Журнал «Юный техник» - Юный техник, 2010 № 02 Страница 3

С другой стороны, Гай Ильич не раз говорил, что без коллектива он — никто. Знал многих сотрудников фирмы по имени-отчеству, при встрече всегда здоровался, узнавал, как дела, как жена и дети.

— Но перегрузки, наверное, все-таки как-то сказываются на организме?

— Конечно. Посудите сами. Во мне тогда было 75 кг. Плюс спецодежда, один шлем которой весит 3 кг. Да умножьте все это на 12; получается, что я весил на центрифуге больше тонны…

Был такой случай. Я уже вылез из центрифуги, чайку попил, стал писать отчет. Прошло уже 30–40 минут. Но когда я встал, то вдруг упал. Что-то в организме все еще происходило, перегрузка все-таки дала о себе знать.

Перед полетом на очередные испытания.

В. Северин принимает поздравления по завершении испытаний.

— Видимо, это не единственное приключение в вашей работе?

— Бывает всякое. Однажды, например, я чуть… не утонул. Это было 12 апреля — как раз в День космонавтики. Кое-где в полях еще снег лежал. А мы полетели на очередные испытания. Катапультировался я нормально — как-никак у меня только официальных прыжков под 1000, но последние лет 15 многие из них я даже не записывал в книжку парашютиста. Так что за прыжок я особо не волновался.

Но вот когда приблизился к земле, то с высоты метров в 400 понял, что огромная лужа в чистом поле — моя. Минуть мне ее никак не удасться — дотянуть до ее края высоты уже не хватит. Так и вышло. Я окунулся с головою, а там глубина метра три. И в полном зимнем снаряжении, которое тут же намокло и потянуло меня вниз, мне бы никак не выплыть…

Спасло меня то, что в самый последний момент сообразил… нарушить инструкцию. Согласно ей, я должен был перед приводнением отстегнуть парашют. И это правильно, потому что купол может накрыть парашютиста — и окажешься ты под ним, как рыба в сети. Но я успел заметить, что парашют относит на берег и он там наверняка зацепится за кусты. И я по стропам выбрался на берег.

— В каких еще испытаниях вам приходилось принимать участие?

— Самое интересное для меня — это катапультирование. Но бывают и другие испытания. Однажды мы трое суток парились в термокамере, имитируя выживание в пустыне. Вот тогда я понял, что за глоток воды можно убить человека. У одного из нас еще оставалась на второй день вода во фляжке, и он так вкусно ее пил, что я не выдержал. «Делай это тихо, — говорю, — а то плохо будет»…

Был еще случай, когда я чуть не лопнул. В барокамере на условной высоте в 100 км у меня порвался скафандр. Началась утечка воздуха. Но быстро «спустить» меня с такой высоты — то есть поднять давление в камере до атмосферного — было нельзя; я мог погибнуть от кессонной болезни. Стало быть, нужно было выдерживать режим спуска по специальной циклограмме. И эти минуты мне годами показались. У меня пульс до 220 подскочил. А когда открыли люк барокамеры, оказалось, что в баллонах у меня уже совсем нет воздуха.

А еще однажды мы испытывали новую кислородную маску для летчиков на высоте 25 км. При этом имитировали взрывную декомпрессию, дескать, разбился фонарь кабины, а за бортом температура минус 50 градусов. При этом тут же, как потом выяснилось, замерз клапан кислородной системы, и мне осталось лишь 250 кубиков воздуха непосредственно под маской. Я даю команду «спускайте», но при этом опять-таки нельзя резко повышать давление в барокамере, чтобы барабанные перепонки целыми остались. И вот я дышал, чем мог, долгих 5 минут.

Серьезный разговор отца с сыном.

Испытания, кстати, показывают возможности не только экспериментальной техники, но и самого испытателя. В экстремальных условиях у человека просыпаются необычайные способности. Во-первых, мозги работают в 100 раз быстрей. Вот, например, у меня однажды не раскрылся парашют на высоте 900 м до земли. Падать оставалось 20 секунд. Но это же время!.. За эти секунды вспоминаешь все инструкции, определяешь, что надо сделать. И я сообразил, в чем дело.

Меня чуть не погубила собственная лень. По инструкции надо парашют переукладывать раз в месяц. А я почти год ранец не трогал, и купол за это время как бы спрессовался. И я чувствую, что ранец на спине открылся, а купол не расправляется. И тогда я стал крутиться в воздушном потоке, чтобы купол ветром посильнее обдуло. И на высоте около 100 м, когда я стал, кажется, различать отдельные травинки на земле, купол заполнился. А я уж собрался было запасной парашют открывать…

Но если бы одновременно начали наполнять основной и запасной купола, стропы их могли бы перехлестнуться, и тогда уж точно ничего хорошего меня не ждало. Так что инструкции все-таки без чрезвычайной нужды нарушать не стоит.

