Призрак в зеркале - Алексей Мурашкин Страница 3

Травмированного Боба на вертолёте доставили в госпиталь. Все ждали обнадёживающих вестей. Но вместо них в паддоке воцарилось тревожное молчание. А когда стали просачиваться первые новости, многие, думаю, предпочли б оставаться в неведении. Пострадавшему в аварии диагностировали серьёзное сотрясение и перелом шейных позвонков, чреватый пожизненным параличом. Из комы он так и не выходил.

Судьи посчитали вину в инциденте обоюдной. Так бывает в автоспорте: виноваты оба, а расплата несопоставима. Кое-кто из гонщиков в приватном разговоре пообещал, если такое повторится, впечатать засранца в стену. Но на деле тридцать первого стали побаиваться. И этап в Лагуна-Секе Фрэнк выиграл, что называется, в одни ворота. Фирелли долго чинили подвеску, из боксов он выехал уже не будучи претендентом на чемпионство. А Лайквуда от титула вместо недавней пропасти отделяло уже сорок семь очков, то есть цена ещё одной победы. И шеф забрал данное слово не выставлять машину на последних этапах, тем самым расписавшись в бессилии добиться от судей дисквалификации обидчика или хотя бы списания призовых баллов.

— Ваши планы на завтра, учитывая неоднозначную ситуацию? — поинтересовались у Фрэнка.

— Все мы очень переживаем за Боба. Но что случилось, уже не изменить, — высокомерно прищурился он, будто квалифицировался не седьмым, а на поуле (вместо не вполне уместного тут выскочки-меня). — Надо смотреть в будущее. Завтрашнюю гонку я посвящаю нашему другу, за кого все мы молимся.

Хорошо хоть не сказал «победу», которая отберёт у бедняги единственный и последний шанс исполнить мечту, после того как ты отнял у него будущее. Из-за чего Фрэнк обзавёлся прозвищем «фашист», либо в более мягком варианте «Фриц» — от видоизменённого имени. В его внешности и впрямь проступало что-то арийско-нордическое.

— Как вы смотрите на то, что некоторые называют вас… эээ… расистом?

— Вроде, в Европе это слово считается оскорблением? — процедил Лайквуд. — Извольте. Скажу, что всякому, кто попробует меня оскорбить, я разукрашу физиономию независимо от её первоначального цвета.

Кто-то захлопал. Какая же пошлятина имеет порой успех даже среди искушённой публики!

— А что думает о предстоящей гонке обладатель поула? — опять обратились ко мне. — Рассчитываете на победу? Или сконцентрируетесь на интересах команды?

— Не вижу противоречий, — коротко бросил я. На этот раз шеф одобрительно кивнул.

— Но, не будем лукавить, главный ваш соперник завтра стартует с седьмого места. И вам достаточно финишировать впереди него…

— Только если он придёт вторым, — (получив сорок очков вместо пятидесяти за первое). — Я ответил на ваш вопрос?

— Полагаю, да, — подытожил за репортёра вполне удовлетворённый босс.

— Завтра мы все гоняемся за Боба, — встрял неуёмный Фирелли и перевёл взгляд на Фрэнка. — Кроме одного.

На старте итальянец будет дышать мне в спину, и его это вряд ли устроит. Он не из тех, кто запросто делится титулами и очками. Как и вторивший ему кивком Зебровски.

— Вы тоже так считаете? — всё-таки попросили его уточнить.

— Да, — сделал это он.

— А подробнее?

— Завтра увидите.

С такими «союзниками» лёгкой жизни ждать не приходится.

— У кого ещё вопросы? — прервал ведущий спровоцированную молчуном паузу.

— У меня… — поднялась на среднем ряду светловолосая девушка в элегантном оливковом костюме, строгостью изящно подчёркивающем юность.

— К кому? — передали ей микрофон.

— К лидеру… — сама она держалась, пожалуй, чересчур стеснительно для своей профессии.

— Квалификации, — подсказал ведущий. Интервьюер собралась и с грехом пополам продолжила:

— Скажите… В конце того самого быстрого круга… Когда поняли, что выигрываете… Случайно не заметили?.. — она снова сбилась.

— Что? — неуклюже пришёл на помощь я, тем самым лишь усугубив её неловкость. — Или кого?..

Черты её лица показались смутно знакомыми… В какой альтернативной реальности я мог её видеть? В этой бы однозначно запомнил! Сама, словно привидение в оливковых одеждах… Таким взволнованным голосом обычно не вещают для широкой аудитории, а шепчут тет-а-тет на ушко, чтобы сообщить нечто сокровенное, или предупредить:

— Жёлтого призрака в зеркалах… Вы, должно быть, слышали про него…

— Ему незачем было в них пялиться! — раздражённо перебил шеф. — И завтра, надеюсь, нужды не будет. Пусть туда чаще поглядывают круговые, чтоб не мешать его гонке. Дайте пилоту отдохнуть. Всем нам предстоит жаркий денёк. Пресс-конференция окончена!

— О чём это она? — поймал я его на выходе.

— Не бери в голову! — буркнул он. — Наверняка одна из «группиз» Лайквуда. Профессионалка не стала б нести такую ахинею на камеры.

А без них? Я вернулся в зал. Но места для прессы стремительно пустели. Операторы и фотографы паковали аппаратуру. Загадочной юной дамы среди них уже не было. Голые сиденья смотрелись даже эффектнее недавней модной публики, яркие пластмассовые спинки вместе складывались в цвета национального флага Федеративной Республики: угольно-чёрный, кроваво-красный и… Чёртов призрак!.. Почему жёлтый?.. Вряд ли в виду имелся солнечный зайчик. Почудилось, где-то в глубинах подсознания цыплёнком вылупляется гаденький страх. И усмехается ожившей маской-смайликом со шлема парализованного Боба.

1 — в песне «Success Story» Джона Энтвистла, исполняемой The Who, это звучало: «Just like Cinderella, when she couldn't go to the ball, a voice said, "I'm your fairy manager! You shall play the Carnegie Hall»

Ужин

После светской обязаловки наконец представилась возможность собраться с мыслями. Когда стоишь ногами на тверди, всё выглядит большим. И даже жизнь впереди видится длиннее, подобно асфальтовой прямой, почти упирающейся в горизонт петлёю на противоположном конце. Завтра мы будем покрывать это расстояние быстрей взлетающего самолёта.

Стоя на мосту, уже переодетый в «штатское», я изучал светофоры перед стартовой решёткой, издалека прикидывая: как бы пораньше уловить момент, когда они зажгутся зелёным… Чёрт! В завтрашней гонке старт даётся с ходу. И до выезда на прямую желательно уже встать на газ. Лидеру, конечно, проще. Это другим важно следить, чтоб никого не обогнать раньше черты. Вот только опыт у меня в подобных дебютах, считай, никакой.

— Шалом алейхем, суперзвезда! — чей-то кулак ощутимо ткнул костяшками под лопатку. Растерявшись от такой наглости, я чуть не звезданул в ответ раньше, чем обернулся.

В колониальных светло-бежевых шортах и жилетке, но кепке вместо шлема, мой обидчик аристократично опирался на сложенный штатив, как на трость, а с другого бока висела кобура, в которую бы уместился портативный гиперболоид. Под лоснящимся тропическим клювом расплылась улыбка до ушей.

— Шабат шалом! — теперь я был готов задушить его в объятиях, если б не мешал фотоаппарат на шее (что тогда в оттягивающей кобуре?). — Курт! Вангер!.. А я-то думал: кого мне не хватает на пресс-дегустации?!.

— Так ты и не смотрел в мою