Выбор – быть человеком! - Ольга Войлошникова Страница 31

Как и было договорено, двадцать шестого октября (а по-нашему двенадцатого, тут мы почти совпали) мы поехали к порталу. У нас, конечно, ночами было уже довольно холодно, но всё же не так, как в Иркутске. Вот пронесутся бури — и сразу наступит зима. Тем не менее, одеты мы были из расчёта на ночную поездку.

У портала нас уже ждали. С одной стороны на лавочке у стола сидели странновато даже на первый взгляд выглядевшие парни и девушки с кульками в руках. Да, девочек оказалось даже чуть больше — одиннадцать из двадцати. Группа обещанных специальных молодых людей. Для усмирения их активности пришлось привлечь аж шестерых воспитателей. Парочка смотрела в нашу сторону довольно неприязненно. Что, ребятушки, переживаете, что всю работу у вас отнимем? Сожалею. Хотя с точки зрения этих детей, наверное — нет, не сожалею.

С другой стороны толпилась кучка, в которой (к моему глубочайшему удивлению) преобладали девушки. По размеру вторая кучка была сопоставима с первой и испуганно таращилась в сторону «странных» людей.

Валерий Сергеевич, словно император, торжественно стоял по центру в некоем своеобразном коридоре. Рядом с ним на столе громоздилась целая стопа папок, и первая уже была уложена в передвижной лоток. Не забыл, значит, про документы.

Завидев нашу процессию, все оживились, началась возня. Спецконтингент больше заинтересовали лошади. Да все, на самом деле, в первую очередь обращали внимание на лошадей, особенно на баронского Грома, здоровенного чёрного жеребца с тонкой белой проточиной на лбу и в пушистых белых «гетрах». Гром единственный мог ещё носить Вову в броне, хотя бы в средней. С тяжёлой мы экспериментировать даже не собирались.

Барон кивнул встречающим и пошёл решать торговые дела, а я упала в распростёртые объятья гор документации.

— День добрый, Валерий Сергеевич!

Помощник губернатора страшно рад был всех нас видеть и разливался ангельским пением. Боялся, что ли, что я специальных не возьму?

— Валерий Сергеич, вы не нервничайте! У нас ведь как принято: уговор дороже денег. А ещё он иногда дороже жизни, так что не переживайте, давайте сюда документы и эти, — я показала пальцем на сидящих, — пусть проходят. А вторая группа — на их место.

Было что-то во второй кучке не то. Ну вот, не нравилось мне. А интуиция у меня, знаете ли, в последнее время надёжнее осциллографа, так что…

Инвалиды не совсем понимали, что происходит. Некоторые испугались. Началась заминка и толчея. Но на этот случай у меня был подготовлен неперебиваемый козырь.

— Марина! Подойди сюда!

Мама-Марина спрыгнула с подъехавшей повозки и пошла к нам. Я клянусь вам, от неё шли волны умиротворения и любви. Мне захотелось реветь. Как же благословили её боги! В ней бил источник, и он с каждым днём становился только сильнее. Источник такого душевного тепла, что он пробивался сквозь любой душевный сумрак подобно маяку.

— Ну и что вы стоите? — весело спросила Марина. — Идите ко мне, поедем домой!

И они пошли! Каждому достались обнимашки, каждого она проводила в крытый фургон, уложила на коврик, сунула под голову подушечку и укутала спальником — и объяснила, что сейчас сильно захочется спать, а ехать долго.

Пока шестеро воспитателей несколько завороженно наблюдали за этим действом, я рассматривала остальных кандидатов на переход. Пятеро парней. И восемнадцать аж девок. Так-так. Не зря звоночек прозвенел.

— Валерий Сергеевич, вот этих четверых — не возьму.

Он рысью пробежал в нашу сторону и вытянулся, как сурикат у норки.

— Почему? Что случилось?

— Ничего пока не случилось, и я не хочу, чтобы случилось, вот в чём дело. Я могу озвучить конкретные причины вслух, если хотите. Но им не понравится.

Пока помгубера подвис, одна из девок подскочила, уперла руки в бока и выкрикнула:

— Не имеете права! Нам сказали — всех берут! Вот этот приезжал, уговаривал! — она ткнула пальцем в покрасневшего чиновника.

— А ну, заткнись! — рявкнул со своего края Владимир Олегович, да так, что мгновенно наступила всеобщая испуганная тишина. Он секунд десять подождал, кивнул, удовлетворившись плодами своих усилий и мрачно позволил:

— Продолжайте!

Девка стояла чуть скособочившись, смотрела на меня злобно.

