Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №08 за 2008 год Страница 36

Лишь раз их отношения, такие скрытые и такие явные, окажутся достоянием окружающих. «Идалия приходила вчера на минуту с мужем, — напишет Дантесу его супруга Екатерина де Геккерн, когда того вышлют за пределы России. — Она в отчаянии, что не простилась с тобой... Она не могла утешиться и плакала, как безумная…»

Только старинный бокал, подарок барона де Геккерна, сохранит в семье графа Строганова — отца петербургской красавицы Идалии Полетики — память о тех событиях. А ответное письмо сиятельного графа: «...когда Ваш сын Жорж узнает, что этот бокал находится у меня, скажите ему, что дядя его, Строганов, сбережет его как память о благородном и лояльном поведении, которым отмечены последние месяцы его пребывания в России» — станет одной из загадок семейного архива Дантесов.

Говорили, что ее красота не уступает прелести Натальи Николаевны. Гончаровы и Идалия Полетика — троюродные сестры. Рыжеволосая, зеленоглазая красавица — незаконнорожденная дочь блистательного графа Строганова.

Что хотел Пушкин?

Споры вокруг дуэли Пушкина с Дантесом будут продолжаться бесконечно. Среди множества предположений неоднократно высказывалась и версия о международном заговоре. Ю.Н. Тынянов, например, считал, что заговор сложился на Венском конгрессе по предложению министра иностранных дел Австрии К. Меттерниха (впоследствии канцлера) и Александра I . Его целью было препятствовать революционно-либеральному движению, убирая его вождей и глашатаев — Грибоедова , Полежаева, Лермонтова …

Представить себе подобный заговор глав государств сложно, вряд ли они видели серьезную опасность в писателях и поэтах. К тому же, возвращаясь к Пушкину, поэт не был вольнодумцем! В основном он разделял взгляды Николая I на внешнюю и внутреннюю политику, разумеется, не без критики. Свою роль глашатая он изложил еще в 1834 году в «Сказке о золотом петушке». Поэт, по его представлениям, — всегда пророк. И до той поры пока политические деятели прислушиваются к его голосу, в государстве царят мир и благоденствие. Именно гражданская позиция Поэта, а не семейная драма лежит в основе конфликта «Пушкин — Геккерн».

Осенью 1836-го над безоблачной петербургской жизнью Геккернов сгустились тучи.

«Как же это случилось, мой друг, что ты мог говорить о моих домашних делах с Геккерном как с посланником? — напишет будущий король Нидерландов Вильгельм II своему шурину Николаю I. — Он изложил все это в официальной депеше…» Да, сам того не желая, прирожденный дипломат барон Геккерн допустил непозволительную ошибку: передал министру иностранных дел Нидерландов содержание своей приватной беседы с Николаем I, который что-то поведал ему «о домашних делах» Вильгельма. Но, разумеется, барон ни в коей мере не хотел рассорить государства. После этого письма отношения с представительством Нидерландов в России стали прохладными. Высочайшие неблаговоления посыпались и на Дантеса. Молодой поручик, который, по мнению Данзаса, секунданта Пушкина, «пользовался очень хорошей репутацией и заслуживал ее вполне», в короткий срок получает больше служебных взысканий, чем за три предыдущих года. А после «усыновления» на балы в Аничков дворец его вообще не приглашают. А тут еще и Пушкин отказал Дантесу от дома.

Они были знакомы довольно близко, и если не дружили, то относились друг к другу с симпатией. Александр Сергеевич считал кавалергарда человеком приятным и остроумным и от души смеялся над его каламбурами. Жорж был частым гостем в их доме, забавлял сестер Гончаровых. С лета 1836-го они встречались у Карамзиных. И за Натальей Николаевной он, конечно, ухаживал. Но не обходил вниманием ни ее сестру Екатерину, ни других дам. Его имя могло оказаться тогда в дневнике любой светской девицы. Он балагурил, поднимал веселые тосты. «Поведение вашего сына не выходило за пределы приличий», — написал Александр Сергеевич в черновике письма к де Геккерну. Однако…

Ни Карамзины, ни Тургеневы, ни Пушкины — не фешенебли! Они не принадлежат к придворной касте вельмож, приближенных к трону, среди которых до самого возвращения де Геккерна, вращался Жорж Дантес. Общество, которое с недавнего времени посещает блестящий кавалергард — карамзинская молодежь и талантливые поэты, писатели, музыканты и художники.

Чем привлек молодого француза этот интеллектуальный и отчасти либеральный русский кружок? Не по просьбе ли де Геккерна проводит в нем Дантес чуть ли не каждый вечер?

