Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №03 за 1970 год Страница 3

— О, это был обходительнейший человек, — вспоминает Анна Кронберг. — Мне тогда было 16 лет... Пока он был у нас, я готовила «доктору Мюллеру» обеды и кофе...

Снегопад начался только на третий день. С утра в морозном воздухе стали кружить снежинки, затем повалили крупные хлопья, а к полудню земля уже покрылась ровным слоем снега. Вечером к крыльцу постоялого двора на санях подъехал сын Фредрикссона Карл. Ленин и Линдстрём, попрощавшись с хозяином и Анной, уселись позади возницы. Быстро стемнело, на небе зажглись холодные звезды.

Через пару часов пути впереди заблестели огоньки. Приближался маленький городок Парайнен (Паргас) — административный центр всего островного района. Карл подхлестнул лошадь, и они быстро понеслись по безлюдным улочкам одноэтажного городка. Остановились у большого деревянного дома с вывеской над крыльцом.

— Кооперативный магазин, — объяснил Линдстрём Ленину. — Нужно посоветоваться с председателем кооператива Янссоном, как ехать дальше. Он надежный человек. Заодно погреемся.

В крохотной комнатушке Янссона был всего один стул, и приехавшим пришлось расположиться на кровати. Едва начался разговор, как без стука открылась дверь, и появился местный полицейский по фамилии Руде. Узнав Линдстрёма, он поздоровался с ним, а затем спросил:

— Кого это ты везешь? С утра сегодня звонят через коммутатор, спрашивают, что с Линдстрёмом, где Линдстрём? Сразу догадался, что в Турку беспокоятся не из-за такой персоны, как студент Линдстрём.

Узнав, что «доктору Мюллеру» нужна подвода, Руде сказал:

— Ничего, поможем. Лошадь найдем. На то я и власть здесь! Вы посидите пока, попейте чайку...

Поздно вечером Ленин в сопровождении полицейского Руде и Янссона — Линдстрём вернулся обратно в Турку — прибыл на хутор Вестергорден, расположенный на крутом берегу острова Лильмялё. Владимир Ильич остался ночевать в доме крестьянина Гидеона Седерхольма, а Янссон и Руде отправились к себе в Паргас. На другой день за Лениным должны были приехать с соседнего острова Нагу и доставить к месту посадки на пароход.

Утром Ленин взглянул в окно на пролив, который ему предстояло перейти: сплошное ледяное крошево. Оказывается, за ночь течение взломало неокрепший лед, и теперь преодолеть это последнее препятствие нельзя было ни на лодке, ни пешком. Хозяева как могли заботились о своем госте. Правда, ни сам Седерхольм, ни его жена не говорили по-немецки, но их сосед Вальстенс плавал в свое время матросом и кое-как объяснялся по-английски. Он и переводил беседу.

Шли дни, а пролив Эрфьёрден все не замерзал. Наступил сочельник, 24 декабря. Седерхольм и его родственник Бергман «отметили» начало рождественских праздников. Угощали и «доктора Мюллера», но он отказался. Крестьяне не обиделись и подняли тост за то, чтобы пролив Эрфьёрден скорее замерз.

Во время второй поездки по ленинскому пути через шхеры мне довелось побывать и на острове Лияьмяяё. Там, на хуторе Вестергорден, крестьянская семья Бергман показала мне кровать, на которой, по семейному преданию, спал «доктор Мюллер». Сам Улаф Бергман — в момент встречи в 1966 году ему исполнилось уже 82 года — в весьма красочных выражениях рассказал, как тогдашний хозяин хутора Гидеон Седерхольм и отец Уяафа, Свантё Бергман, провожали Ленина через пролив до острова Нагу. (Вероятно, этих крестьян и имела в виду Н. К. Крупская, рассказывая о проводниках, «которым было море по колено».) Бергман разыскал на карте крошечный островок Кааслуото, возле которого (Улаф Бергман это хорошо помнит) в те годы останавливались пароходы, шедшие в Стокгольм. Вымеряем по карте: от Вестергордена до Кааслуото около 15—16 километров опасного пути через проливы и каменистые, безлюдные острова...

На другое утро пролив покрылся льдом. Гидеон Седерхольм, Свантё Бергман и бывший матрос Вальстенс опрокинули по стаканчику «для храбрости», взяли шесты и пошли провожать «доктора Мюллера» через пролив. Тонкий лед прогибался, то и дело раздавался треск. В одном месте все четверо едва не попали в полынью. Постепенно приближался противоположный берег. Вот уже видны заросли пожухлого камыша, какой-то дом на берегу...

