Светочи Тьмы - Татьяна Владимировна Корсакова Страница 37

– Потому что у него по-прежнему не было доказательств. Ювелир отказался продавать дневник Берга. Отказался даже дать его во временное пользование. А без доказательств что можно было сделать?

Мирослава задумалась. Будь она на месте Разумовского, первым делом она бы обратилась к заинтересованному лицу. А самым заинтересованным в истории Горисветово был Всеволод Мстиславович.

– Я бы поговорила с шефом, – сказала она.

– Именно это я ему и посоветовала. У Всеволода Мстиславовича были деньги, связи и влияние. Он запросто мог решить эту проблему. Тогда, по крайней мере, мне так казалось. Но ювелир оказался чертовски упрямым старикашкой. Его не интересовали деньги, на него невозможно было повлиять каким-то иным способом. Я помню, как сильно они расстроились: Максим и Всеволод Мстиславович. Столько расстройств из-за такой ерунды, да?

Мирослава не считала случившееся ерундой. Теперь картина произошедшего тринадцать лет стала чуть более понятной. Если бы у Разумовского получилось доказать авторство Леонида Ступина, Свечная башня утратила бы сложный и такой неудобный статус объекта культуры, ее можно было бы реставрировать, перестраивать, разбирать по кирпичикам, если бы кому-то вздумалось с ней так поступить. А ведь вздумалось бы! Хотя бы затем, чтобы отыскать тайники Агнии Горисветовой. Отыскать тайники и спрятанные в них ценности. Но старый ювелир оказался упрямым старикашкой и отказался предоставлять доказательства. А потом ювелира ограбили…

– Елизавета Петровна, и ему так ничего и не удалось найти?

– Кому? Максиму? – Лисапета посмотрела на нее каким-то странным, затуманенным взглядом, словно мысленно была где-то очень далеко.

– Да, – Мирослава кивнула. – Может быть, он нашел способ решить проблему каким-то иным путем?

– Он нашел способ… – Взгляд Лисапеты какое-то мгновение оставался туманным, а потом враз сделался подозрительным: – Почему ты спрашиваешь? Какое тебе дело до башни и до… – Ее лицо поплыло, словно было сделано из воска, на нем отразились поочередно злость, боль и надежда, а потом оно застыло равнодушной маской. – Зачем вы меня расспрашиваете, Мирослава Сергеевна? – повторила она уже совершенно другим, официальным тоном. – Максима больше нет. Оставьте уже и его, и меня в покое!

Она резко развернулась, готовая уйти. Мирослава поймала ее за рукав кофты.

– С ней что-то не так, – сказала сиплым от волнения голосом.

– С кем? – спросила Лисапета. Она замерла, словно парализованная, а на Мирославу посмотрела с ужасом.

– С башней. С башней что-то не так. По ночам на ней зажигается свет.

– Глупости… – Ей показалось, что Лисапета вздохнула с облегчением. Наверное, говорить о башне ей было проще, чем о Разумовском. – Ты сама знаешь, что башня в аварийном состоянии. Она на замке, Мира.

– Уже не на замке… Кто-то заманил в башню Лешу. Заманил, чтобы убить.

– Хочешь и в этом обвинить Максима? – Глаза Лисапеты сузились до маленьких злобных щелочек. – Еще и в этом, да?

– Я его никогда не обвиняла… – На мгновение, всего на секунду в Мирославе встрепенулся испуганный ребенок. Встрепенулся, задвинул взрослую и рассудительную тетю в каморку с ментальным хламом и запер дверь на ключ. – Я никогда его ни в чем не обвиняла! Я не видела лицо своего убийцы!

Мирославе казалось, что она кричит, но на самом деле голос ее был едва различим. Они сипела, как столетняя старуха, сипела и дергала ворот худи, потому что вдруг начала задыхаться. Самое время сделать над собой усилие и вернуть контроль запертой в кладовке тетеньке. Мирослава закрыла глаза, собираясь с духом, а потом повторила уже другим, холодным и рассудительным тоном:

– Я не помню человека, который напал на меня тринадцать лет назад, но сейчас все повторяется. Понимаете, Елизавета Петровна?

– Что повторяется? – теперь уже голос Лисапеты упал до слабого сипа.

– Все повторяется. Лёху убили! Девочку задушили! На башне по ночам зажигается свет!

– Светоч, – поправила ее Лисапета. – Максим называл их Светочами.

– Он их тоже видел?..

– Говорил, что видел.

– А вы?

– А я – нет. – Лисапета покачала головой. – Он говорил, что это такая фата-моргана, такой вот мираж. Только это не картинка, транслируемая из каких-то далеких далей… Это картинка, транслируемая из прошлого.

– Отсвет Светоча, – сказала Мирослава шепотом.

– Что? – Лисапета взглянула на нее удивленно.

– Леша говорил, что свет, который я видела, – это отсвет тех Светочей, что сгорали здесь в прошлом. Как эхо, понимаете?

Лисапета посмотрела на нее с жалостью, потом протянула руку и погладила по голове, как маленькую.

– У каждого из нас свое эхо, – сказала она. – Правда же? Просто, кто-то его слышит, а кто-то нет. Вот ты, например, слышишь. Максим и этот несчастный слабоумный мальчик тоже слышали.

– А вы? – задала Мирослава самый последний вопрос.

– А я слишком приземленная для таких вещей, – сказала Лисапета и улыбнулась. – Надеюсь, я ответила на твои вопросы? Могу я теперь уйти? Холодает. – Она поежилась.

– Конечно. – Мирослава разжала пальцы, выпуска рукав ее кофты. – Простите, что я так… напористо.

– Ты всегда была очень решительной девочкой. Самой решительной из всех детей, которых я знала, – сказала Лисапета и, сунув руки в карманы кофты, побрела прочь.

* * *

День выдался сумасшедший. Его символом стал мертвый парень у подножья башни. Нет, не мертвый, а убитый – в этом у Самохина не оставалось никаких сомнений! Как не оставалось у него сомнений и в том, что смерть парня могла быть куда страшнее и мучительнее, не окажи он активное сопротивление нападавшему. Что из этого следовало? Что преступник был слабее жертвы? Очевидный факт! Самохин не видел в Горисветово ни одного мужчины, крупнее и сильнее жертвы. Но определенные силы или, скорее, навыки у нападавшего имелись. Он ведь попытался затолкнуть парня в клетку и почти в этом преуспел. Или сработал фактор везения? Почти сработал. Жертва и убийца были знакомы? Наверняка! Кто бы, находясь в здравом уме, поперся посреди ночи с незнакомым человеком в аварийно-опасную башню?! Впрочем, парень не был в здравом уме. Об этом говорили свидетели: Мирослава с Артёмом Морозовым. Это подтверждали и официальные документы, которые с поразительной оперативностью предоставили местные органы.

Парень, которого звали Алексеем Бойко, а Мирослава звала по-свойски Лёхой, уже однажды попадал в беду. В этой самой башне и попадал. Тринадцать лет назад. Вот такое удивительное совпадение! Как ни крути, а корни нынешних преступлений нужно искать в событиях тринадцатилетней давности. Если не столетней… Но зарываться в пласты веков Самохин пока не собирался, ему бы для начала разобраться с десятилетиями.

И что он имеет в сухом остатке? Это, если отбросить всякие байки о Светочах и прочий местный фольклор. В сухом остатке у него то же самое место