Иволга и вольный Ветер - Галина Валентиновна Чередий Страница 31

Испугав себя такими мыслями, я схватила ухват в углу, подскочила к двери, прижалась ухом, готовая ее распахнуть и задать жару любому, кто попытается гадость сделать. Но мгновенья шли, а судя по звукам, к двери вплотную никто подходить не спешил, скорее уж было похоже, что под ближайшим окном кто-то мнется. Неужто местные алкаши-балбесы, Серега Мохов с сотоварищами подглядывать за нами с Егором решили? А если так, то сколько и чего подсмотреть успели? Вот же гады!

Окончательно разозлившись, я резко распахнула дверь и выпрыгнула на крыльцо с ухватом наперевес аки древняя охотница с копьем, намереваясь выписать таких трындюлей борзым наблюдателям, чтобы у них зенки бесстыжие на лоб повыскакивали. И тут же шарахнулась назад, чуть не шлепнувшись на задницу. А вот Севка, которого я напугала таким своим появлением все же не удержался и оказался в сугробе.

— Ты какого тут делаешь?! — закричала тоже с перепугу. Я же брату родному чуть сгоряча этой железякой рогатой в лицо и без того уже разбитое не ткнула.

— Валька, ты озверела чтоль! — раздалось почти в унисон с моим воплем.

Сделав пару вдохов, чтобы успокоиться, протянула Севке руку, помогая подняться и спросила снова.

— Ты чего здесь?

— А где? Мамка дома лютует совсем. То ревет белугой, то гонит меня за то, что мы с тобой отца родного из дому спровадили.

— И давно ты тут под окнами тусишь? — угу и что успел увидеть или услышать.

— Да минут десять как пришел. Ссыкотно просто было стучать, а ну твой мужик и на меня, как на пахана вызверится и пнет как кота шелудивого.

— Да с чего бы? И не мой он.

— Ну больно уж он лютым выглядел и конкретным. И как не твой? Вы же с ним…

— А так! — свой собственный он, вольный ветер. — Не в свое дело не лезь, не дорос еще. С мелкими что?

— Ну что… Сидят, ревут тоже, им мамку жалко. — понурившись, вздохнул брат.

— Чего ты их с собой-то не привел?

— А я знал, что можно? Может вы и меня бы на порог не пустили.

— Ну не дурак ли ты, Севка? — возмутилась я. — Да с какого перепугу я бы вас, своих сестер-братьев не пустила?

— Так мужик же у тебя…

— И что?

Мы с братом уставились друг на друга и через секунду он опустил глаза, а я вздохнула, поняв ход его мыслей. Живой пример у него — мама, которая всегда выбирала мужика, нашего отца и его интересы, а не нас.

— Сильно замерз? — Севка мотнул головой. — Тогда давай, метнись за мелкими, они же без ужина небось.

— Да какой там! Мать же уже который час страдает, а они и высунуться бояться.

— Ну вот и давай, веди, накормим, на диване уложим, нечего им причитания мамкины по этому козлу выслушивать всю ночь. А завтра во всем разберемся. Мать успокоиться за ночь, в ум придет.

Что-то злое во мне коварно зашептало, что может очнувшись от своего “горя” в пустом доме, где не будет ни одного ее ребенка, мать вдруг осознает, чего может лишиться однажды на самом деле. Хотя это крайне маловероятно, за столько лет такого не случилось, разве что моменты временных прозрений пока отец сидел, которые тут же заканчивались с его возвращением. И главное же, как я ни злилась бы, жаль ее до слез горьких, до острой боли за ребрами.

Севка привел тихих, заплаканных мелких и я прижала палец к губам, прося их не шуметь. Накормила всех, отправила младших втроем на диван спать, где они и засопели, не провозившись и пяти минут. Севке на лавке возле печки постелила и не стала даже посуду мыть, греметь, сложила в таз на завтра и погасила свет. Но сама спать побоялась. Как только Севка засопел равномерно, принесла тихонько с улицы вилы и топор из сеней, поставила у стены, устроилась на стуле у окна выходящего во двор и осталась сторожить. Мало ли что.

Глава 16

Егор

Проснулся я от взвизга подо мной сетки старой кровати, когда хотел перевернуться и даже несколько секунд ловил всполохи эдакой ностальгии по безумным отрывам в юности. Тогда тоже по утрам сладко ломило тело, одеяло палаткой стояло и случалось просыпаться на громко визжащих под тобой, отчаянно уставших от ночной эквилибристики молодых ненасытных особей койках. Только были они куда как поуже в студенческих общагах, но зато почти никогда я не просыпался один, как сейчас. Да и частенько скрипеть в момент пробуждения могло вовсе и не под тобой с партнершей. Тогда индивидуальных комнат почти никому не полагалось, разве что по большому блату. Ухмыльнулся, припомнив ту атмосферу полной свободы и абсолютное отсутствие смущения и тормозов, ведь максимум, что могло отделять трахающуюся пару от остальных — какая-нибудь занавеска.

Потянулся, поморщился и покосился уже на местную занавеску из одеял, за которую сбежала моя певчая птица. Зря сбежала, так бы ведь кайфово в полусне к ней сразу притерся бы и… ан, нет. Презервативы же остальные в сумке, по любому пришлось бы вставать. Ну ничего, сейчас я резинки возьму, иволгу мою беглую изловлю, сюда притащу и поскрипим, раскачаем старое железо.

Сел, в животе сразу заворчало от аромата какого-то печева. Опять небось уже у печки крутиться. Вот, блин, не понимаю реально. Как может женщина между комфортом и отсутствием любых бытовых хлопот и этой жопой “топи-таскай-готовь” выбрать второе? Семья, братья-сестры, все такое… но о себе то подумать надо, разве нет? С матерью там все понятно, как белый день, хрен чего поменяешь. Такая же, как и моя — без мужика, даже самого конченного козла, что ноги об тебя вытирает — не жизнь. А ребенок… дети… да ну нах эту тему материнскую! Такое настроение мигом пересралось и внутри все заворочалось раздраженно.

Что касается братьев-сестер, то не может же Валентина не понимать, что они очень скоро вырастут и у них своя жизнь будет, и хрена с два они станут вспоминать особо, как она на них свое время, силы, деньги тратила. И время тут главное. Его то никак себе не вернешь, не проживешь опять, а оно потрачено зря, на других.

Хотел выйти, как есть, но все же оделся и не зря. Отдернул колючую