Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №01 за 1970 год Страница 33

И все-таки... Несколько лет назад я рискнул предположить: не в этом ли именно крылась причина всех прежних неудач?! И, тщательно изучив большую часть карийских надписей, подметил один любопытный факт, ускользнувший, вероятно, от внимания исследователей, бравшихся за дешифровку прежде. Сравнение надписей, найденных в различных областях Средиземноморья, показало — написание некоторых букв в разных текстах заметно отличалось друг от друга, но, по многим признакам, это могли быть одни и те же буквы...

Произведя несложный подсчет, я получил новый интересный результат: оказалось, что ни один из образцов карийского письма не содержал больше тридцати знаков! Что это могло означать? Только то, что прежде исследователи принимали за число знаков карийского алфавита сумму всех его «разновидностей». Самих букв было не больше тридцати. Значит, письмо не слоговое, как думали раньше, а буквенное!

Это был первый шаг. После этого значительно легче уже оказалось разделить карийские буквы на гласные и согласные. О том, что в любом буквенном письме существуют и определенные закономерности чередования гласных и согласных, известно каждому. Известно и то, что гласных обычно меньше, чем согласных. И эту закономерность можно использовать даже в том случае, если исследователь имеет дело с текстом, написанным на неизвестном ему языке. Подсчитав, как часто встречаются в различных надписях те или иные буквы, учитывая их «окружения», если надписей много, можно в конце концов установить, какие из букв передают гласные звуки, а какие согласные...

Но это далеко еще не решало дела. Гораздо важнее было узнать, как читаются буквы, и сделать это мне помогли... древние греки. Помните знаменитый рассказ Эдгара По «Золотой жук», герои которого разгадали тайну старинной записки, состоящей из одних цифр? Узнать, какую букву передает каждая из цифр, им помог не очень сложный способ — было подсчитано, какие цифры встречались в записке чаще всего. Но ведь в любом языке, как известно, некоторые буквы тоже встречаются чаще других: можно было предположить, что наиболее «частая» цифра передает наиболее «частую» букву, вторая по «частоте» цифра — вторую букву и т. д. А определив хотя бы несколько букв, уже не так трудно браться за прочтение и всего зашифрованного текста. Схожий способ помог и мне. Дело в том, что, как установили исследователи, в греческих текстах сохранилось довольно много транскрипций карийских имен. Я подсчитал буквы в карийских именах греческих текстов и в карийских надписях. Можно было предположить, что буквы, встречавшиеся одинаково часто, передавали одни и те же звуки. Одинаково часто встречались, например, греческая альфа, передававшая звук «а», и карийская буква «А», греческая сигма (звук «с») и карийская «М»... А зная даже всего четыре или пять карийских букв и зная из греческих текстов, как произносятся карийские имена, можно было определять то, как произносятся и другие карийские буквы, входящие в эти имена, написанные по-карийски...

Так в карийских надписях были прочитаны собственные имена. А знание того, как произносятся буквы, сразу же позволило определить, к какому из типов древних языков следует отнести карийский. Во многих их надписях встречаются словосочетания, в которых второе и третье слово оканчивается на «ль». Между тем сходный суффикс «ли» есть и в давно известном исследователям лидийском языке.

Но лидийцы и карийцы были соседями. Не следует ли из этого, что и языки этих народов родственны? А лидийский язык родствен тоже уже известным ликийскому и хеттскому, все эти языки составляют так называемую хетто-лувийскую группу. Надписи можно было сравнивать! Сравнивать, определяя смысл отдельных карийских слов и даже целых предложений.

Известных слов становилось все больше и больше — теперь уже можно было прочитать первые простые надписи...

...И все-таки и сейчас еще загадка карийских надписей не раскрыта полностью. Есть надписи, которые можно прочитать, но нельзя пока перевести. Многие из дошедших до нас надписей крайне неразборчивы. Работа над полной расшифровкой языка древнего народа продлится, вероятно, еще не один год. Совсем недавно, например, я получил письмо от известного французского археолога Оливье Массона, сообщившего мне, что ему удалось обнаружить в Египте, в одном из древних хранилищ, очень большое число новых карийских надписей — более полных, чем те, что были известны науке прежде. И интересно применить новый метод расшифровки на них. Кроме того, по сути дела, никаких серьезных раскопок на территории самой Карии еще не велось. И возможно, именно там будут найдены наиболее полные и интересные тексты, которые, когда их прочтут, помогут историкам узнать о карийцах гораздо больше, чем известно сейчас.

