Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №06 за 1988 год Страница 35

Миллер хлопнул его по спине.

— Можешь сходить выпить кофе. Я постою за тебя.

— О"кэй. Спасибо.

Он ушел, и мы с Миллером подошли к проему.

— Скажи мне, что ты там видишь,— попросил он.

Я посмотрел в окно. Очевидно, одна из летающих тварей опрокинула ночью мусорный бак, рассыпав по асфальту бумажки, банки и пластиковые стаканчики. Чуть дальше исчезал в тумане ряд ближайших к магазину автомашин. Больше я ничего не видел и так ему и сказал.

— Вот тот голубой пикап «шевроле» — мой,— сказал он, указывая рукой, и я различил в тумане намек на что-то голубое.

— Но если ты помнишь, вчера, когда ты подъезжал, стоянка была почти полна, не так ли?

Я взглянул на свой «скаут», вспоминая, что мне удалось поставить машину близко к входу в магазин только потому, что кто-то освободил место, и кивнул.

— А теперь, Дрэйтон,— сказал Миллер,— присоединим к этому факту еще кое-что. Нортон и его четверка... Как ты их называл?

— «Общество Верящих В Плоскую Землю».

— Отлично. Прямо в точку. Они выбрались, так? И прошли почти всю длину веревки, а потом мы услышали этот рев, словно там бродило целое стадо слонов. Так?

— Это не было похоже на слонов,— сказал я.— Скорее на... «На что-то из доисторических болот»,— просилось на язык.

— Я не знаю, на что,— закончил я тихо.

— Но, судя по звуку, это было что-то большое.

— Да, пожалуй. И я полагаю, это еще мягко сказано.

— Тогда почему мы не слышали, как бьются машины? Скрежет металла? Звон стекла?

— Ну потому что...— Я замолчал.— Не знаю.

— Они никак не могли все выбраться со стоянки до того, как нас тряхнуло,— сказал Миллер.— Я вот что думаю. Я думаю, мы не слышали этих звуков, потому что машин просто нет. Сквозь землю провалились, испарились, как хочешь... Если уж перекосило эти рамы, с полок все попадало... И городская сирена замолчала в тот же момент.

Я попытался представить себе половину автостоянки. Представил, что иду и подхожу к свежему провалу в земле, где кончается асфальт с аккуратно расчерченными желтой краской местами для автомашин. Провал, склон или, может быть, бездонная пропасть, затянутая ровным белым туманом...

— Если ты прав,— сказал я, подумав,— то как далеко ты уедешь на своем пикапе?

— Я про него не думал. Я думал про твою машину с четырехколесным приводом.

Об этом, конечно, стоило подумать, но не сейчас.

— Что у тебя на уме?

— Соседняя аптека,— не заставляя себя упрашивать, продолжил Миллер.— Об этом я тоже думал. Что ты на это скажешь?

Я открыл было рот, собираясь сказать, что не имею ни малейшего представления, о чем он говорит, но тут же и закрыл. Когда мы подъезжали к магазину, бриджтонская аптека работала. Прачечную закрыли, но аптека работала. Чтобы впустить свежий воздух, они открыли двери настежь и застопорили их резиновыми колодками, потому что кондиционеры у них, как и везде, остались без электричества. Дверь в аптеку должна быть не дальше двадцати футов от входа в магазин. Тогда почему...

— Почему никто из тех людей не пришел к нам? — задал за меня вопрос Миллер.— Ведь прошло восемнадцать часов. Они должны были бы проголодаться.

— Там есть продукты,— сказал я.— Они всегда продают что-нибудь. Крекеры, выпечку и всякую всячину. Плюс кондитерский прилавок.

— Я не думаю, что они стали бы сидеть на такой диете, когда здесь столько всего.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что я хочу смыться отсюда, но не хочу стать обедом для какого-нибудь беглеца из второсортного фильма ужасов. Четверо или пятеро из нас могут сходить и проверить ситуацию в аптеке. Своего рода пробный шар.

— Это все?

— Нет, есть еще одно дело.

— Что еще?

— Она,— сказал Миллер и ткнул пальцем в направлении одного из средних проходов.— Эта сумасшедшая стерва. Ведьма.

Указывал он на миссис Кармоди. Она уже была не одна: к ней присоединились две женщины. По их яркой одежде я заключил, что они из тех, которые приезжают сюда на лето, дамы, оставившие, может быть, дома семьи, чтобы «сгонять в город и кое-что купить», и теперь съедаемые беспокойством за своих мужей и детей. Дамы, готовые ухватиться за любую соломинку. Даже за мрачные утешения миссис Кармоди.

