Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №06 за 1988 год Страница 29

Когда летишь над этой бескрайней, безлюдной землей, раскинувшейся к северу от Амура, все горы и реки кажутся одинаковыми. Тундра перемежается чахлой тайгой, а ту сменяют волны остроглавых пиков, даже в разгар лета припудренных снегом, и снова — реки, озера, горы, болота. Ни огонька на многие сотни километров. Это те самые, по выражению Герцена, «океаны льда и снега», через которые «горсть казаков и несколько сот мужиков перешли на свой страх».

Не забыть бы в сегодняшней суете про мужиков, открывших эту землю. Не стать бы Иванами, не помнящими родства. Уже в пятый-шестой класс ходят ребятишки, для которых БАМ — их малая родина. Но кто в притрассовых поселках знает сегодня историю края? Разве известно жителям станции Февральск, что рождение их поселка можно отсчитывать не с 1976 года, а с шестидесятых годов XVII века — тогда в устье речки Быссы казак Гавриил Фролов воздвиг острожек «в длину шестнадцать и поперек пятнадцать сажен, да в острожке же поставили две зимовейные избы». Может, еще не поздно отыскать следы этого поселения?

Каждая большая сибирская река имеет свою историю. Беда в том, что никто толком не вел и не ведет эту замечательную летопись. На той же Олекме при впадении ее в Лену отбывали ссылку декабристы: подпоручик А. Андреев и лейтенант флота Н. Чижов. Причем А. Андреев поднялся на полторы сотни верст по реке в составе первой научной экспедиции: вел магнитометрические и астрономические исследования. В 1916 году вверх по реке прошла лесоустроительная экспедиция Гайдука. Чернорабочим в ней был ссыльный марксист Емельян Ярославский, впоследствии — советский государственный деятель. На Олекме он собрал ценнейшую коллекцию природных и исторических реликвий.

А в 1934 году с верховьев Олекмы вышел на дощатом баркасе небольшой отряд всего из четырех человек во главе с молодым геологом Иваном Ефремовым, ставшим впоследствии известным ученым и писателем-фантастом. Они начали сплав поздно — 4 сентября. Их догоняла зима: плыли уже по густой шуге. После порогов, когда река разделилась, шли круглосуточно, рубили на плесах тонкий лед перед носом баркаса, на стремнинах продирались по узкой незамерзшей струе, пока 16 октября не впаялись в лед окончательно. Тогда раздобыли у якутов оленей и двинулись в сторону Чары — на запад. Весь снег с реки сдуло ураганными ветрами, и они много дней шли вверх по руслу по гладкому льду. Морозы давили до минус 52, рукоятки топоров и молотков ломались, все металлические приборы пришлось обшить тканью и кожей, иначе к ним невозможно было прикоснуться. Всего они проплыли по незнакомой северной реке на утлом карбасе через снегопады и ледяную кашу 1150 километров. Да еще прошли пешком 1600 километров — и нанесли их на карту, потому что были первыми учеными, оказавшимися в этих местах. Многие ли на БАМе знают об этом? А ведь геолог И. Ефремов вел экспедицию как начальник отряда по изысканиям железнодорожной линии Лена—Бодайбо—Тында. И БАМ на участке от Олекмы до Тынды во многом проложен по его наметкам.

Чтобы раскопать историю Олекмы, пришлось забираться в дебри архивов, в рукописные воспоминания, в технические отчеты... Музеи? В Якутском республиканском музее с громадным трудом отыскал скудное упоминание о походе Хабарова. На Олекме любопытствующему «насчет старины» показывают покосившуюся избушку, в которой якобы прожил когда-то лет тридцать бобылем не то бывший колчаковец, не то ссыльный петлюровец. «А раньше ишо здеся окромя мамонтов никого не было».

Есть у меня неоригинальное предложение: поставить на высоком олекминском утесе памятник первопроходцам. В таком месте, чтоб виден он был из окон проходящих поездов и чтобы от его подножия открывался вольный сибирский простор. Вдохнуть в бронзу или другой вечный материал память и о мужиках-первопроходцах, и о топографах тридцатых годов, и о первостроителях семидесятых... Могучему Главбамстрою такой монумент, думаю, по силам. И отказываться от благородного дела ссылками на сметы, финансы и отсутствие проектов, на мой взгляд, никак нельзя. Потому что «гордиться славой своих предков не только можно, но и должно, не уважать оной есть постыдное малодушие».

Река Олекма

Владимир Сунгоркин

Стивен Кинг. Туман

Продолжение. Начало в № 4, 5

В конце концов, темы разговоров стали менее пугающими и обескураживающими. Кто-то упомянул витринные стекла, наиболее уязвимое место супермаркета. Майк Хатлен спросил, как еще можно проникнуть в магазин, и Олли с Брауном тут же перечислили: две загрузочные двери, кроме той, что открывал Норм, главный вход. И окно с толстым армированным стеклом в кабинете менеджера.

