Великое Нигде-1: Побег из Шуршенка - Сергей Белокрыльцев Страница 3

Гербес тонко сжал грозно побелевшие губы, но сумел совладать с собой и разорвал сжимающую мозг гневно-огненную сеть раздражения.

– Кроме шуток, отсюда надо сваливать.

– Куда?

– В Новаском, куда ещё-то. Там крутятся реальные бабки, там куча возможностей заколачивать эти реальные бабки.

– А здесь чего?

– Здесь дыра. Откуда в дыре могут быть деньги?

– Это да, в дыре деньги не задерживаются. С тобой последний раз расплатились папиными бусами, дешёвой бижутерией. С дурацким названием к тому же.

– Эта бижутерия, между прочим, - ценный артефакт. У владельца этого артефакта раны заживают как на собаке. Смотри, какой красивенький. Как играет оттенками красного, а! – Гербес встал боком к окну и наглядно покрутил папиными бусами под лучами солнца. – Возможно, когда-нибудь эта “бижутерия” спасёт тебе или мне жизнь.

– Чушь. Ты сам это знаешь. У госпожи Чечевички давно кукуха набекрень. Она птиц сапогами кормит. Говорит, такой еды им надольше хватит.

– Ну ладно, ладно. Пускай чушь. Но как я мог отказать бедной одинокой старушке в помощи? Вот и помог ей очистить квартиру от хлама.

– И не она одна расплачивается чем угодно, но только не деньгами.

– Вот я и говорю, здесь дыра! Валить надо как можно скорее из этого пристанища неудачников. Но заметь, я и здесь умудряюсь зарабатывать какие-никакие, но деньги. В отличие от тебя.

– Деньги, деньги, что такое деньги? Главное, с собой дыру не прихватить... – Про заработки Броккен пропустил мимо ушей. – И как ты будешь заколачивать деньги в Новаскоме? Молотком?

Гербес закатил глаза и обратился к потолку:

– Господи! Да сколько же в тебе ядовитой желчи скопилось, братец! Так и капает с клыков! Так и сочится, так и брызжет фонтанчиками из слюнных желез! А это верный признак, объединяющий всех неудачников!

– Слюнные железы?

– Желчь, братец, желчь. Умные люди знай себе потихоньку движутся вперёд, развиваясь в своём деле. А неудачники вместо того, чтобы оторвать задницу от дивана, бессильно исходят желчью, выискивая у других недостатки, болтают на политические темы, о войнах и других делах, к которым не имеют ни малейшего отношения, и презирают всех, кто не имеет твёрдой политической позиции. Готовы трепать языком обо всём на свете, лишь бы убить время, готовы умничать до последнего, лишь бы их услышали, лишь бы вставить свои пять копеек в любой спор, победа в котором не даст им ровным счётом ничего. Плевать я хотел, кто президент, если у меня есть своё дело, развитию которого я готов посвятить всю жизнь. Плевать я хотел на все новые и старые законы, если они не задевают меня и моё дело, – говорил и говорил вдохновенный Гербес. – Плевать я хотел на всё, что не приносит мне выгоду. Да, я живу ради выгоды, а не ради каких-то эфемерных моральных принципов типа благородства или патриотизма, и не стесняюсь говорить это вслух. Моя родина там, где мне жить хорошо, а не там, где я родился.

– Хорошо там, где нас нет, – вспомнил Броккен древнюю поговорку.

– Это поговорка неудачников, – обрубил Гербес. – Нечего заглядываться туда, где тебя нет и вряд ли будешь. Живу я не ради места, где меня нет, а ради себя, чтобы иметь возможность помочь тем, кто мне дорог.

– А кто тебе дорог?

– Я, разумеется! Ну и ты конечно. Наша мама, наши папы. Надеюсь, многие из тех, кто повстречается нам в жизни. Я человек простой, я люблю всех, кто любит меня.

– И я не живу ради эфемерных моральных принципов, – Броккен поддержал брата в аморальности. – Если я не грублю кому-то, то не из-за того, что меня сдерживают эфемерные моральные принципы, а лишь из-за того, что мне этого не хочется. А если хочется, то грублю.

– Даже если ты не прав или тебе выгоднее сдержаться?

Поколебавшись, Броккен кивнул.

– Даже если.

– Разве это не обычная эмоциональная несдержанность?

– Самая что ни на есть.

– Может, тебе стоит поработать над этим?

– Тогда я перестану быть честен по отношению к самому себе. Работая над собой, я перестану быть собой, быть естественным. Поэтому мне, такому неотёсанному, легче слоняться без работы, чем работать с кем-либо под началом кого-либо. Я всегда стараюсь быть честным с собой и с другими. Я прекрасен и непостижим в своей честности, необуздан в своей грубости и величествен в своём хамстве. Но рискую умереть с голода. Хамы и честные люди никому не интересны.

– В чесночности? Ты сказал, в чесночности?

– В честности. От слова “честь”. А уже от слова “честность” образовалось название растения “чеснок”. Он тоже полезен для здоровья в умеренных долях… В каждом из нас должны сохраняться несколько зубцов чести, но не целая головка. От целой головки чести мозг мутнеет и буксует. Начинаешь блюсти некие принципы и рискуешь прослыть принципиальным. А с принципиальными иметь дел никто не желает. От них за версту разит головками честности.

– Это правда?

– Что правда?

– Ну, что “чеснок” произошёл от “честности”.

– Разумеется, правда, брат! Я ведь не какой-нибудь неудачник и знаю, о чём говорю.

– А неудачникам всё сразу подавай, – спохватился Гербес. – Привыкли на других смотреть и сравнивать себя с другими, выглядывать, кому лучше живётся, кому хуже, кто умнее, кто глупее. Мнят себя то царём, а всех червями. То размазывают себя по стенке, уничтожая комплексными залпами неполноценности, а потом срываются на жене и детях, на близких и родных. А ведь кто-то там не более чем кто-то там, пусть говорят и живут, как им хочется. А я есть я. Президенту президентово, а гражданину гражданово. У меня свои обстоятельства, обязательства, соображения и дела. Уважают человека за его успехи, а не за его сравнения с другими и мнение о правительстве, если ты не профессиональный политолог, разумеется. Но если ты профессиональный политолог, ты работаешь на правительство.

– Я себя ни с кем не сравниваю, не размазываю и не на ком не срываюсь, – пробормотал Броккен. – Я даже на правительство не работаю. И можешь мне не подавать сразу. Можешь подавать частями, я не против.

– А курица, как ты знаешь, Брокк, весь день по зёрнышку клюёт, а к вечеру сыта бывает, – вещал непробиваемый Гербес. – Терпение и упорство, опыт и