Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №08 за 1988 год Страница 3

Тут можно читать бесплатно Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №08 за 1988 год. Жанр: Разная литература / Периодические издания, год неизвестен. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн без регистрации и SMS на сайте «WorldBooks (МирКниг)» или прочесть краткое содержание, предисловие (аннотацию), описание и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №08 за 1988 год

Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №08 за 1988 год краткое содержание

Прочтите описание перед тем, как прочитать онлайн книгу «Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №08 за 1988 год» бесплатно полную версию:

Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №08 за 1988 год читать онлайн бесплатно

Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №08 за 1988 год - читать книгу онлайн бесплатно, автор Вокруг Света

В деревне европеец скорее всего вынужден будет отказаться от кровати, ножа, вилки и кофе. Однако в принципе в Японии всегда держат наготове и то, и другое, и третье, и четвертое. Правда, далеко не в каждом доме:

То, что в Японии поистине все по-иному, чужеземец должен принять как должное. Поставить себя на место японца он все равно не сможет, так как он слишком «дорай» (от английского «dry» — «сухой») — так считают японцы. Японцы не боятся показывать свои чувства, быстрее поддаются им, кажутся излишне сентиментальными. В личной сфере, однако, эмоциональность скрывают: крепкое рукопожатие друзей, сердечные объятия родителей и детей, поцелуи супругов и возлюбленных могут смутить тех, кто это увидел. Поцелуи между молодыми людьми на глазах у публики, даже гуляние в обнимку японцы воспринимают как проявление безнравственности. Там, где европеец готов показывать свои чувства, японец их скрывает, и наоборот. Сдержанность в сфере личных отношений, которая восходит к традиционному моральному кодексу, может сбить европейца с толку. Чаще всего иностранец считает, что за готовыми на все случаи жизни предписаниями не видно человеческого тепла. Ему трудно понять нюансы, тонкие намеки, ясные для японцев. Европейцу трудно разобраться во всем этом, и потому его считают «дорай».

«Вскоре после моего приезда в Америку,— пишет японский психиатр Такэо Дои,— я через одного своего японского знакомого попал к американцу домой. Во время беседы хозяин спросил меня: «Вы, наверное, проголодались? Хотите, может, перекусить?» Помню, я был очень голоден, однако, когда человек, которого я видел впервые в жизни, напрямик спросил меня об этом, я не мог заставить себя признаться, что действительно не прочь поесть, и отказался. Но в душе я все же надеялся, что мой гостеприимный хозяин еще раз обратится ко мне с этим вопросом и будет меня уговаривать. К моему большому разочарованию, он лишь сказал: «Ну ладно, не буду настаивать», и тем самым заставил меня пожалеть, что я не был откровенен. Тогда же я подумал, что японец никогда не стал бы спрашивать иностранца, проголодался ли он, а просто угостил бы его».

После нескольких подобных случаев и размышлений над ними, психиатр вспомнил японский глагол «амаэру». Для «амаэру» нет эквивалента в другом языке, считает психиатр. И, возможно, он прав. В словарях этот термин толкуется как «попытаться расположить кого-либо к себе лестью», «подластиться» или несколько вульгарно: «кого-либо умаслить». Но такой перевод не раскрывает истинного смысла слова. Возможно, «амаэру» следовало бы растолковать так: «дать кому-либо понять, что ты чувствуешь себя зависимым от него и ждешь его расположения к себе и покровительства».

«Амаэ но кодзо» назвал доктор Такэо Дои свою книгу, вышедшую в 1971 году и тотчас ставшую бестселлером. Английский переводчик очень удачно перевел заглавие книги: «Анатомия зависимости». Эта зависимость возникает с обоюдного согласия. Некто добровольно, руководствуясь больше эмоциями, чем логикой, становится в зависимость от кого-то, тем самым выражая свое доверие к нему, а взамен рассчитывает получить защиту и также доверие.

Дзюнъитиро Танидзаки — один из крупнейших романистов нашего времени опубликовал в 1934 году книгу под названием «Руководство к стилистике».

«Родной язык,— писал он,— нерасторжимо связан с характером народа. Если японский язык беден словами, то это ни в коем случае не означает, что наша культура уступает западной или китайской. Это служит лишь доказательством того, что ораторское искусство не соответствует нашему национальному характеру... Древний Китай и Европа славились крупными ораторами, в японской истории таковых не было. У нас испокон веков к красноречивым людям относились скорее с презрением... Это означает, что мы не полагаемся, как китайцы и европейцы, на всемогущество слова и не верим в действенность речей... У нас имеется слово «харагэй», неизвестное даже китайцам». (Слово «харагэй» пишется при помощи китайских иероглифов со значением «живот» и «искусство», поэтому Танидзаки ссылается на китайцев.) «Искусство живота» может навести на разные мысли. Действительно, в некоторых текстах можно встретить «харагэй» в значении «акробатика живота», однако истинный смысл этого слова подразумевает прочувствованную игру на театральной сцене, а также молчаливое воздействие одного человека на другого и бессловесное общение между ними.

