Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №06 за 1987 год Страница 29

За два года Торби волей-неволей набирался житейского опыта и познавал окружающий мир. Джуббулпор — столица Джуббула и Девяти Миров, главная резиденция Великого Саргона — насчитывала три тысячи нищих, имеющих лицензии на право занятия попрошайничеством, и шесть тысяч уличных торговцев.

Формально Торби не считался представителем дна, ибо имел официальный общественный статус раба и профессию нищего, узаконенную лицензией. Однако на деле более низкой ступени социальной лестницы, чем та, на которой стоял мальчик, здесь просто не существовало. Он научился лгать и красть, узнал, что обман и воровство на городских задворках почитаются как особый талант. Когда Торби чуть подрос и освоил местный язык, Баслим начал отпускать его из дому в одиночку. Иногда за покупками, а подчас даже и на паперть.

Однажды Торби вернулся домой с пустой котомкой. Ни единого слова упрека не сорвалось с губ старика. Баслим упорно молчал, и тогда мальчик первым начал разговор.

— Эй, пап, смотри, что я принес,— хвастливо сказал он, доставая из-под набедренной повязки яркую пеструю косынку.

— Где ты это взял?

— У одной красивой леди. Это было проще пареной репы, пап. Меня Зигги научил.

— Торби, объясни мне, почему ты вдруг захотел заняться совсем не тем, что делал прежде? Мы в состоянии платить полицейским, вносить деньги в фонд союза нищих и давать кое-что на церковные нужды. И при этом живем припеваючи. Ты помнишь, чтобы мы с тобой когда-нибудь голодали?

— Нет. Но ты только посмотри на эту косынку. Она стоит не меньше стеллара!

— По крайней мере, вдвое больше. Но скупщик краденого даст тебе за нее два минима. Разве меньше ты приносишь с паперти?

— Ну... все равно это интереснее, чем попрошайничать. Видел бы ты Зитти в деле. Лучший мастер в городе!

— Ты знаешь, как он лишился одной руки? Его сцапали. Слыхал, что бывает за воровство? На первый раз тебе отрубят руку, как это случилось с Зигги. А стоит ему попасться во второй раз, и его укоротят. Наши судьи считают, что два раза учить одному и тому же бессмысленно, поэтому всех рецидивистов попросту укорачивают.

— Но меня не поймают, пап! Я буду осторожно, как сегодня.

Баслим вздохнул.

— Торби, принеси-ка купчую, которую мне на тебя выдали.

— Зачем?

— Принеси, принеси...

Баслим взял у мальчика бумагу.

— Я дарю тебе свободу. Завтра пойдешь в имперский архив и уладишь все формальности.

— Пап, зачем ты это делаешь? — у Торби отвисла челюсть.— Ты меня прогоняешь?

— Нет, можешь остаться, но только как вольноотпущенник. За преступления раба отвечает хозяин. Будь я из благородных, ты мог бы воровать сколько душе угодно. Однако ты прекрасно знаешь, к какому классу я принадлежу. У меня не хватает ноги и глаза, и я просто не могу себе позволить потерять еще и руку. Коли на то пошло, пусть уж меня лучше сразу укоротят, да и дело с концом.

— Не освобождай меня, пап,— хныча, взмолился Торби.— Я хочу быть твоим. Я больше не буду!

Баслим обнял его за плечи.

— Слушай, Торби, давай условимся так. Я пока не стану подписывать твои бумаги, но ты должен обещать мне, что никогда больше не будешь воровать. Ни у прекрасных леди в портшезах, ни у своих собратьев бедняков... У богатых красть слишком опасно, а у товарищей — позорно. И ты не будешь мне врать, договорились?

— Да...— еле слышно ответил Торби.

— Так вот,— продолжал Баслим,— буде тебе украсть что-нибудь, я об этом непременно узнаю. И тогда я не просто освобожу тебя, но вышвырну вон, предварительно вернув тебе все то, с чем ты впервые переступил порог моего дома — то есть набедренную повязку и синяки. Тогда уж между нами все будет кончено! А теперь — ложись спать.

Баслим погасил свет и растянулся на матраце. «Не перегнул ли я палку? — подумал он.— А впрочем, в этом гнусном мире такое воспитание, наверное, только на пользу».

На улице Торби и Баслим никогда не говорили о своих домашних делах. Ни один гость не переступал порога их каморки, хотя Торби начал понемногу заводить приятелей, а у старика их были десятки. Торби догадывался, что у Баслима были дела и помимо нищенства. Однажды мальчик проснулся на рассвете и услышал в комнате какую-то возню. Он встал и зажег свет, поскольку знал, что в темноте одноногий старик совершенно беспомощен.

— Как ты себя чувствуешь, пап? — спросил мальчик и остолбенел: перед ним стоял незнакомец, мало того — джентльмен!

