Путь к спасению - Антон Сальников Страница 30

На пирсе человек–рысь передал нас в руки ожидавшего человека–ворона. Тот поприветствовал нас поклоном и букетом цветов для Бояны. Как мне она потом объяснила, белые – это были гардения, фиолетовые – «Анютины глазки», а пару надломленных стеблей носили название «черноглазая Сьюзен». Я еще был крайне удивлен, как это люди в безукоризненно отглаженных костюмах с такой щепетильностью относящиеся к своим обязанностям могли подарить букет с таким дефектом? Впрочем, было странно и то, как здорово ворон разбирался в цветах.

Нас провели по темному саду с высокими кустами. Именно отсюда большая двуногая птица и набрала букет. Когда мы вошли в лабиринт со стенами из зелени, сопровождающий зажег керосиновую лампу, которую подобрал по дороге. Если бы не уверенный шаг огромной для сородичей птицы, я бы уже поднял панику. Казалось без хорошего секатора выбраться отсюда невозможно. С моим недугом и не крикнешь о помощи. Остается только метаться. Каждый вдох сопровождался ударом в нос запаха ухоженного подстриженного накануне сада. Мы шли долго, поворачивая то налево, то направо, пару раз мы прошли мимо таких же заблудших душ, которые направлялись в ту глушь, откуда мы только что выбрались. Какая-то дурацкая игра, где все роли были расписаны до мельчайших деталей. И в таком заранее уготовленном хаусе труднее всего было импровизировать. Я хотел было подсказать, что очередной паре не следует туда идти, но ниточный шов меня остановил. Наконец-то, спустя минут 40, не меньше, мы узрели свет, пробивающийся в конце туннеля, но вопреки привычному образу мыслей, этот свет не доставлял тепло и не опекал жизнь. Вопреки обжигающим краскам, он был холодным светом, порой отнимающим ее.

Перед нами возник дворец с огромными входными воротами и роскошной архитектурой в готическом стиле. Кроваво красная подсветка замка не освещала изысканные излишества зодчего искусства, а накинула на них пугающие бурное воображение теней, которые охватили все строение целиком и жаждали распространять свое влияние за его пределы. Мы были так близки ко входу, что весь размах строения оценить не удалось. Картина, что предстала перед нами содержала фасад с огромными узкими окнами, заостренными кверху над каждым схожим порталом. Небосвод, зловеще черный и тяжелый, буквально нанизан на многочисленные пинакли, соединенные с главным нефом шипастыми аркбутанами и контрфорсом, основу которого поддерживали каменные демонизированные сущности. В такую особо темную ночь казалось, что они вот-вот объявят о себе дикими воплями и ревами, на которые не способно ни одно животное.

Вслед за вороном, я и Бояна поднялись по широким ступеням и оглянулись на весь пройденный путь. Зелёный простор был бесконечен. Его возможный край так далек, что разделительная граница моря и суши размылась в темноте. Я сомневаюсь, что она вообще существует. Сообразительностью я не всегда мог похвастаться, но в данном моменте неотвеченных вопросов не осталось. Когда такие же бедолаги стали то там, то тут освобождаться из плена бесчувственного аккуратно подстриженного монстра, я понял, что это очередной способ последовательного прибывания. Почему-то хозяину всего этого безумия было очень важно, чтобы соблюдалась точная последовательность. Было в этом что-то сокральное.

Как только я сделал первый шаг ко входу, словно в насмешку надо мной небеса разверзлись, обнажив холодный белый свет.

На входе во дворец ворон погасил керосиновую лампу, поставил ее в сторону к сотне таких же и повернулся к нам своим клювом, загородив вход. Он вытянул руку, куда я, машинально, не обдумав действия, вложил конверт. Сопровождающий, а теперь уже контролер, бегло взглянул на приглашение, не воспользовавшись зеркалом, и любезно протянул:

– Рад, что вы, семья Санторо, услышали пожелания господина, – птица-человек учтиво поклонился.

– Что ж, добро пожаловать! – он отварил дверь, откуда хлынул поток сырости. Его голос мелькнул в той части мозга, что отвечает за память, но так и не смог уцепиться.

Делать первый шаг вовнутрь не хотел никто из нас. Я посмотрел в глаза Бояны и впервые увидел в них страх. Животный, первобытный страх. То самое зерно, которое зарождается глубоко в мозгу и через черепную коробку прорастает по всему телу, приводя его в дрожь. Ее глаза молили меня либо шагнуть вперед первым, либо схватить ее и убежать, скрыться и всю оставшуюся жизнь в приступах всепоглощающего испуга просыпаться по ночам. Она растерялась в такой важный момент, практически рассыпалась на частички, которые мне пришлось собирать. Теперь я понял окончательно всю недосказанность в ее словах, она знала, что нас ждет. Она все прекрасно знала, так же как ворон, рысь и все на этом проклятом острове. А я знал лишь одно, что повернуть назад мы уже не сможем.

Я улыбнулся насколько мне позволили швы и связанные с ними болевые ощущения, и шагнул в бездну. Внутри длинного коридора с красным ковром были расставлены свечи, служившие спасением от вездесущей тьмы, которая явно тут себя чувствовала, как дома. Каждый шаг отбивал ударом крови по виску. Еще никогда в жизни в меня не вселялся такой дикий ужас, передаваемый через дрожащую руку моей спутницы. В этот момент я всерьез задумался насколько Бояна храбрая девушка. Ведь когда предстоящее кажется тебе страшнее душевных пыток в жерле преисподние, то мало кто способен шагнуть в его сторону. Еще меньше людей способны пройти эти кошмары и проснуться однажды с твердой уверенностью, что светлое будущее действительно может наступить.

Тихим шагом мы дошли до конца одного коридора и уперлись в другой. Мне в голову пришла идея, что это может быть ещё одна проверка, куда мы повернем: налево или направо? На распутье, на стене нарисован символ, захвативший мое внимание. Он должен был здесь быть. И вот он уже везде. Весь этот огромный дом сумасшедших построен вокруг него. Красной краской начерчен круг с перевернутой звездой. Я и раньше видел что-то подобное, а сейчас он показался мне чем-то по-настоящему особенным. От него исходило тепло совсем недавно прерванной жизни. Там за стеной находится вся суть этого символа. Весь потаенный смысл спрятан в соседнем зале, осталось только выбрать нужный путь. Но единственный верный путь – прочь отсюда…

– Я почти уверена, что нам налево, – читалось в красивых напуганных глазах и в жесте вытянутой руки, дрожь которой постепенно пропадала. Так бывает, когда принимаешь неизбежное, когда понимаешь, что ураган, срывающий крышу с соседнего дома, догонит тебя, бежать уже нет смысла.

И я побрел на встречу с измученной запуганной судьбой. Ощущение было такое, будто я ступал по минному полю. Вот-вот что-то должно произойти. Взрыв, который покалечит мне душу и оставит меня,