацию разрушает катастрофа сексуальная.

Перевел с английского А. Корженевский Перевод с английского «Вокруг света», 1990 г.

Луи Буссенар. За десятью миллионами к Рыжему Опоссуму

— Хорошо,— произносит Том, беря самородок,— приложи ухо там. Слушай, когда он падает, мой надо знать, как высоко опоссум.

— Понял? — спрашиваю я босеронца.— Том просит тебя приложить ухо к стволу и прислушаться, когда упадет слиток, чтобы узнать глубину дупла, чтобы срубить дерево на нужной высоте.

— Так, так,— подтверждает старый абориген, снова забираясь вверх по «лестнице».

— Теперь что?

— Мой бросает туда, в дыра. Вот!

Дерево оказалось полым до самой земли. Том отрубает ветви справа и слева, отбивает куски коры и закрывает ими отверстие, из которого может выскочить зверек, пока мы будем валить дерево.

Эвкалипт имеет почти восемь метров в обхвате, и свалить его чрезвычайно трудно. Правда, дерево полое, но толщина коры, по словам Тома, более сорока сантиметров. У нас всего три топора, и понадобится более часа, чтобы проделать отверстие, в которое мог бы проникнуть человек. Поскольку нет другого выхода, работа начинается. Дерево старое, и кора его твердая. Топор отскакивает от его тугих волокон.

Вдруг у меня возникает дерзкая идея. Я запускаю руку в ягдташ и нащупываю пачку патронов с разрывными пулями. Испробовав некоторое время назад страшный эффект этих пуль, я был поражен разрушением, которое они производили. А почему бы и нет? Стоит попробовать. Я прошу лесорубов прекратить работу и раздаю патроны.

Робартс понимает мою идею, но сомневается в успехе. Сириль подсекает в трех футах от земли полоску коры, по которой мы должны стрелять. И вот, встав в десяти метрах от цели, поселенцы ждут сигнала.

— Огонь!

Еще не смолк грохот взрыва, как мы уже мчимся к дереву. Сколько же разрушений может сделать этот маленький кусочек металла, что не весит и сорока граммов! Древесина разбита, выворочена, размельчена на высоте в шестьдесят сантиметров и в ширину на полтора метра. Если дать залп с другой стороны, дерево наверняка упадет. Но в этом уже нет необходимости: Том пролез в дыру.

Из отверстия доносятся пронзительные крики: Том хватает опоссумов, не давая им удрать, и возвещает об этом. Вскоре он выбрасывает наружу одного из них, потом второго, третьего. Вот уже фунтов двадцать свежего мяса для завтрака. Но возня внутри дерева усиливается, и один из поселенцев присоединяется к Тому, которому одному, видно, не справиться. Вскоре мы с невыразимым блаженством насчитываем десять сумчатых, предназначенных для наших желудков.

— Вот вам, МакКроули, молочные опоссумы,— я вытаскиваю из огромной сумки особи женского пола несколько детенышей величиной с крысу.

— Ах, дружище, старый или молодой — мне безразлично. Сейчас я могу стать и каннибалом,— это гастрономическое богохульство наш гурман, конечно, произносит в шутку.

— Ну как, Том, закончил свои дела? — спрашиваю старого аборигена.

— Ищу камень Сириль. Держи,— говорит он, вылезая с самородком в руках.— Видишь, мой не потерял.

И вот горит костер, на вертеле поджаривается дичь. Подкрепившись, мы подумываем о возвращении.

— Что ты там делаешь, Том? — вдруг спрашивает МакКроули, поглощая последний кусок мяса.

— Я рисовать коббонг для нга-ко-тко,— отвечает австралиец, который вырезал своим ножом грубые очертания головы змеи на белой коре камедного дерева.

— Он прав, мсье,— одобряет действия Тома МакКроули.— Я думаю, что надо срочно вырезать эти знаки, ибо мы находимся в самом бедственном положении, и только показав свое присутствие на земле нга-ко-тко, можем избежать новых несчастий.

Нагруженные добычей, мы направляемся к лагерю, который так далеко от нас. Нет смысла вновь пересекать раскаленное солнцем золотое поле, и мы его огибаем. Дорога стала длиннее, но идти по траве менее мучительно.

Все мы спешим вернуться.

— Оак! — вдруг вскрикивает перепуганный Том, идущий впереди.

— Стой! — останавливают нас двое поселенцев, следующие за ним.

— Что случилось?

— Аборигены!

— Откуда здесь аборигены?

— Что б они провалились, эти проклятые аборигены!

— Где вы их видите? — спрашивает МакКроули у одного из поселенцев.

— Вот, смотрите.

— Но я ничего не вижу.