Возвращение Прославленных - Си Цы Страница 38

И Итиро протянул самую большую рыбину Бёрнис, которая с удовольствием тут же вонзила в неё хищные зубки.

Дальше посиделки пошли веселее. До потёмок Марио слушал о приключениях визидаров. Об их долгом пути к нему. Как только рассказ подходил к неожиданному повороту, Марио каждый раз бросал есть рыбу, шлёпал себя по тощим волосатым коленям, и восклицал:

— Вот это жизнь! Да, смелые вы ребята. Я б такого не пережил.

— Но ты такой же, как и мы, — возразила Бёрнис.

Они с Мэдлин уже успели возвести во дворе хижины палатку, и устроиться там.

— Нет, я не такой. И я должен быть здесь. У сенота, — махнул рукой Марио, — я не такой сильный, как вы.

— Ремесленникам нужна не сила, а ум, — задумчиво проговорил Тафари.

— Пойдём с нами! Пойдём. Ты из рода Прославленных визидаров. И нас очень всех ждут, — сказала Мэдлин, расчёсывая гребнем белые волосы.

— Да вы такие ловкие! И без меня справитесь, — ответил ей Марио и пошёл в хижину.

— Что мы его уговариваем? — глядя ему вслед, наконец, не выдержал, Стурла. — Чёртов Рыболов. Пойдём без него! Не думаю, что он нам может чем-то помочь. Будет только обузой. Нам всю дорогу ему сопли вытирать?!

— Успокойся, Стурла, — сказал назидательно Тафари, — мы не знаем, что он пережил. Но если в нём течёт кровь визидаров, то вряд ли он такой от природы.

Тафари обошёл с фонариком окрестности, и, успокоившись, что им ничего не угрожает, пошёл спать. Постепенно лагерь путешественников затих. Все, найдя себе место поудобнее, заснули.

У костра осталась Бёрнис. За ней, сквозь щель из хижины, наблюдал Марио. С одной стороны, он привык жить один и желал, чтобы ремесленники поскорее ушли, а с другой — его ужасно тянуло к визидарам. Обычно ночью он не спал, прислушиваясь к звукам из зарослей. А сегодня впервые ему не было ночью страшно. Марио ещё немного постоял у двери, а потом всё же решился — вышел и подсел к огню.

— Ты думаешь, я очень плохой? — спросил Рыболов, не смея поднять на девушку глаза.

— Я думаю, ты чем-то напуган, — спокойно ему ответила Волчица, — как и все мы. Столетия наши предки живут, боясь, — она вздохнула, — но всегда приходит время дать бой. И самый главный бой в жизни — всегда со своими слабостями и страхами. Победишь себя — победишь любого.

Они помолчали.

— Знаешь…я ведь знаю, где наш тол, — шепотом, оглянувшись на спящих, сказал Марио.

Волчица внимательно посмотрела на него. В его глазах стоял ужас. Кажется, он сам испугался того, что сказал. Бёрнс кивнула ему, но промолчала. Она ждала, пока Марио заговорит сам.

— Он там…в этом чёртовом сеноте, — тихо сообщил Рыболов. — Отец с дедом всю жизнь его искали. Дед был самым ловким ныряльщиком в семье. Он говорил, что там, внизу сенота есть ходы в пещеры. Даже план начертил. Но потом…потом однажды он вынырнул весь израненный, словно его жевали…

Марио замолк. Бернис взглянула на него. Он вперился в одну точку. Его мелко трясло, зрачки расширились, губы дрожали, лоб покрылся испариной.

— И вынырнул дед седым, — добавил Марио. — Когда он смог говорить, рассказал, что там, в пещерах живёт кеатли. Кеатли сторожит наш тол…

— Кеатли? — переспросила Бёрнс.

— Да…Мой дед… если бы ты знала, какой это был храбрый человек! Ничего не боялся, — Марио помолчал, — потом, когда его раны зажили, то дед упорно продолжал нырять в сенот снова и снова. Пока не погиб… После него это стал делать отец. И однажды…Однажды кеатли вынырнул из сенота. Это было огромное чудовище…Я никогда не забуду его жуткую пасть, полную зубов. Зубов…тысячи зубов…один ряд за другим…острых зубов…

Марио опять задрожал. Бернис успокаивающе погладила его по спине.

— Он заглотил отца, в одну секунду…Отец только успел крикнуть: «Сынок, найди тол».

Марио заплакал, размазывая кулаками слёзы по лицу.

— Но я вернулся домой, нашёл бутылку, положил туда все дедовы планы. К ним сунул адрес того господина, которому отец собирался написать. И зарыл эту бутыль. Чтобы забыть. Но не забывается… Стоит перед глазами, как только приходит темнота. Поэтому я не сплю. Меня каждую ночь пожирает кеатли. Всё, что мне досталось от родни-визидаров: вот этот нож, — он показал на небольшой ножик, в самодельных ножнах у себя на поясе, — крючок, и этот жуткий страх внутри…

Марио закрыл лицо руками и, качаясь, завыл. От этого звука визидары повскакивали, озираясь.

— Что с ним? — спросил Итиро.

Тафари подошёл и стал гладить Марио по волосам. А тот не мог остановиться и всё плакал и говорил. Потом, когда почти выдохся, сквозь рыдания стал бормотать:

— Я хочу идти с вами! Хочу! С вами надёжно. Я чувствую в вас своих. Но чтобы идти, надо достать тол. А я не могу… И потом даже дед говорил, что до главной пещеры не доплыть — не хватает воздуха. Так что, если я прыгну туда, то, в конце концов, погибну как они. Невозможно оттуда достать тол. Разве только что стать рыбой и научиться дышать под водой…

— Это как раз дело нехитрое, — мягко сказал Тафари, — не плачь. Мы поможем тебе. Где ты закопал планы деда?

Марио махнул рукой на заброшенный огород.

— Вон там, где растёт перец.

Кусты перца давно уже росли сами по себе. За долгое время они разрослись и заполонили собой пол огорода. Длинные жгучие перцы разных цветов, похожие на скрюченные пальцы, висели повсюду. Старые стручки падали на землю и прорастали новыми кустами.

Пока визидары перерывали огород в поисках записей, пропитались этим перцем вдоволь. Он жёг, и их кожа покрывалась волдырями. А Стурла случайно потёр лицо рукой и долго скакал от горящей боли в глазах.

Наконец, в руках Мэдлин мелькнула пузатая бутылка.

— Эта? — спросила она с надеждой у Марио.

— Ага, — шмыгнул он носом.

Вернулись к огню, вскрыли бутыль и вытащили оттуда две записки. Одна была очень старой. Казалось, она сейчас развалится в руках у Тафари. Но он бережно её развернул и прочёл:

«Франция, Шер. Замок Дурдуа-Кашон. Граф Леонар Жобен».

— Ничего себе, — почесал бороду Стурла, заглядывая через плечо Тафари, — наверное, этот граф Жбан — предок следующих визидаров?

— Не Жбан, а Жобен, — поправил его Тафари.

Во второй записке был план хитроумных ходов и переходов пещер сенота. На большом листе из странного материала, но это никак не был бумага, дед Марио оставил