О, мой бомж - Джема Страница 3

Он отшвырнул штаны в сторону и продемонстрировал потрепанный свитер, коричневый как… нет, не шоколад. Манжеты на рукавах местами распустились и висели огрызками ниток.

— Запах от него…такой себе, — поморщился Калачев.

— Дед им полы на даче уже несколько лет моет.

— Вы вообще с катушек слетели? Я эту срань не надену!

— Хозяин-барин, — ухмыльнулся Лютаев, бережно сворачивая свитер, — ключи гони.

Я только зубами скрипнул.

— О, а это что? — Калачев вытянул майку-алкоголичку от того же деда, застиранную до серого цвета, заношенную до дыр. — Не стой, одеваться пора, часики тикают.

Резким движением я стянул пиджак, небрежно швырнул его рядом с кучей притащенного друзьями хлама. Нервно расстегнул пуговицы дорогой рубашки, вынул золотые запонки из манжет.

Все это под песню Сэм Браун «Стоп», любезно включенную на смартфоне Лютаевым. Когда я остался в одних трусах и носках, он же запихнул смятую сотку за резинку трусов.

— Трусы тоже снимай, — безапелляционно заявил Калачев.

— Вы че, вообще окуели? Какие трусы, мать вашу!

— Наденешь вот это сексуальное бельишко, — он помахал перед моими глазами как флагом затасканными семейниками с дырой как раз там, куда полагалось упаковывать причинное место.

— Их тоже дед носил? — я бросил свирепый взгляд на Лютаева.

— Дед, а до него его дед. Семейная реликвия. Считай, от сердца оторвали ради такого дела.

— Ну уж нет. Я останусь в своих трусах.

Может, парни поняли, что они перегнули палку, потому не настаивали на том, чтоб я надел чужие дырявые труханы.

— Хотя бы носочки, — Лютаев, морщась, протянул мне два вонючих комка.

Я покачал головой.

— Останусь в своих.

— Но они у тебя даже не дырявые. И не фонят ароматами местных свалок, — возмутился Калачев.

— Можешь надеть свои, но грязные и дырявые, — милостиво разрешил Денис.

Пришлось переться в ванную и под контролем этих придурков ворошить корзину с грязным бельем. Наконец я выудил два носка. Разных по цвету. Хотел найти парные, но Денис меня остановил:

— Так даже лучше. Правдоподобнее. Только дырки надо сделать.

Не успел он договорить, как Калачев протянул мне ножницы. Интересно, как так быстро нашел?

— Режь, там, где должны быть большие пальцы.

После того, как я продырявил носки и с омерзением натянул их на ноги, мы вернулись в гостиную для продолжения издевательств надо мной.

Майку, свитер и штаны я натянул на себя быстро, пока эти сволочи глумились надо мной. Лица их покраснели от смеха.

— Как бы вам потом плакать не пришлось, — попытался осадить их неуемную радость.

Лютый протянул мне дырявые башмаки, подошва отклеилась и хлопала при каждом шаге.

— Сволочи, если я заболею, вы же на лекарствах разоритесь, — пыхтел я, натягивая ботинки на ноги.

Мой образ завершали изъеденный мышами и молью тулуп и шапка ушанка с оторванным ухом.

В общем, Денис помог деду избавиться от стремного барахла, выкинуть которое у того рука не поднималась. Хотел посмотреть в зеркало, чтобы оценить этот ужас, но Калачев остановил меня.

— Погоди, а как же без макияжа?

Он вытащил из-под пустых сумок пакетик, поковырялся в нем, достал баночки.

— На лицо не дам мазать всякую хрень.

— Да ладно, это же сценический грим. «Секси-грязь» называется. Я в этом не очень шарю, тупо по названию выбрал. В тему же.

Я покрутил тюбик в руках, почитал, вроде все безопасно и позволил Калачеву нанести на лицо грим.

Он долго колдовал над моим лицом, размазывал спонжем краску, пудрил мою бороду, начесывал ее густым гребешком, смазывал гелем. Прокрасил даже кисти рук и под ногтями.

Когда я подошел к зеркальной двери шкафа-купе в спальне, я смог из себя выдать только одно:

— Это пиздец, товарищи.

Глава 4

Я выглядел как самый натуральный бомж, проживший долгую и безрадостную жизнь на свалке. Можно попрощаться с тачкой. Такому ни одна женщина не даст, даже неприличная.

— Нравится? — спросил довольный своей работой Калач.

— А вы точно мои друзья?

Мы не разлей вода с первого класса, с Лютаевым так вообще в садике в одной группе был. Три хулигана и заводилы. Сначала дрались сильно, даже родителей на ковер к директору вызывали. А потом, как водится у пацанов, сдружились. Потом, конечно, наши дорожки разошлись. Я выбрал архитектурный, Калачев — журналистику, а Лютаев — юриспруденцию.

Но как бы нас не мотала жизнь, мы не теряли связи и всегда помогали, если кто-то из нас оказывался в жопе.

А тут такая подстава.

— За слова свои отвечать надо, — усмехнулся Калачев. — Да и весело. Что тебе не нравится?

— А теперь представьте, как я размочу вас, когда выиграю спор.

Ответом мне был дикий ржач. То есть они даже не допускают ни малейшего шанса, что я выиграю.

— Погоди, не все еще, — Лютаев поднес мне селедку с луком на блюдце и стопец.

— А это зачем?

— Для запаха.

— Я уже пил сегодня.

— Угу. Коньяк коллекционный. А от тебя должно нести дешевой палью.

— Может, еще поссыте на меня для достоверности.

Сказал и пожалел. Вдруг они воспримут мой сарказм как руководство к действию.

— Чуть не забыл, — Калачев выскочил из комнаты и вернулся с туго замотанным пакетом. По мере того, как он его разворачивал, комната наполнялась запахом гнили.

Сдерживая рвотные позывы, он засунул этот концентрат вони в карман тулупа.

— Что это?

— Картошка гнилая, — откашлявшись, сказал он. — В кладовке вчера обнаружилась. Специально для тебя ее отложил.

— Завонял мне всю квартиру, — пробурчал я.

Спустившись в холл, мы опять переполошили консьержку.

— С бомжами сюда нельзя, — заверещала она.

— Так мы не сюда, а отсюда, — без тени смущения ответил Лютаев. — Спасибо должны нам сказать, что его обнаружили и вывели. А то он как раз напрудить в лифте собирался.

— Скажите, а как вы вообще его сюда пропустили? — подключился Калачев. — Не дом бизнес-класса, а проходной двор. За что вам зарплату платят?

— Я… я… я не знаю, — растерялась она.

Выйдя из дома, они долго обсуждали вытянувшееся лицо несчастной женщины, сегодняшний вечер которой был наполнен потрясениями.

На парковке Лютаев подошел к своему автомобилю и выматерился.

— Он же мне сейчас всю машину завоняет и сидения измажет.

Калачев пожал плечами. Он сегодня приехал на машине Дениса, и судьба сидений его не парила. А меня затопило злорадство.

— Ты же картонку для него брал, — вспомнил Калачев, — вот и подстели ему.

И правда, как собаке какой-то мне подложили картонку.

— Лучше бы ты пешком шел, — проворчал Лютаев, смотря на меня в зеркало заднего вида. —