Ленина встречали. Высокий, пожилой мужчина в полушубке стоял на берегу, смотрел, как приближаются к берегу Ленин и его провожатые. Как только Владимир Ильич ступил на берег, мужчина шагнул навстречу, протянул руку:

— Я Шёхольм. Буду сопровождать вас дальше.

Крестьяне с Лильмялё тепло попрощались с «доктором Мюллером», пожелали ему доброго рождества...

Ленин и новый проводник на санях приехали в маленькое селение Проствик, к дому Шёхольма. Здесь Владимир Ильич ненадолго задержался — передохнуть, отогреться. Вскоре Шёхольм проводил его на островок, возле которого проходил пароход.

Крошечный, безлюдный кусок скалы. Резкий, режущий ветер. И темень — непроглядная, сплошная. Вот издали показался какой-то огонек. Шёхольм обрадованно показал туда рукой, стараясь перекричать ветер:

— «Боре»!

Вскоре огни приблизились, пароход замедлил ход. И от борта отвалила шлюпка. Двое матросов жестами пригласили Ленина занять в ней место. Пожав руку Шёхольму, Ленин окинул окрестности прощальным взглядом и сел в шлюпку.

Льды беспрестанно, упрямо колотили в борт, будто испытывая его прочность. Ужасный стук и скрежет не давали заснуть. Полночь. В соседней каюте нестройный хор мужских голосов старательно тянул финскую песню. Празднование рождества продолжалось и здесь, на пароходе. Наконец вышли в открытое море. Едва стих скрежет льдин, как началось другое: качка. Балтика бывает бешеной в декабре. Она бросала «Боре», как щепку. И только под утро, когда судно вошло в Стокгольмский фьорд, стало тихо.

Вот и шведская столица. У набережной Шеппсбрунн, куда пристал «Боре», стояла группа встречающих. Как только пароход причалил, на борт поднялся плотный мужчина и громко объявил:

— Господа, прошу предъявлять документы!

Это был известный стокгольмский фискал Стендаль. Наметанным взглядом он бегло просматривал паспорта, сличал фотографию с оригиналом и говорил: «Проходите» или «Подождите внизу». Задержанных — а это были российские граждане — вели в полицейский участок, где на каждого заполнялась анкета. Этот порядок был введен с 1906 года по высочайшему повелению короля. С помощью обязательной регистрации всех прибывающих граждан России власти старались выявить революционеров. В этом стокгольмской полиции активно помогала царская охранка, заранее предупреждавшая о предполагаемом приезде «подозрительных». Более того, на пристани Шеппсбрунн дежурили и тайные агенты охранки.

В то утро, 26 декабря, пассажир в пальто с каракулевым воротником не привлек внимания фискала Стендаля. Да и не удивительно. «Доктора Мюллера» на корабле не было. По трапу спускался английский гражданин Джон Фрей, что и подтверждалось его документами. Опасное путешествие закончилось.

Ю. Дашков

У подножья пестрых гор

 Город и природа, его окружающая... Как найти оптимальные варианты их содружества!

Такая проблема стоит перед алма-атинскими градостроителями. Главный узел проблемы — горы Алатау, у подножья которых раскинулась Алма-Ата. Горы несут городу воду, дают лес и камень, освежают ночными бризами... И в то же время горы угрожают землетрясениями; горы «работают» на континентальный климат — жара и безветрие иссушают город; горы рождают катастрофические сели...

Естественно, люди давно искали силы, которые могли бы противодействовать неблагоприятным природным условиям. Все ценное, что было найдено в прошлом талантливыми одиночками, взято на вооружение алма-атинскими градостроителями, которые стремятся достичь наилучших решений, максимально используя средства самой природы. Сегодняшний поиск несравним с прошлым по своему социальному значению, по своим масштабам, техническим и научным средствам, по своей комплексности и планомерности. И хотя он еще не кончен, уже можно говорить о некоторых его результатах.

Город приближался и исчезал. Уже мелькали за ветровым стеклом улицы, дома — и вдруг скрывались за черными, мокрыми стволами карагачей, за зеленеющей паутиной веток, за серым влажным туманом. Казалось, все в этом каком-то нереальном сейчас городе ждет привычно-яркого весеннего луча, чтобы сбросить затянувшееся оцепенение: и мутные от дождя арыки вдоль тротуаров, и потускневшие исхлестанные ливнем балконы, и коричневые ветви яблонь, и горы, которые, я знала, есть, есть, но которые спрятались, и без них город казался плоским и блеклым. Город привык к весне решительной и мгновенной...

«Рельеф, реки, направление ветров всегда налагают на процесс формообразования города свой отпечаток. Поэтому, верно, попытки контакта с природой можно проследить уже в планировке города».