— Это я,— произнес чужак голосом Баслима.— Извини, что нагнал на тебя страху. Надо было сначала переодеться, а уж потом входить. Я бы так и сделал, если б не обстоятельства...— Он снял свой роскошный костюм, потом шляпу и стал больше похож на себя. Только вот...

— Пап, а как же глаз?

— Ах, это... Его нетрудно вытащить. С двумя глазами я симпатичнее, правда?

— По-моему, раньше лучше было,— испуганно сказал Торби.

— Да? Ну ладно, я не буду очень часто вставлять второй глаз. Раз уж ты не спишь, помоги мне, пожалуйста.

Но толку от Торби было мало: все, что делал сегодня Баслим, казалось ему в диковину. Перво-наперво нищий вытащил свой стеклянный глаз и разделил его надвое. Потом извлек из зрачка крохотный цилиндрик.

— Собирайся, сейчас пойдешь на улицу,— сказал он Торби.— Поторопись, у нас мало времени.

Торби наложил грим и вымазал лицо грязью. Баслим передал ему цилиндрик, потом показал мальчику фотографию.

— Смотри внимательно. Этот человек зайдет в какую-нибудь пивнушку или лавочку близ космодрома. Сначала загляни к мамаше Шаум, потом в «Сверхновую» и «Деву под вуалью». Если не встретишь его там, начинай собирать подаяние на улице Радости. До начала третьего часа ты должен отыскать этого мужчину. Увидев его, тут же сунь в торбу вот эту штуку и присыпь монетками, потом подойди и попроси милостыню, но не забудь сказать, что ты — сын Кривого Баслима. Отправляйся!

Что есть духу Торби понесся к космодрому. До улицы Радости он добрался довольно скоро, но нужного человека не нашел ни в одной из лавочек, о которых упоминал Баслим. Отпущенный на поиски срок уже истекал, когда Торби увидел наконец того, о ком говорил приемный отец. Джентльмен выходил из лавочки. Мальчик перебежал улицу и незаметно подкрался к нему. Увы, человек был не один, но откладывать выполнение задания Торби не решился.

— Подайте, добрые люди! — запел он.— Подайте от щедрот своих бедному сыну Кривого Баслима...

Джентльмен неторопливо достал кошелек.

— Не давайте,— посоветовал его спутник.— На всех плутов не напасешься.

— Да ладно уж,— человек с фотографии порылся в кошельке, заглянул в торбу и сунул туда руку.

— Спасибо, добрые господа.

Прежде чем отправиться своей дорогой, Торби изучил содержимое котомки. Маленький цилиндрик исчез.

Баслим стоял на площади Свободы на своем излюбленном месте возле помоста для торгов и смотрел в сторону космодрома.

— Порядок,— шепнул Торби, подходя к нему.

Как только пробил третий час, с космодрома с ревом взлетел корабль. Старик облегченно вздохнул и улыбнулся.

— Что это за звездолет? — спросил Торби.

— Это вольный торговец «Цыганочка»,— ответил Баслим.— Он летит к станциям Кольца. На нем отбыл человек с фотографии. Теперь ты можешь пойти домой и позавтракать. А впрочем... перекусим в кафе, ты это заслужил!

Баслим теперь перестал скрываться от Торби, хотя и не объяснял, что он делает, зачем и почему. Иногда нищенствовать шел кто-то один, и в таких случаях подаяние собиралось только на площади Свободы, поскольку Баслим в первую голову интересовался прибытием и отлетом невольничьих кораблей, равно как и аукционами, которые устраивались после того, как очередной такой корабль садился в порту.

Немного подучившись, Торби смог более ощутимо помогать Баслиму в этих делах. У старика была собственная методика преподавания, состоявшая из упорства и твердого убеждения, что человек способен освоить любую науку.

— Ой, пап, ну неужели я все запомню?! — восклицал, случалось, Торби, зубря грамоту.

— Я же запомнил. Сейчас ты учишься смотреть и видеть, замечать и запоминать по методу одного древнего мудреца, доктора Реншоу с планеты Земля. Ты ведь слышал о такой планете, правда?

— Ну, слышать-то слышал... Только не верится мне, что с неба вода замерзшая падает, что дома бывают выше нашего Президиума, а на деревьях живут маленькие человечки.

— У тебя в голове все перепуталось,— со вздохом сказал Баслим.

— Торби,— как-то позвал мальчика Баслим во время одного из уроков,— мне надо поговорить с тобой.

— А что такое?

— Сынок, что ты будешь делать, когда я умру?

— Ты заболел, пап? — всполошился Торби.

— Нет, но в моем возрасте всякое случается. Что ты станешь делать, если я умру? Займешь мое место на площади Свободы? Мы оба знаем, что это ничего не даст. Ты уже вырос, и никто больше не верит твоим сетованиям на жизнь и недостаток витаминов. Тебе и сейчас подают гораздо меньше, чем в детстве.