Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №01 за 1977 год Страница 37

— Раз! Два! Три! Четыре! — громко считал кто-то.

На одном из тактов Маэда повернулся лицом к строю, гордо принял общий поклон, встал и пошел развалистой походкой. За ним поднялись черные пояса, потом коричневые, и лишь опоясанные белыми поясами первокурсники оставались на полу, и их стриженые головы с оттопыренными ушами еще долго опускались и поднимались.

— На улицу! — крикнул Маэда. И все сорвались с мест и побежали к дверям.

...Год назад в Токио промозглым зимним днем я удидел группу каратэистов. Они бежали по узкой многолюдной улице, ловко маневрируя в толпе, ощетинившейся зонтиками. Шел липкий снег с дождем, и босые ноги каратэистов были красны от холода. Белая одежда посерела, и бегуны очень напоминали заброшенных и голодных белых медведей. Неужели так необходимо бежать именно сейчас и именно здесь? Бег их казался надуманным, ненужным.

— Ос! Ос! — восклицали они на разные голоса, подбадривая себя. Один из, голосов показался мне странным. Я оглянулся — и увидел европейца. Как это всегда бывает с иностранцами на японских улицах, мы встретились взглядами, и он смутился.

«Ну уж я-то никогда не побегу вот этак по улицам, босиком, да чтоб все на меня смотрели», — подумал я.

А теперь и я бегу босиком по бетонному деревенскому шоссе. Острые камешки впиваются в босые ноги, и неудобна с непривычки белая форма. Дорога очень узкая, и нас то и дело обдают жаром тяжелые грузовики, проносящиеся так близко, что со страхом отпрыгиваешь в сторону (потом привыкаешь не только к этому). Мы бежим нестройной толпой и вразнобой испускаем дикие крики. Но беспорядок здесь кажущийся — нетрудно заметить, что за каждым новичком неотступно следует владелец черного пояса.

Кажется, нет конца улицам, поворотам, горным тропам. Неумолимо азиатское солнце, и недвижим влажный воздух. Бежать все тяжелее. Сзади меня сопит обладатель черного пояса, тот самый, которому в раздевалке грели куртку, и хрипло шепчет:

— А ну кричи «ос»! Ну! Кричи на выдохе! Давай! «Ос!»...

— Ос! — не выдержал я.

И бежать стало легче! Крикнул еще, и стало еще легче. Вот это да... Значит, это магическое слово не только служит приветствием?

— На Востоке ничего не бывает просто так! Ос! — прохрипел черный пояс.

— А что значит «ос»?

— Терпи!

— И так терплю, а все-таки?..

— «Терпи» и есть значение этого слова. «Ос» — второе, малоупотребительное чтение иероглифа «синобу» — «терпеть».

На дорожном указателе мелькнули знакомые иероглифы. Что? Соседняя станция электрички? И я добежал до нее? Да еще босиком? Не ожидал...

У здания станции все, не останавливаясь, повернули обратно.

Когда мы вернулись в университет, уже начинало смеркаться. В Стране восходящего солнца рано темнеет, и тихие горы стали похожи на ночные призраки, и между ними засветился крошечными огнями соседний городок Хирацука.

Обежав здание спортивного зала, запыленные и тяжело дышащие студенты остановились на колючей зеленой лужайке против тугих соломенных шаров, надетых на крепкие колья, и без передыха начали изо всех сил, долго и методично, бить кулаками в эти соломенные головы, оттачивая точность удара. Вскоре на желтоватых шарах показались пятна крови. Потом шары стали и совсем черными в наступивших фиолетовых сумерках, но разбитые кулаки все вонзались в них. Ни тени страдания не было видно на хмурых лицах. Потом первокурсники принесли банки с йодом, все окунули в них кулаки и убежали в зал. Тут я заметил, что у «черных поясов» на пальцах зловеще белеют мозоли, больше похожие на костяные отростки. Теперь-то я знаю, как они появляются...

Казалось, что мы лишние здесь и про нас все забыли. Тогда мы еще не знали, что японцы умеют наблюдать даже во сне.

В зале отрабатывали ключевые движения каратэ, основу всех приемов. Я механически подчинялся командам и обдумывал только что увиденное.

— Ты думаешь о чем-то постороннем, и поэтому упражнение у тебя не получается! — услышал я сзади знакомый голос владельца нагретой куртки. На кончике его пояса были вышиты два оранжевых иероглифа фамилии: Уда. — Когда занимаешься каратэ-до, нельзя думать ни о чем, — продолжал Уда, — потому что в это время ты постигаешь путь всего живого. Познать его невозможно, как невозможно и выразить. Его можно только почувствовать. А для этого твое сердце должно уснуть, потому что оно орган мысли. Ты как бы остаешься в той позе отрешенности, что мы приняли в начале занятий. А лицо твое должно выражать только ненависть и неотвратимость твоей победы. И тогда руки и ноги будут действовать сами — легко и свободно.