— Она — это еще одна причина, почему я хочу убраться отсюда, Дрэйтон. К вечеру рядом с ней будет уже человек шесть. А если розовые твари и птицы вернутся сегодня ночью, завтра утром у нее будет целая конгрегация. И тогда уже нужно будет беспокоиться о том, кого она прикажет им принести в жертву, чтобы результат был получше. Может быть, меня, или тебя, или этого Хатлена. Может, твоего сына.

— Бред какой-то,— сказал я.

Но так ли это? Холодок, пробежавший у меня по спине, подсказывал, что, может быть, он прав. Губы миссис Кармоди двигались и двигались, а дамы-туристки, не отрываясь, следили за ее морщинистыми губами. Бред? Я вспомнил пыльные чучела, пьющие воду из зеркального ручья. Миссис Кармоди обладала какой-то силой. Даже Стефф, обычно рациональная и рассудительная, упоминала ее имя с некоторой настороженностью.

«Сумасшедшая стерва,— назвал ее Миллер.— Ведьма».

— Люди, собравшиеся здесь, испытывают на себе сейчас нечто подобное воздействию восьмого круга ада,— сказал Миллер и, показав жестом на выкрашенные красной краской рамы, обрамляющие стекла, перекошенные, выгнутые, потрескавшиеся, добавил: — Их мозги сейчас как эти вот рамы. Уж про себя я точно могу сказать. Половину прошлой ночи я думал, что я свихнулся, что на самом деле я в смирительной рубашке где-нибудь в Данверсе, что я просто вообразил этих розовых тварей, доисторических птиц, щупальца, и все это исчезнет, когда войдет хорошенькая медсестра и вколет мне в руку успокоительного.— Его маленькое лицо побелело и напряглось. Он посмотрел на миссис Кармоди, затем снова на меня.— Я скажу тебе, что произойдет. Чем больше люди свихиваются, тем лучше для некоторых из них она будет выглядеть. И я не хочу тут оставаться, когда это случится...

Окончание следует

Перевел с английского А. Корженевский

Дело вкуса

Похождения чеснока

Чесноку мне, чесноку! Возглас этот раздается не за обеденным столом, не в поварской, а в суде: герой английской пьесы времен Шекспира вообразил, что он околдован. Сейчас это кажется несообразностью, а для зрителей XVII века не было ничего не понятного: что же лучше, чем запах чеснока, отгоняет нечистую силу! Стоило героям тогдашних пьес заподозрить, что с ними что-то неладное, как они в панике просили головку чеснока. От того, кто наелся этого овоща, должен отшатнуться сам сатана, не говоря уже о мелких бесах. Не зря же есть присловье: «Кто чесночку поел — сам скажется». А каких только бранных слов не удостаивалось «смрадное» растение! Одно из последних — сравнение с запахом ацетилена. Муки тех, кому, так сказать, не по нюху этот запах, длятся по меньшей мере пятую тысячу лет.

Родина чеснока — Средняя Азия. Возделывали его и в Древнем Египте, и в Греции, и в Риме, и в Индии. Там не боялись крепких запахов. А в Древнем Китае у чеснока было и уже знакомое нам побочное применение. Чеснок — вместе с шумом и гвалтом — должен был распугивать злых духов во время погребальной церемонии.

В средние века европейские крестьяне заедали чесноком солонину и селедку, а русские мужики пошучивали: «Чеснок да редька, так и на животе крепко». Для голодных лет бытовала шутка погорше: «В дому чеснок толченый да таракан печеный».

В те времена чесночная дезинфекция многих спасала от желудочных заболеваний. Есть на счету чеснока и очевидный подвиг: в 1720 году он в союзе с уксусом спас тысячи марсельцев от распространения эпидемии чумы.

«Запах этого растения,— писала одна знаменитая английская повариха прошлого века,— считается оскорбительным. Из всей семьи луковых оно самое острое на вкус. В 1548 году чеснок был завезен в Великобританию с берегов Средиземного моря, где он произрастает в изобилии. На континенте его употребляют без всякого удержу — особенно в Италии. Французы тоже добавляют его во множество блюд».

В этой фразе, произнесенной в чопорную викторианскую эпоху, так и слышится, что чеснок есть исчадие ада, который начинается по ту сторону Ла-Манша. На самом же деле дата его завоза с континента взята «с потолка». Даже английское слово «гарлик» — «чеснок» — восходит к временам, когда племена англосаксов громили кельтские племена бриттов. Слово сложилось из сочетания тогдашних слов «лук-порей» и «копье» — так сказать, «лук с копьем». Дикий чеснок веками рос в английских церковных дворах, а чесночные бусы на шее, по поверью, отгоняли демонов и вампиров. Скорее всего и выращивать чеснок в Англии начали раньше XVI века.