Но и первые результаты дешифровки уже позволили историкам сделать важное предположение о прошлом карийского народа. Многие исследователи считали прежде, что родина карийцев лежит на каких-то островах Эгейского моря. Но теперь, раз установлено родство карийского языка с хетто-лувийскими, вряд ли можно усомниться в том, что судьбы карийцев неразрывно связаны с племенами, говорившими на этих языках. Как утверждает большая часть исследователей, предки хеттов пришли в Малую Азию не с моря, а с суши — с востока или севера. И теперь можно предположить, что этот же путь проделали когда-то и предки карийцев — народа, который сейчас заново начинает говорить...

За бабушкиным приданым

В летние месяцы по стране разъезжаются и расходятся странные, на взгляд непосвященного, люди. Они оставляют в стороне большие города, ненадолго задерживаются в райцентрах и идут по проселкам и тропам от деревни к деревне. Их можно встретить в воскресные дни на ярмарках и базарах, но они ничего не покупают, а только фотографируют и записывают. Их привлекают шумные деревенские свадьбы, но и там они скорее работают, чем веселятся.

Эти люди — этнографы, сотрудники музеев, собиратели живой старины. Они должны найти и сохранить для истории культуры свидетельства уходящей жизни, творения народных мастеров.

На деревенской улице, у колодца или на пороге сельсовета обвешанные фотоаппаратами запыленные путники стараются, как принято у них говорить, собрать «первую информацию». Прежде всего выясняют, где в деревне наиболее старые дома, где живут старожилы, у кого в сундуках еще лежит бабушкино приданое...

И будь то на Севере или в Средней Азии, на Кавказе или в Поволжье — всюду разыгрываются почти одинаковые сцены. Сначала люди удивленно пожимают плечами, отмахиваются от вопросов («Дело-то у вас пустое»), а потом постепенно начинают вспоминать, рассказывать, советовать, к кому лучше пойти, с кем поговорить. Начинает раскручиваться тот волшебный клубок, который может привести собирателей к цели.

И они переходят из дома в дом, просят хозяев раскрыть деревянные сундуки, заглянуть в темную камору, пошарить на чердаке. Их полевые тетради и дневники заполняются записями обрядов и песен, услышанных на деревенских свадьбах и праздниках, описанием девичьих посиделок, проведенных за прялкой или ткацким станком. На фото- и кинопленках остаются улыбающиеся и серьезные старушки в давно забытых девичьих и женских нарядах, сосредоточенные старики, показывающие отцовское кремневое ружье или старую рыболовную снасть. А в адреса музеев идут посылки с собранными в «поле» вещами.

В музеях эти вещи начинают новую жизнь. К ним обращаются самые разные специалисты по самым различным поводам. Книга записи посетителей одного только отдела тканей Государственного Исторического музея в Москве является интереснейшим документом. В музей идут ученые-историки и студенты-гуманитарии. Первые — чтобы найти в вещественных памятниках подтверждение своим научным догадкам, вторые — чтобы собственными глазами увидеть трофейный шведский штандарт или мундир кутузовского солдата. Художники текстильных фабрик склоняются над русской набойкой и узбекским сюзане, стараясь глубже постичь их красоту. А модельеры удивляются современной линии гуцульского кожушка или нарядного рязанского шушпана, шитого из белого холста. Режиссеры театра и кино просят показать шляпы и зонтики, обивку кресел и бальные туалеты минувшего века.

И конечно, дети, любопытные, любознательные, которые приходят в музей стайками и прикладывают к стеклу носы, если там их что-то заинтересует. И на их вопросы, на будущие вопросы их детей тоже должна дать ответ сохраненная живая история народа, осязаемая, вещественная память.

Уже два года в отделе тканей Исторического музея открыта небольшая выставка, где собрана старинная одежда народов Поволжья. Тонкие чувашские вышивки, украшавшие рубашки и свадебные платки, бисерные, кружевного плетения, закрывающие всю грудь праздничные воротники мордвы-мокши и тяжелые, с металлическими бляшками и черной шерстяной бахромой набедренные украшения — пулаи мордвы-эрзи. Красные коралловые снизки и серебряные монеты башкирского женского головного убора спорят по красоте с марийской сорокой, очелье которой сплошь покрыто древним и полным некогда магического смысла узором.