Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №02 за 1970 год Страница 3

Отсюда, из этого дома, в ноябре 1905 года, получив известие о начавшейся на родине революции, Владимир Ильич, презрев опасности, устремился в Петербург, чтобы принять участие в первом сражении великой битвы.

Владимир Понизовский

Выхожу на цель...

Из книги воспоминаний

1

Безвестная деревушка Щитня на берегу Днепра, приютившая наш полк на длинном пути войны, сохранилась в памяти навсегда.

Много могил осталось на нашем пути от Москвы до Берлина... Мы, живые, вспоминаем по ним свой путь, свято чтя тех, кто отдал жизнь, кто незримо присутствует в нашей борьбе за справедливость, за человеческое счастье. В этом естественная правда человеческой души, нерушимая связь поколений и бессмертие народа, его духа, его жизни.

В Щитне могила Бориса. Борис был моим другом.

...1944 год. Наша армия, как громадное живое существо, замерла у Днепра. Над линией фронта повисла тишина. Но эта тишина обманчива. С наступлением темноты мерным топотом солдатских сапог вздыхают дороги, приглушенно урчат моторы, лязгают танковые траки. Фронт подтягивает резервы, сосредоточивает силы для удара.

А в ночной тишине растворился запах весны, запах полевых цветов.

Полк отдыхает. Но на аэродроме техники готовят самолеты, подвешивают бомбы и набивают патронами металлические звенья пулеметных лент. В землянке КП, под накатом из неошкуренных бревен, выстроились шесть экипажей. Проверенных, опытных, опаленных пороховым дымом и спаянных боевой дружбой. Лейтенанты Обещенко, Зотов, за ними капитан Семаго и капитан Швецов, старший лейтенант Мартынов и лейтенант Шамаев, дальше лейтенанты Казюра и Краснолобов, Таврило и Кисляков и я со своим неизменным штурманом лейтенантом Николаем Пивнем.

Командир полка вполголоса зачитывает боевой приказ. Маршрут, по которому все время ходил Борис Обещенко, на сегодня снят. Сегодня Борис проводит меня к самолету, поможет натянуть лямки парашюта, а сам будет нетерпеливо поглядывать в сторону землянки, где дежурит Тося.

— Ладно уж... Иди. Ждет.

— Угу. Ни пуха... Встречу!

— Поверил. Катись уж... Ромео!

Борис не обижается.

Пришел Обещенко к нам в полк больше года назад вместе с Иваном Казюрой. Оба они окончили истребительное училище, летали на И-15 и на «Чайке», и на первых порах во всем их поведении чувствовалось нескрываемое пренебрежение к нашим «тихоходам» — ПО-2. Как же — летчики-истребители! Но первые полеты на бомбежку показали, что и на «тихоходах» надо уметь воевать. Ночная бомбежка ПО-2 имеет свои особенности и некоторые выгодные стороны. И недаром скромные ПО-2 воевали до победного конца вместе со всей советской авиацией и вписали немало славных страниц в ее историю.

...Сейчас позади опыт сотен боевых вылетов, сотен боев. Между нами искренняя дружба, ненавязчивая, спокойная, постоянная, настоящая мужская дружба, в которой нет места недомолвкам.

Борис проводит ладонью по крылу, и непонятно, кому адресованы его слова — мне или самолету:

— Поскорей возвращайся, старик...

Из-за леса, под всхлипыванье расстроенного баяна доносится обрывок полковой песни:

Взлетишь ты в ночку

темную,

весеннюю,

безлунную...

Я защелкиваю карабин парашюта и переваливаюсь через борт кабины.

— От винта!

— Есть!

Над линией фронта привычный фейерверк — вспышки ракет. Мерцание огоньков выстрелов. Сквозь огненные трассы, сквозь вспышки разрывов зенитных снарядов входим в зону противника, чтобы узнать его тайное из тайных — передвижение и дислокацию войск. Наверное, в эфире и по проводам полевых телефонов врага несутся тревожные сигналы:

— Achtung! Achtung! PO-2 in Luft!

— Внимание! Русские в воздухе!

Наверное, сворачивают на обочины автоколонны, прячутся в укрытия танки. А мы до боли в глазах всматриваемся в очертания знакомых перелесков, в дороги, в деревни.

В редколесье у проселочной дороги виднеются какие-то бесформенные пятна. Вчера их здесь не было.

— Проверим?

Николай перебрасывает на борт турель пулемета. К земле несется голубой пунктир короткой очереди. Пули отскакивают рикошетом от темных предметов.

— Танки! Коля, танки!

— Заходи для фотографирования, — коротко бросает Николай.

