Ловушка - Алексей Николаевич Евстафьев Страница 32

— Да-да, испортить настроение мы всегда друг-другу успеем, но лучше не сегодня. — согласно покачалась Нога.

Все с облегчением выдохнули, вино с водкой разлилось по стаканчикам, я выпил в очередной несосчитанный раз и меня понесло нести словесную пургу.

— Между прочим! — я вежливо постучал вилкой по стаканчику Ослиных Ушей. — Что бы никто в это вечер не остался обиженным и обделённым вниманием, я предлагаю выпить-таки за стихотворный тост Ослиных Ушей, и предлагаю выпить за него два раза. Первый раз пьём, отдавая дань, непосредственно тосту в стихах, а второй раз пьём ради уважения к изощрённой композиции сапог, сумевших проникнуть в тост. Я бы даже сказал: за пубертатно-занозистый талант этих сапог проникать в тосты, песни и гимны.

Все удивились, но выпили. Затем я поднял стаканчик куклы Ляли, принимая его за свой стакан, но присмотрелся, извинился и уже поднял собственную ёмкость, намереваясь изложить только что придуманный замечательный тост.

— Уважаемые друзья! — я липко улыбнулся. — Н-нет сомнения, что этот день навсегда войдёт в анналы моей памяти, как весьма эк-экстравагантный способ общения в весьма эк-экстравагантном месте, да к тому же я умудрился остаться живым, а это дорого стоит… вся эта подлая нелепица, произошедшая со мной, и вовсе позабылась по просьбе уважаемой Ноги, хотя наглости некоторых г-граждан не перестаёшь удивляться… представьте себе: заявляются сюда, зубами щёлкают, хотят меня сожрать… Да кто ты такой, Владимир Владимирович, чтоб меня сожрать?.. Что ты о себе возомнил?..

— Это какой ещё Владимир Владимирович? — удивилась кукла Ляля.

— Да никакой… забыли… — махнул я рукой. — П-простите, у меня язык слегка не торопится разговаривать, я слегка опьянел потому что… но позвольте мне предложить тост, то есть, позвольте сподвигнуть вас выпить за здоровье хорошего человека… то есть, за КРЕПКОЕ здоровье хорошего человека… за здоровье Балды Ивановны!!

Откуда в моей голове взялась чудовищно-странная идея выпить за Балду Ивановну — я не понимал. Но компания согласилась выпить за её здоровье и спровадила под стол очередную пустую бутылку.

— Это мы выпили за Балду Ивановну! — напомнил я о той, за чьё здоровье мы послушно выпили.

— Конечно, конечно. Всегда рады.

— А хотите ещё выпьем?

— Мы-то хотим. — воскликнула кукла Ляля. — Главное, чтоб вы хотели.

— Хочу ли я, чтоб мы выпили за здоровье Балды Ивановны? — с иронией лёгкого недоумения я посмотрел, как чудесно раскупоривается очередная бутылка. — Если именинница не будет возражать, то я с удовольствием выпью за её здоровье.

— А разве нынче Балда Ивановна именинница? — удивились Ослиные Уши.

— Откуда мне знать, когда там у ней именины. — недовольно буркнул я. — Может, она вообще померла, и мы тут так просто, от нечего делать, пьём за её здоровье. Собственно говоря, почему бы и не выпить?

— Конечно, конечно. Долгих лет ей жизни, а если что — пусть земля ей будет пухом!.. конечно, конечно…

Совокупность обязательных чувств уважения и признательности поскользнулась на сивушных маслах и ударилась лбом об зеркало в прихожей, завешанное скупо-чёрной тканью… интересно, почему мне на мгновение показалось, что зеркало в домике Ноги завешано чёрной тканью?..

— А вы нам не расскажите, что вас связывает с Балдой Ивановной? — полюбопытствовали Ослиные Уши. — Она, может быть, жена ваша?

— П-почему жена?? У меня не может быть моей женой Балда Ивановна!! — я спешно глотнул вина с водкой и сообразил, что теперь непредсказуемо пьян, и обыденная импровизация, доведённая до пророческой анархии, витает в моих мозгах, не обнаруживая место для срочного приземления. — У меня не получилось жениться на Балде Ивановне, потому что я Танечку люблю… Я даже женюсь на Танечке, как только домой вернусь… моментально женюсь… Друзья! Я всех вас приглашаю на свою свадьбу!.. Б-будьте так любезны прийти, иначе обижусь!..

— Конечно, конечно. Не волнуйтесь, Филушка, вашей свадьбы мы постараемся не пропустить.

— Хоть завтра, хоть послезавтра — придём и без приглашения! — пообещала Нога.

— Без жены не возможно долго жить такому принципиально талантливому человеку, как я, невозможно без ласки!.. — раскрывал я сам для себя прелести супружеской жизни. — К тому же, я не тиран в семейных вопросах, и если Танечка захочет вдруг стать Балдой Ивановной, я не смогу ей перечить, а просто повернусь и уйду из дома.

Я упрямо боролся с непослушным языком и с указательным пальцем, который в поисках нужного слова стремился уткнуться в тарелку с винегретом.

— П-поймите, уважаемые друзья, что Балда Ивановна не может быть моей супругой ни за какие коврижки, тут и к бабке-гадалке ходить не надо, ещё чего не хватало… Балда Ивановна — это своего рода песенный сюжет, это вынужденная проекция авторского взгляда через тернии к звёздам, через Ивана-царевича к Адаму, изгнанному из рая, а через прапорщика Удушенко — к козням Кулакова-Чудасова… причём, прошу заметить, что это проекция сугубо внутреннего взгляда, очень невероятно внутреннего и пропущенного через аккуратную фильтрацию… я ведь всё правильно говорю, Филушка?.. да, Филушка, всё правильно!.. через фильтрацию времени и пребывания себя во времени (если вы конечно понимаете, о чём я вам толкую), значит, и через построение слов во внутреннем авторском тексте через вторичное — скажем так — и подспудное содержание текста, когда проекция предъявляет всем, кроме самого автора, ничтожность авторского замысла и гениальность его воплощения… да, друзья мои, хочется иметь необозримые таланты в проявлении каждой своей человеческой сути, в каждом своём шаге, с первого дня пребывания на планете Земля, но получается чаще всего так, что, едва научившись ходить, падаешь на корячки и доходишь доходягой до дешёвого кича… топ-топ-топ…

Я изобразил двумя пальцами как неуклюже топает человечек между блюдом с ананасом и лужицей неловко расплескавшегося напитка. Мой человечек не сумел дойти куда хотел, а живо преобразовался в кулачок, цепко ухвативший заполненный стакан. Я выпил с чувством глубокой утраты по нелепому человечку.

— Д-друзья мои!.. но наше с вами ничтожество нам же самим доподлинно и понятно, а следственно оно является щедрым ничтожеством, а щедрость — если со всех сторон посмотреть — понятие богоугодное, и я поневоле начинаю обращаться за помощью и верой к Нему… через собственные инстинкты и падучую болезнь — к Нему!.. и когда Он промолчит, ничего не говоря достаточное количество времени, я наконец-то успокоюсь, и посчитаю, что всё со мной и про меня наконец-то решено… А