Откровенно говоря, бывает досадно, когда приходится слышать от японцев: «Вы нас все равно не понимаете!» Или вопрос: «Разве вы можете понять японскую литературу?» Но попробуй спросить: «А вы понимаете немецкую литературу?» — и услышишь уверенный ответ: «Разумеется!»— «А почему это само собой разумеется?» — «Потому, что мы изучаем ее уже больше ста лет». Это звучит не очень убедительно, хотя и приходится признать, что в Японии знают о мире, и в первую очередь, о Европе, больше, чем мир — о Японии.

Поэтому и задаешься вопросом, почему она все-таки так склонна рассматривать себя как необыкновенное явление в мировой истории и как мир в себе? Почему японцы столь много и глубоко занимаются собой и считают себя недоступными для посторонних влияний? Почему Япония проявляет такое нежелание быть понятой другими?

Если, потратив массу усилий, вы не одолеете «нихондзинрон» — «дисскуссию о японце», то лучше всего почитать «Манъёсю» — поэтическую антологию VIII века.

Даже безмолвные

Деревья имеют

Сестру и брата.

Однако я остался без спутника,

Как это горько и печально.

Почитайте японские стихи, и, может быть, поймете, что в Японии многое устроено иначе, чем на других широтах. Многое, но далеко не все.

Перевела с немецкого Е. Шохина

Комментарий ученого

К сказанному Юргеном Берндтом можно было бы добавить многое, но это означало бы написать столько же и даже больше — и при том не исчерпать все возникающие о жизни современной Японии вопросы. Автор показал нам в новом ракурсе несколько ликов бесконечно многоликой страны — Японии.

Хотелось бы, однако, добавить следующее.

Разве одни лишь японцы задумываются о себе, о том, откуда они пришли и что собой представляют? В классической русской и в современной советской литературе мы можем найти немало произведений, притом прекрасных, где звучит та же ностальгия жителя большого города по родной деревне и ее забытым ценностям. Да и в Германии в начале нашего века «почвенническое» направление в литературе было весьма заметным явлением. И то, что человек, вежливый и обходительный в своей среде, у себя в деревне, дома, в кругу знакомых, может утерять эту вежливость в толпе, в электричке, в магазине, где его окружает множество незнакомцев, где люди обезличены,— это ведь явление, встречающееся не только в Японии.

Мне немало приходилось заниматься этнографией бытового поведения народов в разных уголках мира, в том числе столь далеких друг от друга, как Япония и Северный Кавказ. И нередко случалось, что, обсуждая с моим коллегой этнографом из Кабардино-Балкарской АССР, специфические вопросы этикета, моральных ценностей, норм поведения, принятых у адыгейцев, черкесов, кабардинцев, я вновь и вновь отмечал, что буквально то же самое, в тех же словах, можно было бы сказать и о японцах: здесь и почтение к сгаршему (будь он даже старше всего на два-три года), и культ стойкости к страданиям, и даже нарочитый поиск неудобств и лишений, чтобы ярче показать свою стойкость, и нетерпимость к публичному выпячиванию своего «я», и внешнее, показное безразличие мужа к жене, отнюдь не отражающее его подлинных чувств, и многое, многое другое.

По-видимому, то, что кажется в японцах необычным для европейцев и что на самом деле можно найти у других народов, отражает общеисторические закономерности перехода от феодализма к капитализму. В большинстве стран Европы этот переход произошел несколько столетий назад, для японцев же — в сравнительно недавнем прошлом. Многие пережиточные, внешние черты феодального типа поведения, уже не соответствующие содержанию повседневного поведения, все еще стойко сохраняются у них в быту. Но на фоне сверхиндустриализированного общества они выглядят особым диссонансом.

С. Арутюнов, доктор исторических наук

Юрген Берндт, Фото Ю. Тавровского

Два взгляда на Остраву

Здесь принято гордиться не средневековой стариной, а тоннами добытого угля и выплавленной стали. Ведь Острава — крупнейший индустриальный центр Чехословакии. И все-таки тем, кто живет возле шахт и домен, небезразлично, как выглядит их город, не похожий ни на какой другой. Восстанавливаются островки исторических кварталов, реконструируется старая промышленная архитектура, преображаются дворы новостроек.

Перейти на страницу:
Вы автор?
Жалоба
Все книги на сайте размещаются его пользователями. Приносим свои глубочайшие извинения, если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия.
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии / Отзывы
    Ничего не найдено.