Видимо, этот вопрос заинтересовал и Пушкина… Да и неожиданное «усыновление» тоже будоражило общество. Ходили слухи, что Дантес — незаконнорожденный сын голландского короля! Выяснить реальную ситуацию несложно. Пушкин пользовался царской библиотекой, замечательно владел французским, читал на английском и немного на немецком. Вероятно, тогда поэт и понял, что пресловутое «усыновление» незаконно, но целесообразно. И цель у него может быть только одна — политическая. Прервав с семейством Геккернов все отношения, Пушкин обратился к царю: «...считаю своим долгом довести до сведения правительства и общества». О тайной аудиенции Александра Сергеевича и Николая I известно мало. Она состоялась 21 ноября 1836 года, их разговор длился более часа. Государь поблагодарил Пушкина и взял с него слово ничего не предпринимать. Сдержать слово Пушкин не смог.

Барон Геккерн

Потом, после трагических событий на Черной речке Вильгельм Оранский и Николай I будут обсуждать в тайной переписке «дело Геккерна» — его ошибки на дипломатической службе (депеша о беседе с Николаем) и само усыновление Жоржа Дантеса вызвали у них множество вопросов. Но Вильгельм Оранский станет королем только в 1841 году и на данный момент ситуацией, связанной с бароном, не владеет в полной мере, объяснить ее он может лишь как недоразумение. Вследствие чего все дело сведется к частному аспекту — вине Геккерна.

Дальнейшая миссия барона в качестве посла признается обеими сторонами невозможной. Правда, негативные отзывы о нем не помешают будущему Вильгельму II в 1845 году отправить барона во главе дипломатической службы в Вену — на ответственный пост, который он будет занимать более тридцати лет.

Первый, ноябрьский вызов Дантес хотел принять немедленно. Но перепуганный посол и слышать об этом не мог. Дуэли в России запрещены! И если под дулом великолепного стрелка Бог сохранит «сыну» жизнь, Дантеса ожидает повешение, а нидерландского посланника — отставка, высылка и, как следствие, неминуемый конец карьеры.

Он едет к Пушкину и, рыдая, просит его решить все без кровопролития. Пытается уговорить Наталью Николаевну написать Дантесу письмо, умоляя не драться с мужем. Пушкин соглашается только на двухнедельную отсрочку. И мысли посла обращаются к влюбленной в Жоржа Екатерине Гончаровой…

О женитьбе Геккерны подумывали и ранее. Правда, невеста предполагалась гораздо более знатная и состоятельная. Мари Барятинская, например. Но в надвигающейся катастрофе некрасивая, почти тридцатилетняя, небогатая барышня — единственное спасение.

Как означено в книгах записей бракосочетаний, венчание барона Георга Карла Геккерна и фрейлины Ее Императорского Величества девицы Екатерины Гончаровой состоялось 10 января 1837 года в Исаакиевском соборе по православному обряду и в костеле Св. Екатерины — по католическому.

Геккерны как могли пытались наладить отношения: Дантес приезжал со свадебным визитом — Пушкин его не принял. Он дважды писал Пушкину. Письма вернулись нераспечатанными. На свадебном обеде у графа Строганова, на который Пушкин не мог не приехать, де Геккерн просил его изменить свои отношения на родственные. Пушкин не пожелал иметь никаких отношений между их домами. Понять поэта было невозможно.

Копию известного письма, посланного Александром Сергеевичем барону Луи де Геккерну в конце января 1837 года, Дантес будет долго носить в кармане. И каждый прочитавший его качал головой. На этот раз выбора Дантесу поэт не оставил.

«…Дуэли мне уже недостаточно, и каков бы ни был ее исход, я не сочту себя достаточно отмщенным ни смертью вашего сына, ни его женитьбой, ни письмом, копию которого сохраню для моего личного употребления. Я хочу, чтобы вы дали себе труд и сами нашли достаточные основания для того, чтобы побудить меня не плюнуть вам в лицо и чтобы уничтожить самый след этого жалкого дела…»

Чего же хотел Пушкин? Вероятно, чтобы оба Геккерна покинули Россию.

«Мы отмщены, Жорж!»

Убивать русского поэта, новоиспеченного родственника, да и просто человека Дантес не собирался. Это была его первая и последняя дуэль. Для Пушкина она стала тринадцатой. Правда, все предыдущие были бескровными. Но при данных обстоятельствах отделаться выстрелами в воздух противники не могли. И Дантес решил стрелять в ногу.