Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №01 за 1967 год Страница 3

Старпом вопросительно смотрит на капитана. Жуков здесь, можно и поговорить. Но капитан даже не взглянул в его сторону. Стрелки часов в рубке показывали 20.00, Жуков подошел к рулевому и, посмотрев на капитана, спросил:

— Разрешите сменить? Капитан молча кивнул.

— Курс норд, — сказал рулевой.

— Курс норд принял, — сказал Жуков и встал за штурвал. Старпом еще раз посмотрел на капитана, удивленно пожал плечами и вышел.

Впереди виден грязный горизонт и больше ничего. Нос корабля плавно опускается на волне и так же плавно и медленно возвращается в прежнее положение.

Насколько я стал угадывать метеорологическую обстановку, не знаю, но мне показалось, что капитана сейчас тревожит многое: появление льда, рваные облака и солнце, которое медленно опускается в тучу. Прямо по носу, на льдине, показалась нерпа; увидев нас, она вытянула ласты, посмотрела, затем соскользнула в трещину.

В рубку поспешно вошел второй механик. Он казался мне самым тихим человеком на судне. Бледное лицо с тонкой кожей, черные спадающие на лоб волосы.

— Аполлон Янович, — обратился к главмеху, — с третьим дизелем что-то.

Вместе с главмехом они ушли. Через некоторое время главмех вернулся:

— Владимир Антонович, надо будет остановить третий дизель.

— Это долго?

— Часа два-три. А потом смоле часов семь-восемь сохнуть.

— Делайте... Но как можно быстрее. Скоро лед. Очень скоро.

Жуков переступил с ноги на ногу.

— Да-а-а, — он тихо вздыхает. И вздрагивает: к нему направляется капитан.

— Жуков, с вами на вахте отныне будет стоять корреспондент. Помогите ему, подскажите, если что...

Жуков растерянно кивнул. Он ждал не этих слов.

...До бухты Провидения я уже стоял на руле и впередсмотрящим. И вот теперь мне снова доверили самостоятельную вахту. Я сменил Жукова и встал за руль. Жуков отошел на шаг, закурил и встал так, чтобы видеть гирокомпас и то, как я буду вести судно. Курс 330. Подвижная шкала гирокомпаса все время на градус смещается. Судно заносит вправо. Я перекладываю руль.

— Много взял, — сообщает Жуков,

Я и сам вижу, что много. Сейчас прилажусь.

— Тебя как звать? — спрашивает Жуков. Я говорю.

— А тебя?

— Саня...

И спросил каким-то изменившимся голосом:

— Небось расспрашивать будешь, а потом все записывать? Хочешь, сам расскажу?

Я пожимаю плечами.

— Значит, так. Самое первое — несчастная любовь. Не повезло, понимаешь, с первых шагов самостоятельной жизни. Свой скромный заработок я вынужден делить на три равные части и отсылать женам. У меня остаются деньги только на сигареты. Дальше. Я был в Арктике, в Антарктиде, в Ледовитом, Тихом, Атлантическом океанах. И еще:

если у соседки сбежало молоко — виноват Жуков.

Если туман в море — виноват Жуков, все ребята на судне остриглись — опять Жуков...

Я стоял у штурвала и думал: для чего он врет? Нервничает? Дурачится? Бравирует? Как раз сегодня за пельменями Таня сказала мне, что почти всю зарплату Жуков пересылает больной матери. И в Антарктиде он не был...

Всю эту ночь мы шли в плотном тумане. С двухминутными интервалами: две минуты тишины, пять секунд гудок — оглушительный рев — предупреждение: осторожно, возможно столкновение. Прошли Берингов пролив, мыс Дежнева, Уэлен. В двенадцать кончилась наша с Саней вахта, но заснуть от этого бесконечного, тревожного гудка я так и не смог. А в восемь утра — снова вахта.

В 10.30 на долготе 170 градусов 21 минута пересекли Полярный круг.

У мыса Сердце-Камень солнце вдруг неожиданно прорвалось сквозь тучу, туман рассеялся, как будто для того, чтобы показать нам обстановку, и снова — туман. Вдали показалось «ледовое» белесое небо, слева ровная, белая, освещенная солнцем полоса. Это лед. Издали кажется, что флагман уже достиг его кромки. И тюка туман снова обволакивает караван, суда все еще идут в ровном, натянутом как струна кильватере.