— Какое дело вы считаете главным в своей жизни?

— Участие в программе испытания катапультных кресел. Отец мой, как известно, вместе со своими коллегами разработал уникальное катапультное кресло К-36, которое заслуженно считается лучшим в мире. Но его доводка стоила нам всем немало крови и нервов. Поначалу его испытания пошли неудачно, погиб человек, и спасибо огромное испытателю, Герою Советского Союза Олегу Хомутову, который сумел доказать, что дело не в кресле.

Теперь оно стоит практически на всех военных самолетах нашей страны и ряда зарубежных государств.

Затем на базе К-36 было сделано кресло К-36РБ для «Бурана», которое исправно работало с нулевой высоты до 30 км. Если бы такая система была на «Челленджере», экипаж бы спасся.

Была у нас также создана первая в мире катапультная система для вертолета К-50 «Черная акула». Лично мне довелось испытывать первую в мире систему спасения для легкомоторных самолетов-пилотажников. В легком спортивном самолете важен каждый килограмм веса, поэтому спасательная система сделана максимально легкой — она весит всего 8 — 10 кг.

И спасает жизнь. Итальянец Марио Грегори в начале осени 2009 года разбил свой самолет вдребезги, но вовремя катапультировался и остался жив-здоров. Там очень плотная привязная система, чтобы летчик при выполнении фигур высшего пилотажа не вывалился из своего кресла. Плюс к тому еще подвеска парашютная. При аварии надо дернуть за ручку. При этом отстреливается заголовник, в котором парашют. Он сбрасывает фонарь и через сотую долю секунды стреляющий механизм обрезает привязную систему и за парашютные лямки тебя за плечо вытаскивает из кабины. Весь процесс занимает 0,25 с.

Когда я отстреливался первый раз, то хотел выглядеть посимпатичнее, так как знал, что меня снимают со всех сторон. Но вылетел из кабины так стремительно, что, когда пришел в себя, парашют уже раскрылся. Так что принять мужественную позу я так и не успел. За эти испытания, кстати, мне и присвоили почетное звание Героя России.

Узнал я же об этом при довольно комичных обстоятельствах. Звонят мне на дачу, спрашивают, что я делаю. А я как раз полы мыл. Так что весть о высокой награде встретил со шваброй в руках.

— Говорят, вы собирались стать космонавтом? Так ли это?..

— Да, десять лет я числился в отряде космонавтов. Но когда понял, что полететь мне не удастся, слишком уж велика очередь на полеты, ушел снова на «Звезду», став к тому времени пенсионером. Дело в том, что по существующему положению, десять лет, проведенные в отряде космонавтов, умноженные на коэффициент 2, дали мне возможность оформить пенсию по выслуге лет. И в 2001 году я ее оформил. Но еще до этого, в 1995 году, меня взяли в отдел международного маркетинга, и я стал ездить с командой наших пилотажников по чемпионатам, показывать наше кресло в действии. Так что на многих зарубежных спортивных самолетах стоят теперь наши кресла. Кроме того, я теперь еще и директор нашей горнолыжной спортбазы.

Публикацию подготовил Владимир БЕЛОВ

ГОРИЗОНТЫ НАУКИ И ТЕХНИКИ

ППТС вместо Шаттла?

Осенью 2009 года на Байконуре наши специалисты представили журналистам еще один эскизный проект перспективной пилотируемой транспортной системы (ППТС) нового поколения, предназначенной для запусков с космодрома Восточный (Амурская область). Вот что рассказал об этом корабле заместитель генерального конструктора Ракетно-космической корпорации (РКК) «Энергия», главный конструктор пилотируемых комплексов Николай Брюханов.

«Срок сдачи эскизного проекта — середина 2010 года», — сказал он. Дата первого запуска не определена, она будет зависеть от финансирования проекта. Нет пока у проектируемого корабля и названия. Среди вариантов, предложенных журналистами, значились «Клипер» и «Русь», однако окончательный вариант утвердит Федеральное космическое агентство.

Предполагается, что экипаж нового корабля может быть до шести человек. Его планируемая масса — 12,5 т, масса многоразового возвращаемого аппарата — 8 т, что позволит доставлять его с места посадки на космодром с помощью вертолета на внешней подвеске.