Я попытался сделать, как велел Уда: упражнение и вправду стало получаться! Но, послушно отрешившись от всего, я заодно и сбился со счета. А следить за ним нужно было потому, что на каждый десятый такт все хором кричали. Я же крикнул на восьмой:

— Ос!

— Ос! Ос! Ос! — вдруг запели в разных концах зала.

Это были голоса первокурсников. Мой преждевременный крик был воспринят как знак скромности и послушания, приличествующий новичку, и они поспешили засвидетельствовать «черным поясам» то же самое...

Упражнения продолжались. Общий ритм каратэ гипнотизировал.

Это было чувство, рожденное церемонией. Тогда я еще не знал, что оно с разной силой будет охватывать меня очень часто в этой стране, где по всякому поводу устраиваются долгие и, казалось бы, ненужные ритуалы.

Церемония подавляет и изменяет людей. Однажды в университетской аудитории, тесной и грязноватой, студенческий клуб устроил дискуссию. На зеленой доске красивыми иероглифами была написана тема. Колченогие столы были задрапированы простынями, а на табуретке красовалась серо-зеленая ваза с желтыми цветами. (Серый, зеленый и желтый — излюбленные цвета японцев. Все, что везде бывает белым, — стены, потолки, двери, халаты, — здесь выкрашено в этот тройной смешанный цвет.) Дискуссия шла в чисто японском стиле: каждый говорил о своем, а остальные уважительно кивали головами. Не верилось, что еще полчаса назад все присутствующие вместе горланили песни в пивной или ставили друг другу синяки во время матча регби. Двое молчаливых студентов встали и начали кланяться, объясняя, что им нужно уйти. Не переставая кланяться и рассыпать извинения, они вышли. Я выскользнул за ними. Так и есть: в коридоре они снова превратились в обычных людей, потому что церемония осталась за дверью.

Сейчас церемонией был пронизан просторный зал.

— Садись! — крикнул кто-то, и все шустро расселись на паркете в круг и сидели молча минут пять в неудобных церемониальных позах, пока президент Маэда не крикнул: «Сесть свободнее!» Тогда все зашевелились и скрестили ноги по-турецки. На середину круга вышел вечно смеющийся Маэда и ударил в большой барабан. Деревянные стены зала гнусаво запели. На середину вышел второй обладатель черного пояса и стал кланяться Маэде, приговаривая:

— Ос! Прошу вас! Ос!

— Время! — крикнул кто-то, и оба приняли боевые стойки. Смеющиеся глаза Маэды неожиданно стали холодными и страшными. Его соперник старался сделать свой взгляд таким же, но это не получалось, и его глаза оставались добрыми, а босые ноги нервно переступали по паркету, ища удобной позиции. Маэда с презрением смотрел на него, громко дыша, — и вдруг, не размахиваясь, изо всех сил ударил соперника ногой по щеке. Тот молча согнулся от боли. И тут же, как молния, блеснула его нога в белой штанине, и коварный удар в низ живота, казалось, был неотвратим, но Маэда ловко увернулся. Было впечатление, что смотришь кинопленку, которую пустили слишком быстро, — настолько молниеносны и коротки были удары. Ничего нельзя было разобрать в белом месиве, которое иногда испускало то нетерпеливый вздох, то сдавленный стон. На секунду соперники остановились и посмотрели друг на друга. Неутоленной ненавистью дышали их взгляды.

— Время! — снова крикнул кто-то, и они оба вдруг рассмеялись, а глаза Маэды снова стали хитрыми. Что это, игра? И что именно было игрой здесь?

Соперник снова начал кланяться Маэде, говоря:

— Ос! Большое спасибо!

Но Маэда отвернулся от его поклонов, отдуваясь, пошел на свое место и сел. Вернулся на место и соперник. Тотчас к обоим подбежали первокурсники и молча предложили им горячие полотенца. Но «черные пояса» притворились, будто ничего не замечают, и первокурсники с поклонами отбежали.

Схватки продолжались. Один из дерущихся хлюпнул носом, и на белую куртку упали красные капли.

— Пойди умойся! — засмеялся Маэда.

— Ос! — прошептал тот и убежал, а на зеркальном полу до двери пролегла ярко-красная дорожка. Я вспомнил соломенную голову и разбитые кулаки. Пожалуй, впервые в жизни я увидел столько крови за один день. А тем более в чистенькой и спокойной Японии. Странно...