Неожиданно из тумана, прямо по носу, вылезает льдина. Перекладываешь руль вправо, затем влево. Шкала гирокомпаса беспрерывно вращается. Малейшая ошибка: не догадался, не почувствовал, не решил в течение секунды, снова вовремя не переложил руль, — и напоролся на другие льдины, подставил борт под удары. Крен, скрежет и снова на курс... Ты ведешь судно почти вслепую, и как бы капитан ни помогал тебе советом, а руль-то у тебя, твои руки сжимают штурвал... Льдины на первый взгляд кажутся маленькими снежными островками, но там, под водой, это — огромная, синяя, как литое стекло, глыба. В тумане судну не избежать столкновения со льдом, и надо суметь осторожно подставить корпус под удары, смягчить удар. И поскольку ты идешь не один, а замыкающим в караване, то не должен упускать из виду корму впереди идущего. Это нелегко. При неплотном тумане вместо кормы видишь только темное пятно и считай, что тебе повезло, потому что над этим пятном пробивается свет прожектора, похожий на тусклую лампу, которую повесил экономный хозяин. А в плотном тумане перед тобой просто движется в белой густой сфере чуть желтоватая точка, которая в зависимости от курса и скорости впереди идущего судна то вдруг уходит вправо, влево, а то исчезает...

Капитан подходит к телефону. Он все время на мостике. Когда он слит?

— Вахтенный механик? Что дизель? В порядке... А смола?.. Ну теперь ждать, когда подсохнет...

— Разрешите сменить?

Это Жуков подошел ко мне и спрашивает разрешения у капитана. Владимир Антонович кивает. Мой час кончился. Теперь Саня на руле, я — впередсмотрящий.

— Курс на корму «Амгуемы», — говорю я.

Льдины вылетают из-под корпуса, огромными волчками крутясь и выталкивая друг друга. Третий штурман все время стоит у локатора. Он почти не отходит от него и оттуда докладывает капитану о том, что видит.

— Право руля, — говорит капитан, меняя темные очки на светлые. Он все время в зависимости от освещения меняет очки. И светлые стекла у него и темные — с диоптриями.

— Есть право руля.

Капитан то и дело передвигает рукоятку машинного телеграфа. Моторы работают с перегрузками. Каждое переключение телеграфа вызывает на лице главмеха почти физическую боль. Он сжимает губы, кривит рот, на лбу собираются и распрямляются складки морщин. Но вот, будто найдя решение, он что-то пробормотал по-латышски, заторопился к себе, в машинное отделение.

— Лево на борт...

— Есть лево на борт...

— Обойди этот черный нанос...

— Понял...

— Вот этот высокий остров оставь справа, — показывает капитан на ледовый остров, похожий на грязную серую свалку.

— Есть оставить справа...

Наконец выходим в небольшое разводье. Огромная льдина длиной в полкорпуса зацепилась и тащится за судном. Вдруг еще одна крепко толкнула нас, а та, первая, царапая корпус, ушла в воду и оттуда лениво, как большое морское животное, высокомерное и безразличное, вылезла на поверхность.

Мы долго шли в тумане. Мне стало казаться, что туман бесконечен. Однако он висел над морем зонами. Мы выходили из одной такой зоны и, пройдя под открывшимся небом, сквозь которое пробивалось солнце, входили в другую. Вот и сейчас мы вышли из тумана и впереди видны суда. Они стоят.

— «Москва, «Москва», я «Готский», прием. Как вы меня слышите?

— Хорошо. Приветствую, Владимир Антонович.

— Какую готовность нужно держать?

— Думаю, за тридцать минут управимся. Сейчас «Амгуема» возьмет на ус «Баскунчак», а то раздавит его льдами. «Ленинград» им поможет. Потом построимся, как можно точнее расставим свои силы. Думаю, пойдем так: впереди «Москва», за нами «Тайга» и «Амгуема» с буксиром, затем «Ленинград», «Амурсклес» и вы, «Готский».

— Понятно, в общем мы замыкаем... — Владимир Антонович повесил микрофон. Задумался. Потом обернулся к главмеху: — Надо все-таки два дизеля держать в 30-минутной готовности, а два других в пятиминутной. Вдруг ветер изменится... Нас может поджать.

Чтобы не мешать «Ленинграду», идущему к «Амгуеме», мы отклоняемся влево от курса и, уткнувшись носом в лед, останавливаемся. Идет подготовка к общему маневру.

Кажется, моя вахта окончена. Не на сегодня — до конца. До Певека. Старпому неудобно говорить мне о том, что на мое место должен встать опытный матрос. И, видимо, поэтому он предлагает мне вместо себя сделать обход по судну с врачом Таней.

— Я вам доверяю, — сказал он.

И чтобы ему не было так неловко, я принял серьезный вид.

— Спасибо за доверие, — ответил я. Но тут мы

оба не выдержали и улыбнулись.

Тем временем красный вертолет-разведчик, покружив над разбросанными в белом ледовом поле судами, удалился в сторону освещенных утренним солнцем скал.

Огромные торосистые льды, лениво кружась, устраиваются у кормы. Надо выбираться отсюда. Надо отойти назад и обойти это поле. Капитаны в Арктике говорят: «Путь назад — тоже считается продвижением вперед». Такова пол ярка. Надо двигаться. Непременно двигаться.