— Тебя конкретно, — я ткнула в неё пальцем, — я не возьму, потому что ты — воровка, и не собираешься прекращать. Это нам придётся судить тебя, переводить в рабский статус, отправлять на исправительные работы… Морока одна. Эти две кумушки — злоречивые склочницы и клеветницы. Ещё и друг другу воду на мельницы льют. За такое у нас положено изгнание. Ну и эта — завистливая и злорадная душа. Таким на фронтире не место. У нас каждый — друг другу товарищ и брат. А если завтра — враги? Вы бы, Валерий Сергеевич, оставили такого человека прикрывать свою спину?.. Вот и я не хочу. И впредь, прошу вас, не упускайте пункт о нашей правовой основе из ваших разъяснительных бесед… Уяснить всем, если до вас ещё не дошло! На нашей земле главный закон — барон и баронесса! Выше меня — только муж, — я показала рукой на Владимира Олеговича. — Над нами боги. Нет другого закона! И если ты, девочка, — я снова повернулась к первой, — захочешь перейти самостоятельно (а ты имеешь на это право) — никто препятствовать не будет. Но помогать никто не будет тоже. Больше тебе скажу: первое, что я сделаю, если ты перейдёшь — велю отрезать тебе язык за твои вопли и за те дрянные мысли, которые бродят сейчас у тебя в голове. Так что решайте сами, как говорится. Остальные — встали и вперёд, на эту сторону! Валерий Сергеевич, внесите изменения в документы, пожалуйста.

БИРЮЗА ПОЛУЧАЕТ СВОИХ ДЕТЕЙ

Вместе с вновьприбывшими к утру четверга двенадцатого октября получилось аж девяносто восемь парней и девятнадцать девчонок, предназначенных для отправки в дальний посёлок. Новенькие до самого острова держались пришибленно, но потом увидели знакомые лица, получили вкусный завтрак и приободрились.

До осенних бурь оставалось всего ничего. В среднем мы ожидали, что погода испортится уже в ночь с субботы на воскресенье, но ненастье могло прийти и раньше, не в субботу, а в шестницу, а того и гляди — в пятницу, и поломать нам все планы. Поэтому мы решили с отправкой новобранцев не тянуть, а выполнить манёвр по переброске незамедлительно. Решили ещё вчера, так что все манатки ранее прибывших юных переселенцев были загружены в повозки аж с вечера, и ночевали они с совершенно чемоданным настроением.

Сразу после завтрака весь этот отряд (плюс сегодняшние) погрузился в телеги и с группой сопровождения выдвинулся на Бирюзу. Бирюзинцы, конечно, слышали уже, что пока пополнение приходит в основном мужское. С какой-то стороны в этом был свой плюс: мужики — это же защита и сила! Да и всяких закидонов у парней меньше. Хотя, я думаю, сегодняшнему девчачьему вливанию они всё равно будут рады.

12. СЮРПРИЗЫ И СЮРПРИЗЫ

СИТУАЦИЯ НЕ ТЕРПИТ ОТЛАГАТЕЛЬСТВ

ИЛИ

АНДЛЕ ТОЖЕ ЧИТАЕТ

Бури пятого года

Кельда

Пятый наш период бурь мало чем отличался от предыдущих. Было ужасно ветренно и ужасно промозгло. Берег вдоль Бурной и опоры моста начали полегоньку обмерзать. Сперва дело шло по-тихой и по ночам, а потом и днём. С приходом морозов неровные наледи приобретали вид чудовищных многоножек, ежей и странных колючих зарослей — Бурная мастерила из спиц шуги свои ледяные скульптуры.

Народ старался как можно меньше выходить из домов. И даже алабаи, во всякие морозы валяющиеся в снегу, соглашались пересидеть мозглую погоду в помещениях.

В один из дней, когда, как говорится, ничего не предвещало, я валялась на кровати в редком приступе бездействия и слушала, как Василиса читает мальчишкам «Волшебника изумрудного города». И тут в донжон заявилась вся облепленная снегом Андле, потрясающая каким-то предметом.

Ситуация не терпела отлагательств, ясное дело! Понимая, что чтению сейчас придёт кирдык, я оставила детей в спальне, а Андле под локоток проводила в наш с Вовой кабинет.

— Что случилось, мать?

— Вот!

Перед моим лицом замелькал предмет, при ближайшем рассмотрении (когда я наконец поймала Андле за руку) оказавшийся книгой Олдей.

— «Дикари Ойкумены». Отличная книга!

— Смотри!

Книга была распахнута на нужной странице. О, боги! Мир Астлантиды произвёл на Андле глубочайшее впечатление — и не из-за человеческих жертв, на минуточку, или, допустим, живой звезды, а — внимание! — потому что у каждого человека был свой леопард! У каждого! Ну, или, на худой конец, оцелот.

До меня медленно начало доходить.

— Ан, нет.

— Что — нет?

— Даже не думай! Никаких леопардов!

— Да погоди…

— Не хочу годить! Я против, и я тебе запрещаю! И Вове скажу,