Графоманка - Аля Пачиновна Страница 34

Ещё немного и, как из бездны, назад дороги не будет. Куда Лера должна допустить Графа, или где поставить точку, чтобы после ее косяка с рубашкой это не выглядело кокетством. «Ах, Граф, вы такой проказник! Выйдите сейчас же из меня!». Главное, чтоб вот так не получилось!

Лера очнулась, когда зубы переместились на ее лобок, а жесткие пальцы подцепили сверху край эластичного пояса шортов.

- Гр…Хл…Глеб… нет! - прохрипела Лера, путаясь в сочетаниях звуков.

Он, как будто, не услышал протеста, настойчивее потянул шорты и сильнее прикусил плоть через ткань. Лере стало по-настоящему страшно, ибо сейчас она, наконец, на собственной шкуре испытала то, что пафосно описывают в своих пошлых книжонках озабоченные графоманки. То, что раньше вызывало лишь смех, сейчас заставляло ее выгибаться и хрипеть, теряя самообладание и способность ясно мыслить. Но самый ужас был в том, что и Граф стремительно терял человеческий облик. Он уже волной ходил над Лерой, пытаясь одновременно целовать, кусать и стягивать с неё одежду в обе стороны, не особо заботясь о швах. Как одержимый!

«Нет! Нет! Мы не готовы!» - кричали хором женщина и личность.

- А мы даже очень! - Граф упёрся своим графиком ей в живот, доказывая их готовность, и снова накинулся на губы.

Она что, это вслух сказала?

Лера, вдруг, вспомнила, что перчатки все ещё на ней и, собрав все оставшиеся силы, обрушила их узурпатору на  голову с двух сторон. Синхронно зарядила по ушам, даже, казалось, сама звон услышала. Граф замер, уставился на неё взглядом трезвеющего после запоя дебошира. «Простите, а часовню тоже я развалил» - читалось в нем. И это было так смешно, что Лера взяла… и засмеялась.

Смех, видимо, явился техническим нокаутом. Почувствовав, что никто больше не настаивает на сближении тел и обмене жидкостями, Новодворская потихоньку выползла из-под Графа.

- Спасибо! Стресс как рукой сняло! - сказала она поднимаясь. Лера кое-как стянула вонючие боксёрские перчатки с мокрых рук, избавила пылающее лицо от налипших волос и шумно выдохнула себе на лоб. -  Но я бы, все-таки, предпочла устранить причину.

Она кинула перчатки развалившемуся на матах Графу. Он поймал и усмехнулся одним уголком рта.

- Приходи, когда захочешь устранить. Я тебе помогу.

Лера могла бы ещё тысячу шпилек воткнуть Графу в печень, но надо было завязывать перепалку, пока поединок не разгорелся с новой силой. Лучше не рисковать.

Она добежала до своей комнаты, побив собственный рекорд. Закрыла дверь на щеколду, включила свет.

И сразу увидела ее. На кровати. Ту самую. В павлинах.

И это было уже не смешно…

Глава 19

Глава 19

Лера не помнила, как раздевалась и принимала душ. Всё было словно сквозь сон. Помнила только, что за стенами графьей крепости лабала стихия: грохотал гром, свистел ветер, шумел дождь и лес, причём невпопад, но так уверенно, будто отрабатывая гонорар за представление. Новодворская думала, что уснуть раскалённая, влажная, да ещё под этот буйный квартет не сможет. Но уснула почти сразу. Или, скорее, просто потерялась где-то между явью и обмороком.

Проснулась от солнца, робко заглядывающего в незашторенные окна. А в лесу оно, как творческий работник, просыпалось к обеду, если вообще вставало над кронами.

Оторвав голову от подушки, Лера огляделась. Ожидать можно было всего, чего угодно. Но того, чего можно было ожидать, слава Богу, не было. Только вещи разбросаны. И рубашка в павлинах так и лежала на краю кровати. Лера приняла взвешенное решение продолжать игнорировать презент. Подняла затёкшее, будто побитое тело и понесла его бережно в ванную. Странное было чувство… будто проснулась она после бурной ночи с мужчиной. Который ушёл тихонько. Без рубашки. Новодворская не знала, что должна чувствовать женщина после бурной ночи, но генетическая память никогда не изменяет даже злой и голодной девственнице.

После вчерашней драки в спортзале, Лерина внутрення женщина взяла в заложники душу. Стала требовать  сладкого, угрожая продать ее первому встречному дьяволу за кусок торта. Она не то чтобы была сладкоежкой, но неделя  сахарной аскезы кого угодно превратит в исчадие Гуантанамо.

Для поиска чего-то с высоким содержанием глюкозы нужно было элементарно выйти из комнаты. Йети не решалась, хотя недовольное урчание живота усиливалось пропорционально желанию разворошить какой-нибудь небольшой улей. А учитывая, что  выход из берлоги чреват изнасилованием, ну, или, по крайней мере, его попыткой… без подготовки рисковать не хотелось.

Говорят, один гектар соснового леса за сутки выделяет в атмосферу до пяти килограммов фитонцидов. Лера ощущала по грамму в каждой клетке своего организма. Кожа, казалось, разгладилась, посвежела, стала светиться изнутри. И глаза вместе с ней. Захотелось распустить волосы, которые, почему-то больше не торчали в разные стороны, как у городской сумасшедшей. Ссылка в Сибирь диссидентке Новодворской явно шла на пользу. Она пару раз даже прошлась по ресницам Шанелью, подсунутой «заботливой» рукой Марии. Потом, подумала… и тщательно обвела губы неброской помадой в тон дохлой розы. Глаза вспыхнули ярче. Это был ее цвет. Весьма кстати пришёлся свободный костюм из натурального льна с брюками палаццо, жакетом и белые минималистичные лодочки. У Йети был вкус, только она его скрывала даже от себя. И вкусу этому Мария угодила. Спасибо.

Она себя такой не помнила… Почему она раньше так не одевалась? Нормальная же фигура, рост. «Сюда бы ещё украшения такие, массивные из металла под золото» - робко  добавила внутренняя женщина.

По лестнице спускалась не дыша. Если Граф ее увидит… он подумает, что она так вырядилась для него. А с другой стороны, как она должна была вырядиться? Это самое приличное из гардероба, любезно предоставленного принимающей стороной.

Но уже в столовой Лера готова была на два свидания с Графом, вместо одной встречи с Виолеттой.

- Извините, что помешала вам прятать миллионы, - вырвалось у Новодворской прежде, чем она успела подумать. Как обычно, впрочем.

Виолетта медленно, как подъёмный кран,  повернулась грудью на Леру и осела на стул. В одной руке она держала пафосную бутылку с каким-то дорогим, судя по всему, пойлом, а в другой - бокал.

- Ты меня чуть не убила, - меняя цвет лица с фиолетового на серый,