Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №10 за 1976 год Страница 3

Сергей Смородкин

Расплата за трагедию

Вертолет долго кружил над Монтеваго, разрушенным землетрясением. В кабине сидели пилот и фотокорреспондент миланского еженедельника «Эуропео». Меж толчками и бросками вверх-вниз видоискатель «ловил» ряд мертвых, уложенных перед стеной женского монастыря; мужчину, который рылся, поднимая белую пыль, в обломках дома; лошадь, бредущую по улице; фигуры добровольцев-спасателей, — они искали живых и мертвых.

Было утро 16 января 1968 года.

Вертолет снизился, и в кадр «вошел» человек. Он стоял на развалинах дома и, подняв кулак, кричал небу о несправедливости земли.

Один, два, пять, десять кадров отснято. И вертолет, не найдя площадки на сотрясающейся земле, набирает высоту, а человек, будто герой греческой трагедии, доверивший небу свои мольбы и проклятья, исчезает в пыли, поднятой винтом...

Согласно спешной и поверхностной информации тех дней это был Сальваторе Джордане, отец двух погибших детей. Хроника большой трагедии распадается на мозаику трагедий личных, и каждая из них вырастает до символа общего страдания и боли.

Землетрясение было сильным. За последние 180 лет на неспокойной Сицилии случилось 22 землетрясения, и то — 1968 года, в долине реки Беличе, — было одним из самых страшных. 666 человек погибло, три тысячи ранено, 80 процентов жилья в 14 коммунах разрушено. Что представляли собой эти городки и деревни, расположенные в западной части острова?

В Санта-Нинфе, самом крупном и, по местным меркам, процветавшем поселении долины, жило пять тысяч человек; в Монтеваго, родном городе Сальваторе, конечно, меньше. Но масштабы трагедии зависят не только от числа лострадавших, но и от условий их прежней жизни, и условий, которые может им предложить общество, когда приходит беда.

В Монтеваго после землетрясения — там погибло триста человек — трупы погибших десятками укладывали в ряды у сохранившихся стен. При раскопках обломков школы Монтеваго были найдены сочинения школьников на тему «Опиши твой город». По ним и сейчас можно составить впечатление о том, каков был этот городок и чем он был для его обитателей.

«...Раз уж мне дали такое задание, то я хотела бы защитить мой Монтеваго. Это, конечно, очень маленький город, но для меня — самый хороший, Ведь я в нем родилась и выросла. В нем три тысячи жителей. Его построили при князе Рутилио Широтта в 1670 году...» ( Судьба девочки неизвестна. Дворец князя рухнул. — Прим. автора.)

«... В Монтеваго нет никаких развлечений, даже кино. Но все равно он очень красивый. Кто здесь родился, не сможет жить далеко; кто здесь родился, хочет здесь и умереть, хотя здесь и некуда пойти...»

...Настоящее имя человека с фотографии — Сальваторе Джойя, 63 года, по прозвищу Карлик. Он пастух, у него двое детей, и никто из его семьи не погиб в ночь на 16 января 1968 года. Утром он стоял на развалинах, жалуясь небу на чудовищную несправедливость, отнявшую у него дом, который он строил восемь лет, на беспричинный гнев сумасшедшей земли.

И вот спустя восемь лет он сидит среди едва начавших зеленеть виноградных лоз, его овцы пасутся ниже, у самого берега Беличе, тоже обезумевшей и затопившей недавно пастбища и поля. И ему, Сальваторе Джойя, совсем неохота говорить ни о себе, ни о своей жизни, ни о землетрясении. Он давно уже исчерпал все запасы злости и отчаяния: прошли те дни, когда он возвращался к развалинам своего дома, чтобы плакать и проклинать, проклинать и плакать.

Теперь он носит очки — что-то с сетчаткой левого глаза; он глядит сквозь них на свои узловатые, покореженные артритом руки и никак не верит, что сможет умереть в своем собственном доме — из камня, цемента и кирпичей,

«Ради бога, — говорит он, — делайте ваши фотографии, зарабатывайте ваш хлеб, можно снять кепку, чтоб было как тогда; но — бога ради! — оставьте меня в покое. Все эти фотографии и статьи нужны, только чтобы продать журналы, дома-то из них не выстроишь; мне еще из-за них досталось, сколько друзей растерял. В Монтеваго людей раз-два и обчелся, и вот кто-то пустил слух, что я на этих фотографиях нажился, что всех их надул»...