Разговор этот произвел странный эффект. Опасность стала казаться более реальной, но в то же время все почувствовали себя значительно лучше. Это стало заметно даже по Билли. Он спросил меня, можно ли ему сходить взять плитку шоколада, и я разрешил при условии, что он не будет подходить к окнам.

Когда Билли отошел подальше, мужчина, стоявший рядом с Майком Хатленом, сказал:

— Что будем делать с окнами? Старую леди, может быть, действительно бешеный клоп укусил, но она права насчет того, что ночью кто-то может вломиться.

— А вдруг туман к тому времени разойдется? — предположила какая-то женщина.

— Вряд ли,— сказал мужчина.

— Есть какие-нибудь идеи? — спросил я у Бада и Олли.

— Минутку,— вымолвил мужчина, стоявший рядом с Хатленом.— Я — Ден Миллер из Линна, штат Массачусетс. Вы меня не знаете — не было повода познакомиться. Мой дом на озере Хайтлэнд, и я купил его только в этом году. Содрали с меня черт знает сколько, но я просто должен был его купить.— Он рассмеялся.— Я вот о чем хотел сказать. Там, в углу, я видел целую гору мешков с удобрениями и подкормкой для газонов. Фунтов по двадцать пять каждый. Мы можем сложить из них баррикаду. Оставим амбразуры, чтобы смотреть...

Люди начали возбужденно обсуждать предложение. Я едва сдержался, чтобы не высказать то, что вертелось у меня на языке. Миллер был прав. Можно сложить эти мешки у витрин — это никому не повредит и, возможно, даже будет какая-то польза. Но мои мысли все время возвращались к воспоминанию о том, с какой легкостью щупальце разделалось с упаковкой концентрата для собак...

Все начали расходиться, намереваясь приняться за дело, и Миллер закричал:

— Стойте! Стойте! Пока мы все здесь, давайте попробуем решить остальные вопросы!

Люди вернулись, и человек пятьдесят-шестьдесят собралось в углу между охладителем, дверью в складское помещение и мясным прилавком. Билли просочился сквозь толпу и протянул мне плитку шоколада.

— Хочешь, папа?

— Спасибо.— Я откусил кусочек.

— Может быть, это глупый вопрос,— продолжил Миллер,— но нужно все выяснить до конца. У кого-нибудь есть оружие?

Все замолчали, поглядывая друг на друга и пожимая плечами. Седой старик, представившийся Эмброузом Корнеллом, сказал, что у него в багажнике машины есть охотничье ружье.

— Если хотите, я попробую его достать.

— Сейчас, я думаю,— сказал Олли,— это не лучшая идея, мистер Корнелл.

— Подождите минуту,— произнесла женщина в красной кофточке и зеленых брюках. У нее были светлые, песочного цвета волосы и спортивная фигурка. Короче, очень привлекательная молодая леди. Она расстегнула сумочку и достала оттуда средних размеров револьвер. Толпа издала глухой возглас удивления, словно на их глазах фокусник проделал какой-то особенно эффектный трюк. Женщина, и так уже пунцовая, покраснела еще сильнее. Она покопалась в сумочке и извлекла оттуда коробку патронов.

— Аманда Дамфрис,— представилась она Миллеру.— Этот пистолет... Это идея мужа. Он считал, что мне обязательно нужно оружие для самозащиты. Я ношу его уже два года незаряженным...

— Ваш муж здесь, мадам?

— Нет, он в Нью-Йорке. Он часто ездит туда по делам и поэтому хотел, чтобы у меня было оружие.

— Что ж,— сказал Миллер,— если вы умеете им пользоваться, то пусть оно лучше останется у вас.

— Я стреляла всего один раз в жизни, в тире... Миллер взял у нее револьвер и, осмотрев, отщелкнул барабан. Проверил, действительно ли он не заряжен.

— О"кей,— сказал он.— У нас есть оружие... Кто хорошо стреляет?

Все промолчали. Потом Олли неохотно сказал:

— Я довольно часто тренируюсь. У меня дома «кольт» сорок пятого калибра и «лама» двадцать пятого.

— Ты? — удивился Браун.— Ха! Ты к вечеру так налижешься, что и видеть-то ничего не будешь.

— Почему бы тебе не заткнуться и не заняться своими списками? — предложил Олли внятно и отчетливо.

— Это, может быть, тоже покажется вам глупым,— продолжал Миллер, повернувшись к Брауну с его записями и Олли с пивом,— но нет ли здесь чего-нибудь вроде огнемета?