Пока я разворачиваю самолет для нового захода, Николай успевает произвести расчеты. Небо полыхает огнями фотобомб. В их ослепительном свете успеваю заметить торчащие из-под наваленных ветвей длинные стволы пушек. Фашисты поняли, что обнаружены, и ощерились огнем зениток. За хвостом, впереди, по сторонам хлопают разрывы.

Мы уклоняемся от выстрелов и идем дальше вдоль намеченного маршрута, не сбросив бомб: рисковать мы не имеем права — добытые сведения дороже одного подбитого или уничтоженного танка.

Опять всматриваемся в черноту ночи.

Поворот, еще поворот — и мы ложимся на обратный курс. Николая беспокоит неиспользованный груз.

— Если ничего не обнаружим, отбомбимся по огневым точкам на переднем крае, поможем пехоте, — успокаиваю я себя.

Наш маршрут проходит недалеко от Бобруйска. Где-то рядом, скрытый темнотой, затаился город на моей земле, город, занятый врагом... Где-то там, на его северной окраине, замер вражеский аэродром, на аэродроме должно быть много бомбардировщиков и истребителей. Этот аэродром нам хорошо известен. Знает о нем и командование. Но до сих пор еще не было приказа об его уничтожении. Поэтому лучше обойти его стороной. Но что там происходит?!

Темнота вдруг раскалывается острыми ножами прожекторов, они шарят по небу. В воздухе вспыхивают осветительные бомбы. Тут же лучи вражеских прожекторов скрещиваются и ведут светлую точку какого-то самолета. Включается вся зенитная оборона аэродрома. Снаряды, кажется, прошивают насквозь светлячок самолета. Решение приходит само собой. Увеличиваю обороты двигателя. Самолет послушно набирает высоту.

— К атаке, Николай!

— Есть!

Фашисты, увлеченные боем, не замечают нашего приближения. Тем лучше!

Одновременно с разрывами наших бомб на земле огонь обрушивается и на нас. Лучи прожекторов режут глаза, слепят, давят... Все внимание приборам! Только бы сохранить ориентировку в пространстве. Иначе конец...

Беспрерывно маневрирую, стараюсь вырваться из гремящего огня, из ослепительного света. Но он повсюду. И вдруг тишина. Остался только свет. Разворачиваю самолет к востоку, но тут вновь проносятся огненные трассы, только теперь они идут не с земли, а откуда-то сверху. Неужели потерял пространственное положение и не заметил, как самолет перевернулся вверх колесами?!

— Справа в хвосте истребитель! — кричит Николай.

Все становится на свои места. Добыто еще одно сведение о противнике — на этом участке фронта появились ночные истребители. Раньше их не было. Значит, наша ночная авиация здорово досаждает противнику!

Николай посылает пристрелочную очередь. Нет, они не свернут. Они не упустят легкую победу. Наши летчики знают приказ Геринга: за каждый сбитый ПО-2 — рыцарский крест! Нет, они не свернут.

Штурман отстреливается от истребителя, но ослепительный свет мешает ему вести прицельный огонь.

Уже почти теряя надежду вырваться из огненного плена, тяну штурвал на себя и одновременно нажимаю правую педаль. В какой-то замысловатой фигуре кувыркается наш самолет. Из фюзеляжа в лицо летит мусор, забытый техником гаечный ключ больно ударяет по голове...

Лучи прожекторов шарят уже выше нас. Чтобы вновь не попасть в их коварный свет, продолжаю резко снижаться. На какой-то миг замечаю выше впереди темный силуэт, задираю нос самолета и нажимаю гашетки РСов (1 PC — реактивный снаряд.). Истребитель шарахается в сторону и пропадает в ночи...

В эту ночь погиб Борис Обещенко. Это его самолет серебряным светлячком метался в лучах прожекторов, это к нему мы спешили на помощь.

...Проводив нас, Борис вернулся в землянку КП, где пахло дымком и свежескошенным сеном, где у полевых телефонов сидела Тося.

Сюда, на КП, пришла шифрограмма с приказанием заснять вражеский аэродром у Бобруйска. Командир полка прочел ее и молча передал Борису.

Он мог не лететь. На сегодня его экипажу предоставили отдых. Но в полку не было лучших мастеров фоторазведки, чем экипаж Обещенко — Зотов. И на вопросительный взгляд командира Борис лишь молча наклонил голову, надвинул шлем...

— Я — Луна. Слушаю вас, я — Луна, — улыбается Тося. — Двадцать первый, вас просит тринадцатый. Соединяю. Я — Луна...

Самолет, загруженный только фотобомбами, легко набирает высоту, подминая под крылья темноту ночи. Ровно гудит движок. Голубые веселые зайчики выхлопа заглядывают в кабину и временами освещают склоненное лицо штурмана.