Нельзя сказать, что после парализующего, ужасающего человеческое воображение грома смещающейся земли — всю жизнь такой привычной, и хотя скупой, упрямой, но кормилицы; после грохота рушащихся домов, после криков погибающих детей, в долине воцарилась тишина. Никто не скажет, что в Италии не были услышаны крики и стоны четырнадцати коммун провинции Беличе. На следующий же день после землетрясения над городками, над адом разверзнувшейся земли западной Сицилии полетели, сверкая на солнце, вертолеты. В них сидели министры, их заместители, их помощники; из иллюминаторов смотрели лидеры различных буржуазных партий, их заместители, их помощники...

В Италии близились очередные выборы, и землетрясение — редкий случай! — давало возможность продемонстрировать эффективность управления страной, внимание к нуждам простых людей, наконец, просто обыкновенное человеческое сострадание, готовность прийти на помощь.

...Да, ваше превосходительство... Конечно, синьор адвокат... Непременно, профессоре... Их много тогда приехало в западную Сицилию. Оперативно, без задержки. Они были деловиты и решительны, они командовали всеми — от префекта и мэра до капитана карабинеров. Высокие гости-добровольцы мыслили масштабно: здесь строим поселок из блочных домов, при поселке, чтобы поднять занятость, построим филиал какой-нибудь крупной фирмы... (За пять дней, последовавших за катастрофой, с аэродрома столицы провинции Трапани и обратно доставлено 121 ответственное лицо, и — туда, в Трапани же, лишь 26 раненых. — Прим. автора.)

Другое дело, что возникли кое-какие объективные трудности — например, оказалось, что дороги в тех местах труднопроходимы, и поэтому неудивительно, что тогдашний президент республики, прибыв на третий день в Монтеваго, обнаружил, что пострадавшие до сих пор не получили ни еды, ни медикаментов...

Все же помощник заместителя министра внутренних дел депутат Ремо Гаспери отметил, что, «...несмотря на поистине апокалипсические размеры катастрофы, наши действия оказались весьма эффективными». Он добавил также, что принято решение заливать по ночам электрическим светом развалины Монтеваго, Джибеллины, Саланаруты и т. д. «как символ того, что из руин снова встанет жизнь».

Музыки не предусматривалось. Просто тихое светопреставление в аду.

«Ох, какой это был дом! Как человек может не думать о своем доме? О таком доме. Он думает о нем ночью и днем. Когда-то, до землетрясения, здесь был городок и была улица Сан-Доменико и на ней был дом номер двенадцать. Из дома был второй выход на улицу Сан-Джузеппе, которая позже была переименована, потому сейчас народ и говорит, что святой Джузеппе обиделся и покарал их землетрясением. Впрочем, все это болтовня», — считает Сальваторе Джойя, он ей не верит.

Весь городок до сих пор отпечатан у него в памяти, и, хотя он не желает больше подходить к развалинам, Монтеваго так и стоит у него перед глазами — семь улиц параллельных и девять их пересекающих.

Улица Сан-Доменико была третьей, если считать от центра. Рядом с ним жили семьи Сала, Нардо и портного Пьетро; дальше синьор Дзито и сапожник Джироламо. Напротив — пенсионер Сальваторе Джиганте, крестьянин Монтелеоне, учитель Толинико, дальше стояло кафе, где в землетрясение погибло семь человек.

Дом ему оставил отец. Ну не дом, а кое-как слепленные стены. Его отцу — а он тоже был пастухом — и денег-то неоткуда было взять: они в ту пору в их местах вообще не водились. Но хоть щеголять им особо было нечем, в оборванцах тоже не ходили — и овчарня, и стадо у них были...

Строить настоящий свой дом они с женой надумали в 1960 году, за восемь лет до землетрясения. И начали откладывать деньги: от стада в сто десять коз и овец кое-что набегало. Точнее, набегало то, что не доносили до рта, на чем экономили. По тем деньгам погреб и первый этаж обошлись в четыре миллиона. «Слушай, жена, — говорил Сальваторе, — а что, если мы на 50 тысяч начнем ставить столбы?» Жена — она всегда думала о сыновьях Джузеппе и Винченцо — хватала десятитысячные бумажки и совала их в огромный чайник, который подарили им еще на свадьбу, но которым они пользовались только как копилкой. И вот пришел каменщик; он бил стену, ставил рамы и кидал столько цемента, будто хотел построить крепость.

День за днем, месяц за месяцем росли стены и крыша. Дом был построен прямо на плечах Сальваторе Джойя и его жены. Но была ведь и гордость — и стены дома, и их ребята росли вместе. Все это заставляло забывать о ледяных порывах ветра на горном пастбище. «В конце концов, что наша жизнь, как не страдание... Пусть уж страданья родителей пойдут на пользу сыновьям, чтобы они, как сыновья тех, что себе ни в одном куске не отказывают, не стояли потом с протянутой за милостыней рукой...»